Он не сказал «Привет» в ответ, но впустил меня.
В доме никого не было, кроме Лии и Дэйна. Я подумал, что, может быть, они теперь будут жить вместе одни, без взрослых.
Я поднялся наверх и открыл, толкнув, дверь Лии. Она сидела там на кровати в пальто, в капюшоне с меховой оторочкой, который делал её похожей на зверька. Зверька, который может лазить по деревьям. Я сказал:
– Лия?
Только слова остались незаметными для её ушей.
– Лия?
– Лия, это я.
– Филип.
Я сел рядом с ней на кровать и увидел отражение её лица в окне. Оно было прозрачным как приведение, оно не плакало, оно было никакое, и я оглянулся на плакаты, которые все улыбались, будто им не было дела до происходящего. Я сказал:
– Лия, прости.
Она впивалась ногтем правого большого пальца в левую руку, на которой появилась кровавая смайл-скобка, и она сказала медленно тихим, как воздух, голосом, почти пропела:
– Ушёл и умер, ушёл и умер[35].
У окна было письмо и в голубой обложке два билета с надписью: «Авиалинии Новой Зеландии». Я спросил:
– Они от твоей тёти? Ты собираешься жить в Новой Зеландии?
Её голова слегка склонилась на левую сторону, глаза стали больше в отражении, а она продолжала повторять:
– Ушёл и умер, ушёл и умер, ушёл и умер, ушёл и умер, ушёл и умер.
Я сказал:
– Лия. Лия?
Я увидел, как её ноготь ещё глубже впивается в руку, и я попытался заглянуть ей в лицо, но там был только её капюшон, поэтому я посмотрел в окно и вздрогнул, потому что рядом с ней в стекле был кто-то ещё с лицом красным, как у Дьявола, и он обнимал её рукой, и он сказал: «Уж не малыш ли это Филип?»
Мистер Фэйрвью Заставляет Меня Сказать Правду
Я резко вскочил с кровати и посмотрел, он был там рядом с Лией. Его обгоревшее лицо смотрело на меня из-за её капюшона, а его обожжённая рука лежала у неё на плече. Это был Мистер Фэйрвью в чёрных, как уголь, одеждах с дырами, через которые пробивалась краснота. Лия его не видела и не слышала. Она вдавливала ноготь всё глубже и пела шёпотом попсовую песню:
Мистер Фэйрвью встал с кровати, у него на голове не было ни волос, ни бровей, только сплошные извилистые шрамы, так что голова его была похожа на лист скомканной бумаги. Он подошёл ко мне ближе и сказал: «Он не может справиться с Муками, малыш Филип».
Я сказал:
– Пожалуйста.
Лия продолжала петь, а Мистер Фэйрвью сказал, приложив палец к невидимым губам: «Тс-с! Тс-с! Ты это слышишь, Филип? Ты слышишь его крики? Он выкрикивает твоё имя, Филип, но ты его не слышишь. Ты слышишь его, Филип?»
Я покачал головой.
Мистер Фэйрвью сказал: «Грешникам нет покоя. Нет мира. А ты грешник, Филип? Ты грешил? Я думаю, наверняка, Филип. Я думаю, именно поэтому я здесь. Ты согрешил?»
Я покачал головой.
Мистер Фэйрвью замолчал, а я увидел чёрную кость его челюсти и свисающую кожу. Он сказал: «Даже призракам он теперь не нужен, Филип».
Я сказал:
– Пожалуйста, оставьте меня в покое.
Мистер Фэйрвью сказал: «У Клубов есть правила».
Я сказал:
– Пожалуйста.
Мистер Фэйрвью сказал: «Я сказал им правду, Филип».
Я крепко зажмурился, но всё ещё слышал его голос.
Я открыл глаза и посмотрел на Лию, она была в своём капюшоне и что-то бормотала, а Мистер Фэйрвью посмотрел на неё и произнёс: «Мой Ягнёночек».
Затем он посмотрел на меня и сказал: «Расскажи правду, Филип».
И он повторял это снова, и снова, и снова: «Скажи правду, скажи правду, скажи правду, скажи правду».
Его слова отбросили меня обратно к шкафу, а потом я выскочил из комнаты и побежал вниз по лестнице, мимо слов в рамке на стене: «Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными»[37], я добежал до задней двери. Дэйн курил на улице.
Мистер Фэйрвью замерцал рядом с ним и закричал от Мук, а потом сказал: «Ты должен сказать ему, Филип. Ты должен, наконец, излить душу, Филип. Или я останусь здесь навсегда, Филип. Я буду следовать за тобой, куда бы ты ни пошёл».
Я сказал:
– Дэйн.
Он посмотрел на меня и всосал сигарету в себя.
Я снова сказал:
– Дэйн.
– Что? – донеслось из облака дыма.
Я посмотрел на его большую руку, когда он сосал сигарету, держа её широкими пальцами почти без ногтей.
Я сказал:
– Я знаю, кто устроил пожар.
Дэйн посмотрел на меня так, будто я толкнул его, и спросил:
– Что?
Я сказал:
– Я знаю, кто устроил пожар.
Он выпустил кольцо дыма изо рта, а потом выпустил ещё дыма и разрушил кольцо.
Дэйн сказал:
– Забудь об этом, Филип.
Дэйн не понял, поэтому я сказал:
– Я не могу.
Я оглянулся на дома за своей за спиной, и ни в одном из окон не горел свет, значит, там никого не было, и никто не увидит, как Дэйн меня убьёт.
Он сказал:
– Ты, сука, о чём?
Он отщёлкнул сигарету на землю, она покатилась по бетону в лужу и потухла.
Он достал что-то из кармана, что-то чёрное, и вытащил из него металл, как зеркало, но это было не зеркало, а нож. Он начал соскребать цемент со стены, создавая облачко пыли.
Призрак Мистера Фэйрвью посмотрел на меня и сказал: «Говори».
Я сказал:
– Я сделал это.
– Что? – спросил Дэн.
Я сказал:
– Пожар.
– Ты о чём вообще? – спросил Дэн.
В одном из соседних дворов залаяла собака, и лай превратился в крик.
Мистер Фэйрвью сказал: «Повтори».
Я сказал:
– Я устроил пожар. Я поджёг Автосервис.
Слова теперь были в мозгу Дэйна, и становились всё больше – Я ПОДЖЁГ АВТОСЕРВИС – и выдавливали его глаза наружу.
Он спросил тихим голосом, но кричащим лицом:
– Ты – что?
Я ответил:
– Я устроил пожар.
Его рука, которая не держала нож, была на моем лице, сжимая мои щеки, и вытягивая голову из моего тела.
Я сказал:
– Мне очень жаль. Это был несчастный случай. Я хотел убить Дядю Алана.
Он не мог правильно расслышать мои слова, потому что я не мог пошевелить ртом, ведь его рука сжимала мои щеки.
Призрак Мистера Фэйрвью теперь был у самого уха Дэйна и говорил: «Сделай это, сынок. Убей его. Отомсти за меня. Позволь мне упокоиться».
Дэйн прижал мой затылок к кирпичной стене у кухонного окна, мне было больно, а потом я почувствовал холодный металл на своей шее и подумал, что через двадцать секунд я УМРУ. Он отрежет мне голову и засунет её в банку, как делали Друиды, когда Римляне пришли в Англию.
Он сказал:
– Заткнись, заткнись, заткнись.
Я сказал:
– Мне очень жаль. Я пошёл в Автосервис. У меня было немного Магния. Я поджёг его, чтобы убить моего Дядю.
Он сказал:
– Почему ты, сука, так говоришь?
Я сказал:
– Мне очень жаль.
Он сказал:
– Что, чёрт возьми, с тобой происходит? Что за хрень ты несёшь?
Я сказал:
– Мне очень жаль.
Он сказал:
– ЧТО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, С ТОБОЙ ПРОИСХОДИТ? ЧТО ЗА ХРЕНЬ ТЫ НЕСЁШЬ?
Я сказал:
– Мне очень жаль, Дэйн, прости. Я не знал, что твой Отец там был.
Мистер Фэйрвью сказал Дэйну: «Позволь мне упокоиться. Позволь мне упокоиться».
Нож щекотал мне шею, и я закрыл глаза, и я ждал, что он вонзится, и кровь забрызгает Дэйну всё лицо и даже серьгу в брови. Я гадал, сколько времени потребуется, чтобы мой мозг умер. Я надеялся, что Дэйн сделает всё правильно, а не как Император Нерон, когда хотел покончить с собой, но не смог правильно воткнуть нож, так что ему пришлось просить своих солдат помочь ему.
Я думал: «УБЕЙ МЕНЯ БЫСТРО, УБЕЙ МЕНЯ БЫСТРО, УБЕЙ МЕНЯ БЫСТРО», но потом я подумал о Муках и о Маме, и подумал, что не хочу умирать.
Теперь мои глаза были открыты, и я увидел чистое небо в звёздах. Некоторые из них были мертвы, а некоторые живы, но этого нельзя было знать наверняка, потому что их свет всё ещё сиял.
Мистер Фэйрвью сказал: «Сделай это, сынок. Нажми на нож».
И Дэйн сказал себе:
– Сделай это! Сука, сделай это! Сделай это! Сука, сделай это! СУКА! Тряпка! Сделай это!
Тогда я подумал, что вот и всё, конец, но это был не конец, потому что он бросил нож и взревел, как животное. Я не знал, почему он бросил нож. Я не знал, было ли это из-за Лии, Новой Зеландии или его Отца.
Он отвернулся, а я смотрел ему в спину, и он сказал самым тихим в мире голосом:
– Больше не возвращайся, или я убью тебя, Филип. Если ты скажешь Лие, я убью тебя. Я убью тебя. Я, сука, клянусь.
И он не обернулся, а я подошёл к воротам, открыл их и пошёл прочь, а Мистер Фэйрвью остался с Дэйном и не последовал за мной.
Кое-Кто Зашёл Повидать Меня
Было шестое декабря, и это значило, что осталось всего четыре дня до того, как Призрак Отца навечно останется в Муках.
Я не знал, что делать, потому что я не знал, что правда, а что – нет. Раньше я думал, что что-то может пойти не так, если ты слабак, слишком долго ждёшь или ничего не предпринимаешь, но теперь я знал, что всё может пойти не так, даже если ты что-то делаешь, когда то, что ты делаешь, неправильно. И даже если то, что ты делаешь – правильно, всё равно всё может пойти не так, как надо. В конце концов, получается, что совершить что-то одно невозможно, потому что, когда ты делаешь одно, затем всегда происходит что-то другое, и ещё, и ещё, и ещё, и ещё, и ещё, и дальше больше.
Это были выходные, и Терри-Сонный Глаз всё утро провёл у нас в Гостиной, разговаривая с Дядей Аланом и Мамой о похоронах Мистера Фэйрвью, на которые они ходили днём раньше. Потом Дядя Алан и Терри-Сонный Глаз спустились вниз и вышли на улицу, а я решился зайти в Гостиную повидать Маму.