У меня перехватило горло, и я закашлялась. Какой кошмар, неужели они принимают мою наивную вербальную «самооборону» всерьез? И что теперь делать? Кто мне поможет? От страха я окончательно потеряла дар речи и способность здраво соображать.
– Как утверждают свидетели, вас с пострадавшим связывали… м-м-м… личные отношения, – заметил второй.
– Нет! – Это кошмарное предположение неожиданно встряхнуло меня, придав сил. – Нет, нет и нет! Только не это… Не с этим гнусным, лживым, подлым хлыщом! Я ненавидела его – да, а ложиться с ним в постель – увольте! Лучше бы и правда убила…
По торжествующим лицам следователя и его помощника я вмиг поняла, что сболтнула лишнего. А ну-ка, не паникуй, Рита, попробуй мыслить логично, вспомни свою любимую дедукцию…
– Послушайте, да мало ли что мы несем, когда возмущены или обижены, – попыталась втолковать я. – Да, мы ненавидели друг друга, соперничали, но, клянусь, я его не убивала! Давайте разбираться. Я далека от спорта, а он какой-никакой, но все же мужчина. Как, скажите на милость, я могла с ним расправиться?
– Очень просто, – с готовностью ухватился за вызов второй. – Как показала предварительная экспертиза, в крови пострадавшего было значительное количество алкоголя. С таким пьяным человеком мог справиться кто угодно. У нас есть кусок записи этого вашего концерта… или праздника. Там четко слышно, как вы называете его пьяным. Поняли, что подвернулся подходящий момент, и…
– А орудие убийства? – Несмотря на ужас положения, меня охватил азарт детектива. – На мне почти прозрачное платье без карманов. На руке крошечная сумочка, в которую я с трудом запихнула мобильный. Откуда я взяла… чем там его убили?
– Рядом с местом происшествия был найден нож, небольшой и тонкий, вроде стилета, с тщательно стертыми отпечатками пальцев, – удовлетворил мое любопытство следователь. – Вы вполне могли предварительно спрятать его где-нибудь на берегу. Или незаметно держать все это время при себе. Свидетели утверждают, у вас в руке что-то все время звякало.
О, силы небесные! Не «в руке», а «на руке»! Я потрясла запястьем, на котором по-прежнему болтался замысловатый, петлей огибавший средний палец браслет. Но моих собеседников это, похоже, не убедило.
– Библиотекарша рассказала, что накануне вы взяли книгу, – порылся в записях главный. – Так-так, Агата Кристи, «Убийство в «Восточном экспрессе»… Заранее готовились, изучали способ совершения преступления?
– Да с чего бы это? Не смешите! – Впору было зайтись от негодования. – Ну, взяла я эту книгу перечитать, и что дальше? Антенну после грозы так и не починили, Интернета нет, чем еще заниматься? И что мне там изучать, я всю Агату Кристи наизусть знаю…
– Оно и видно, – кивнул помощник следователя. – Книга, согласен, не улика. А вот алиби у вас нет. По данным экспертизы, смерть наступила в промежутке между десятью вечера и одиннадцатью пятнадцатью. Праздник начался в девять вечера, еще примерно с час вы помогали развлекать публику, а потом как сквозь землю провалились. Отдыхающие не помнят, чтобы вы водили с ними хоровод или участвовали в обряде с пусканием венков по воде. Где же вы пропадали все это время?
Я обреченно уронила голову. В указанный час я брела по берегу в полном одиночестве и глотала слезы, думая о своей загубленной любви. Теперь, выходит, пора было переживать о загубленной жизни. Те, кого я подслушивала, меня не видели, так что рассказывать о странном разговоре представлялось бессмысленным. Маша подбежала ко мне позже, а ее разъяренный отец подошел и вовсе ближе к полуночи…
По щекам заструились слезы. Все это время я как-то держалась, не веря, что меня можно всерьез заподозрить в убийстве. Теперь же реальность предстала передо мной в кошмарном свете. Как бы смехотворно ни звучали некоторые домыслы свидетелей, у меня был мотив – и не было алиби. Я пыталась оправдаться, но невольно лишь убеждала в справедливости подозрений. Если продолжу в том же духе, точно окажусь за решеткой.
– Вижу, вы мне не верите. Все, больше ни слова без адвоката, – смахнув слезы, строго произнесла я, решив бороться до последнего. И снова вспомнила свои потуги в юридической журналистике. – Я задержана? Тогда, если не ошибаюсь, у меня есть право на один телефонный звонок, и мне хотелось бы этим правом воспользоваться.
Мужчины переглянулись, и первый молча положил передо мной телефон – спасибо мой, ведь я не помнила наизусть номеров мобильных. Я схватила телефон, занесла пальцы – и застыла на месте, с ужасом осознавая, что не знаю, к кому обратиться.
Неизвестно, сколько времени я просидела в ступоре с телефоном в руке. Меня не торопили, даже наоборот, с любопытством опытных психологов взирали на мою реакцию. А я усилием воли пыталась успокоиться и принять верное решение.
Родителей и Аньку я отмела сразу. Первые накрутят себя до сердечных приступов, вторая понесется спасать и устроит хайп до небес, с привлечением общественности и представителей СМИ. Обращаться к коллегам бессмысленно – стараниями Живчика они давно и безнадежно ненавидят меня. Звонок издателю станет лишним подтверждением нашей мифической любовной связи, и тогда мне точно придется уволиться, чтобы не слышать насмешек за спиной. Несколько не самых близких подруг и приятелей отпадали – они вряд ли приняли бы мою проблему близко к сердцу.
Оставался Ваня, верный друг Алика, а теперь и мой друг. Помнится, он призывал без стеснения звонить в любое время дня и ночи, если потребуется помощь или просто захочется поговорить. Правда… в последнее время наше общение стало будто бы формальным. Ваня исправно, раз в неделю, объявлялся по мессенджеру, дежурно спрашивал, как дела, а в ответ на мои вопросы отделывался вечным «Все в порядке, по-старому» и спешно отключался. Я терялась в догадках, что же означает это «по-старому», и всерьез опасалась, что девушка Вани, она же сестра Алика, снова сорвалась. Несколько лет назад враг их семьи подсадил ее на наркотики, и с тех пор борьба со страшной зависимостью шла с переменным успехом. В последние месяцы бедняжка, кажется, пошла на поправку, но что тогда означало странное поведение Вани? И разве я могла тревожить его в столь серьезный момент?
У меня был в запасе еще один вариант – пустить в ход деньги, к которым я пообещала себе никогда не прикасаться. Алик оставил мне внушительную сумму, часть вырученного от продажи его квартиры. Я не могла принять эти деньги и все рвалась перевести их на счет семьи Алика, но Ваня категорически отказался помогать, заявив, что не пойдет против воли друга и не сообщит мне номер счета его родных. Теперь я могла нанять какого-нибудь именитого адвоката, ведь выйти под залог, будучи подозреваемой в убийстве, мне явно не светило. Стоп… я ведь никого не убивала, а растратить чужие миллионы всегда успею!
Осознав, что придется выбрать из всех зол меньшее, и уже мысленно смиряясь с манифестацией у зарешеченных окон этой каталажки, я занесла палец над номером Аньки. В этот самый момент дверь кабинета резко распахнулась, и на пороге возникла мощная фигура, от размашистых движений которой веяло яростью. Следом семенила какая-то девушка в форме, явно пытавшаяся образумить нарушителя спокойствия.
Он, между тем, вылетел в центр комнаты и с размаху затормозил. Присмотревшись, я ахнула: свирепо скалясь, на меня взирал тот самый громила с берега, хамоватый отец Маши. На нем красовались те же футболка и джинсы – возможно, он тоже провел несколько часов в этом самом здании.
– Все в порядке, – кивнул главный девушке, и та поспешила удалиться, плотно закрыв за собой дверь. – Вы что-то хотели?
Громила помедлил, собираясь с мыслями.
– Да, хотел! На каком основании вы держите ее тут? – Он снова стал говорить обо мне в третьем лице, но на сей раз мне было не до возмущений. И… неужели в его тоне слышалось искреннее волнение?
– Мы не обязаны перед вами отчитываться, но раз вы настаиваете… – буркнул следователь. – Гражданка подозревается в убийстве. Как следует из свидетельских показаний, у нее был мотив. А вот алиби по-прежнему не установлено.
– Я ее алиби! – вдруг рубанул мой знакомый и на мгновение смолк, будто сам удивившись этому порыву. Потом с жаром продолжил: – Да, я! Все время после того как она закончила крутиться на этом празднике, мы были вместе.
– Вместе? – с иронией уточнил первый, явно не поверив ни слову. – Вы, конечно, осведомлены об ответственности за дачу заведомо ложных показаний? И чем же вы занимались?
– Чем? – Громила на секунду смешался, а потом, снова придав лицу свирепое выражение, рявкнул: – Какая разница? Разговаривали, гуляли, ужинали, купались, мотались в город, играли в карты, смотрели кино, пили водку, прыгали через костер… Мало ли чем! Это не ваше дело.
– Как раз наше, – вступил второй и прищурился, вглядываясь в лицо громилы. – У вас-то, насколько я помню, алиби как раз есть, свидетели видели вас в толпе участников праздника… А у гражданки – нет.
– Да сколько можно говорить! – «Халк» зашелся в такой ярости, что, казалось, вот-вот сокрушит все вокруг. – Мы были вместе. Развлекались, ясно? Нашли укромное местечко вдали ото всех и кувыркались, прямо у берега, в траве! Тра-ха-лись! Теперь понятно?
– Что? – невольно вырвалось у меня, и спаситель пронзил меня грозным красноречивым взглядом. Я мигом считала его посыл: «Подыгрывай, если не хочешь попасть за решетку». – Ну… то есть… Да, мы были вместе.
– Сильно сомневаюсь, – покачал головой следователь и, красноречиво оглядев поношенные джинсы и грязную футболку моего новоиспеченного «любовника», шепнул коллеге: – Видал парочку? Как в сказке – красавица и чудовище. Или принцесса и свинопас, недавно ребенку читал. Вот ведь цирк…
– Что-о-о? – Громила, как на грех, услышал последнюю фразу. Но, вопреки моим ожиданиям, не разнес кабинет в пух и прах, а горделиво выпрямился и свысока взглянул на присутствующих. Его лицо разгладилось, приобрело благородное выражение, и я снова ахнула. Эти крупные черты, небольшие умные светло-карие глаза, пухлые губы… кого же он мне напоминал? – Да как вы смеете? Я – уважаемый человек, предприниматель, из приличной семьи. Мой отец, между