– Какая разница? – обрушился на меня он. – Зачем ты вообще сюда поднялась, что тебе здесь нужно? Ну, стоит тут эта картина, никого не трогает. Нашла, к чему прицепиться!
Аникеев-младший уже пыхтел от негодования и явно сдерживался из последних сил, чтобы не наговорить лишнего. Я же немного пришла в себя после первого шока – и тут же устыдилась проявленной наглости, которая вообще-то была мне несвойственна. Сейчас требовалось загладить бестактность, спокойно объяснить все моему благодетелю и попробовать добиться от него внятного ответа.
– Ты прав. Прости, пожалуйста. – Судя по всему, мне удалось обезоружить Костю, раз он вмиг потерял дар речи и в изумлении открыл рот. – Мне не следовало подниматься, но я услышала странный шум, доносившийся отсюда. Возможно, кому-то требовалась помощь… так я подумала. И на автомате двинулась сюда. А потом увидела картину…
Похоже, мне удалось немного смягчить его гнев, раз Костя выдохнул, отказываясь от полемики, и тоже подошел к портрету.
– А чем тебе не понравилась эта картина? – поинтересовался он, вглядываясь в холст. – Девушка, солнце, раннее утро… Не шедевр, конечно, но, по-моему, довольно мило.
– Не шедевр? – возразила я с таким пылом, что собеседник нервно дернулся и стал буравить глазами уже мое лицо. – Наоборот, для меня все в этой картине близко и понятно, поэтому я и расспрашиваю. Конечно, за последние дни произошло столько всего, располагающего к паранойе, но… Словом, я, кажется, пока в своем уме, но голову даю на отсечение, мне знакома каждая деталь этой картины. Я жила в этом, понимаешь! А, да что там говорить…
Не давая Косте опомниться, я потянула его в сторону висевшего на противоположной стене зеркала, в котором так удобно отражалась картина. Отпустив ладонь в который раз оторопевшего от неожиданности хозяина дома, я встала перед зеркалом, точно повторив позу девушки с картины. Потом тряхнула головой и дернула левой рукой – волосы разметались, а огромная белая футболка сползла, явив три родинки – две маленькие и одну побольше – почти на плече, чуть пониже ключицы.
– Смотри, все точно так же! И антураж этот мне знаком, окно, крыши… Так меня мог видеть лишь один человек, но… картину писал точно не он. Во-первых, сам мне признавался, что не умеет даже толком рисовать, несмотря на годы учебы. И главное, его уже нет в живых… – Голос предательски дрогнул, и я поспешила сойти с опасной темы. – Ну посмотри же, Костя! Ты не можешь не признать, что очень похоже!
Только сейчас я осознала, что суетливо, без умолку тараторю, а грубоватый детина молча стоит как вкопанный и, краснея, взирает на мою грудь, наполовину обнажившуюся от размашистых нервных движений. Я поспешила подтянуть футболку наверх, и Костя поднял на меня многозначительно потяжелевший взор. Только этого не хватало! Лучше уж быть потерявшим разум пугалом, чем утвердиться в амплуа «нимфы легкого поведения» и дурить головы чужим мужьям!
Я лихорадочно огляделась, решая, как выйти из щекотливой ситуации. И тут разрозненные детали наконец-то стали собираться в единый пазл. Комната, где я провела ночь, явно принадлежала мужчине. Выходит, я невольно «выселила» Костю из его спальни, заставив на время перебраться в мансарду. Устраивая на ночь, хозяин дома переодевал меня – и наверняка заметил пресловутые родинки. Которые и запечатлел на картине – судя по всему, этой же ночью. Утром сюда заглянула его жена, увидела портрет и устроила скандал с битьем посуды. А что, вполне логично – на ее месте я и не такое выкинула бы!
Конечно, мое объяснение вышло довольно корявым. Получалось, что супруги почему-то занимали разные комнаты, но в семьях случается всякое… Смущали и крыши… Впрочем, этот дом явно выше соседних, и художник просто изобразил то, что видел перед собой. Труднее всего было представить такого громилу с изящной кисточкой в мощной лапе. Хотя, опять же, чего в жизни не бывает, вдруг ему передались творческие гены отца…
Я почти удовлетворилась шаткими умозаключениями, но вдруг вспомнила тот подслушанный ранним утром разговор. Помнится, тогда я проснулась от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Неужели ко мне пожаловал неведомый призрак, который, вдохновившись моими прелестями, за несколько часов создал этот портрет? Какой ужас… Перед мысленным взором предстал перечень тревожащих симптомов из области психиатрии, и я мысленно поставила галочку у строки «Бредовые идеи».
В отель я вернулась только к обеду, проведя всю первую половину дня у Аникеевых. Сначала мы позавтракали яичницей с колбасой и помидорами, которую со знанием дела приготовил Костя. После еды Маша попросила заплести ей крепкую косичку и, когда я, умевшая делать только пучки на скорую руку, позорно не справилась с задачей, предложила заняться моими волосами. Это устраивало меня гораздо больше, и я терпеливо ждала, пока малышка не соорудила вполне сносную для своего возраста прическу. Кстати, в доме не оказалось ни намека на присутствие матери девочки. И когда хозяину дома потребовалось срочно отъехать на пару часов, я вызвалась посидеть с Машей.
Мы чудесно провели время: перепачкавшись мукой, налепили котлет и напекли пирогов, потом, хохоча, убирали учиненный на кухне погром. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что разговариваю с Машей, как с давней подругой, причем довольно взрослой. Мне нравилось общаться с детьми, но в ближнем кругу их не было, и я представить себе не могла, что некоторое время в компании смышленой крошки доставит мне такое удовольствие. Я даже пожалела, что не смогла остаться подольше: внезапно пробудившийся к жизни телефон отозвался двумя десятками сообщений. Кое-как успокоив родителей, я набрала обыскавшейся меня Катюше.
– Рита, я все знаю! – сбивчиво заговорила она. – Прости, не успела твой стол проверить. Прибежала, когда там уже рылся этот… все время забываю его имя, никчемный такой из отдела маркетинга. Он нашел твой легендарный список и выслал следователю по факсу.
Понятно, меня «сдал» тот противный подпевала Живчика, которому нравились мои сись… моя грудь. Чего-то подобного я и ожидала. Но Катюша явно была взволнована не этим.
– Издатель просил передать тебе, что задание остается в силе, – сообщила она и бесхитростно добавила: – Надеюсь, нашего заклятого «друга» спровадили на тот свет не из-за этого. То есть… Ох, прости, дорогая, что я несу! Достаточно было пообщаться с Живчиком пару минут, чтобы проснулся инстинкт убийцы.
От замечания Катюши мне стало не по себе. Собственно, я и сама не могла не думать о том, что конкурента убили из-за злосчастного интервью.
– Не знаю, не знаю… Если честно, иногда я подумываю бросить «расследование». А с ним и эту работу, – призналась я.
– Тогда шефу сильно не поздоровится, – хихикнула приятельница и понизила голос. – Представляешь, к нам тут заявился этот загадочный спонсор. По виду бандюга, с сопровождением, на шикарной тачке. Я как раз к издателю шла, так и застыла у двери, пока охранники меня не спровадили. Но кое-что успела услышать, спонсор этот громко вякал… Мол, ему нужен результат, и гибель какого-то папарацци его не остановит. Потом зашел разговор о тебе. Шеф сказал мимоходом, дескать, может, отозвать тебя, все-таки молодая женщина, не справишься. А бандюга разорался, пригрозил. Говорит, уберешь ее – сильно пожалеешь, все деньги уведу. Пусть расследует спокойно, столько, сколько нужно. Ну-ка, Рит, колись, откуда у тебя такие заступники?
Я лишь недоуменно пожала плечами. И позже, ковыряясь вилкой в салате во время обеда, мне по-прежнему не удавалось вспомнить ни одного подобного знакомого. Сидела я в зале отеля в полном одиночестве, да и столики вокруг пустовали – никто не хотел даже приближаться к «убийце». Осуждающий шепот отдыхающих за спиной расстраивал, но меня хотя бы избавили от пустых разговоров и глупых стенаний. Уже кое-что.
После обеда я решила побыть на свежем воздухе, пройдясь при свете дня маршрутом нашего праздничного шествия. Кажется, я начала вживаться в роль преступницы, раз меня так и тянуло на место происшествия. Я могла сколько угодно обманывать себя, напоминая о необходимости гулять, пока установилась сухая погода, но на самом деле прекрасно понимала: меня влечет к берегу не для того, чтобы загореть, отдохнуть или подумать. В глубине души я надеялась отыскать хотя бы малейший намек на разгадку убийства Живчика. Потому что, возможно, под угрозой была и моя жизнь.
Сдается, я сильно переоценила свои навыки ориентирования на местности. Попытавшись восстановить в памяти короткий путь до реки, я вышла из ворот отеля, перешла асфальтированную дорогу и двинулась вперед по тропинке. Вскоре передо мной вполне ожидаемо оказался уже знакомый мне маленький магазинчик. Повернув обратно, я с трудом разглядела в траве ответвление от тропинки – и выбралась к каким-то огородам.
Начав в третий раз, я попыталась в мельчайших деталях восстановить закончившееся так печально шествие с факелами. Ноги сами увели меня влево, прямо в траву, и я решительно двинулась вперед, через пару минут угодив в нечто наподобие бурелома. Я снова забрела не туда и уже готовилась вернуться, когда мой взгляд привлек необычной формы пень. Поросший мхом и заваленный ветками, он напоминал очертаниями огромного слонопотама. Не то чтобы я верила в существование слонопотамов, но если они где-то и обитали, то выглядели, по моему разумению, именно так.
Решив запечатлеть эту красоту на камеру телефона, я подошла ближе – и замерла, услышав совсем рядом грубые голоса.
– Смотри внимательнее, ничего не упусти, – начальственным тоном приказал кто-то прямо над моим ухом. – Ладно эта фиговина выпала, а как ты нож-то вдобавок выронил, олух? Хорошо додумался отпечатки стереть.
– Сам ты олух, – обиженно пропел другой голос. – Этот балабол хоть и напился, а запросто мог сопротивление оказать, действовать пришлось быстро. Темнотища была хоть глаз выколи, а потом все эти придурки с песнями неожиданно двинулись обратно. Я и побежал…