рческие метания…
Призвав на помощь воображение, я без труда нарисовала картину жизни известного артиста. В начале восьмидесятых для Боба как раз начался тот период творчества, который так нравился моему папе и его друзьям: оглушительный рок, тексты на злобу дня, длинные патлы, косухи… Времена изменились, и мелодичные легкие песенки уже не вдохновляли ни самого певца, ни его публику. Девчонки, сходившие с ума по элегантному, застегнутому на все пуговицы парню, выросли и повыскакивали замуж, а им на смену пришли другие поклонницы, раскрепощенные, визжащие, смелые…
Неугомонный администратор, почуяв шанс поживиться, чуть ли не за уши тянул Боба из андеграунда на свет божий. Ушлый делец не успокоился, даже посидев за решеткой и подорвав здоровье. Продажа кассет из-под полы, нелегальные концерты с небывалой по тем временам выручкой, выступления перед «авторитетами» всех мастей – способов заработать нашлось немало… После пары лет подобного «творчества» Боб приобрел кооперативную квартиру и ту самую злополучную машину, сгоревшую ранним осенним утром на отдаленном шоссе.
– Как я позже понял, отцу доставались жалкие крохи, а этот так называемый «друг» прикарманивал почти все доходы. Мерзкий был тип, – поморщился Костя. – Помню его смутно: вел себя надменно, словно одолжение делал, одет был с иголочки, вечно с красивыми цветными пакетами, а в них и бутылки в коробках, и икра, и блоки сигарет… Он редко появлялся у нас, только когда отца нужно было вытащить из нашей деревни. Приезжал неизменно с выпивкой, гудели долго, а потом отец, чертыхаясь, собирался на очередной «чес». Мама покорно терпела эту «дружбу», лишь иногда уговаривала отца все бросить, уйти со сцены и начать наконец нормальную, спокойную жизнь.
Загадочная, однако, фигура этот администратор… Интуитивно я чувствовала, что именно личность господина в очках – ключ к разгадке тайны гибели Боба. Что-то упорно не сходилось во всей этой истории. Сестра Боба и его сын оценивали этого человека одинаково негативно, так почему же вдова артиста, если верить гулявшим по поселку сплетням, принимала администратора столь благосклонно? И как такой воротила от только-только зарождавшегося отечественного шоу-бизнеса упустил шанс заработать на концерте памяти своего подопечного? Неужели так скорбел по погибшему другу? Слабо верится…
– Вот, смотри…
Пока я размышляла, Костя успел сбегать в гостиную и вернуться с изрядно потрепанным фотоальбомом, внутри которого, помимо заботливо вложенных в разрезы на листах снимков, нашлась пачка разрозненных карточек.
– Это мамин, бо́льшая часть семейных фото отца осталась у его сестры. Но кое-что любопытное все же есть.
Я вытянула из пачки парочку глянцевых снимков. На одном Боб, уже начавший обрастать, совсем не похожий на сладкоголосого примерного мальчика с афиши из закромов моей мамы, стоял в обнимку с подтянутым мужчиной, половину лица которого скрывали темные очки. Что-то в этой высокой фигуре, густых темных волосах, горделивой посадке головы показалось мне смутно знакомым… Я взглянула на второй снимок: за уже основательно разоренным столом, на фоне початой бутылки с заграничной этикеткой, сидели те же друзья. Боб, всклокоченный, явно перебравший, с сигаретой в руке, что-то эмоционально втолковывал администратору в очках, который внимал, подперев голову кулаком.
Спокойно, Рита, у тебя действительно паранойя… Опять начинается твоя обожаемая игра «Кто на кого похож», которая, помнится, сводила с ума Алика. В свое время я почти полгода то и дело задавалась вопросом, кого же напоминает мне любимый мужчина. Мысленно перебрала весь Голливуд, отыскав, кстати, парочку похожих экземпляров – все-таки Алик был редким красавцем… И проглядела сходство с постоянно крутившимся под носом человеком, оказавшимся его единокровным братом! Вот и сейчас мне стало казаться, что администратор напоминает кого-то из ближнего круга. Только вот кого?
– Мама позже рассказывала, что именно администратор уговорил отца изображать из себя холостяка. Хотя и настаивать-то сильно не пришлось: отец сам желал оградить нас от нездоровой шумихи, которую так и раздувал его дружок, поэтому мы стали жить в поселке. Как познакомились родители? Кстати, до сих пор точно не знаю, почему отец очутился в этих краях. Кажется, кто-то предложил организовать его концерт в нашем городском доме культуры, где тогда работала мама. Концерта в итоге не получилось – все тот же друг надавил, мол, зачем выступать в крошечном городке, какой с этого навар… Зато «получился» я. Родители поженились незадолго до моего рождения, отцу все некогда было. Не знаю, как мама это терпела…
Я вытащила из пачки еще одну фотографию: патлатый, немного раздобревший рокер прижимал к груди милую девушку в мелких светлых кудряшках, взиравшую на него, как на бога. Возможно, чего-то подобного и не хватало в жизни «красного Элвиса» – простого, искреннего восхищения им самим, а не скандальным, орущим и мечущимся по сцене «рупором эпохи». Мама Кости производила впечатление трогательного, кроткого, беззаветно преданного мужу создания, что совершенно не вязалось с подозрениями в любовной интрижке с надменного вида администратором.
– …а помню я немного, пешком под стол ходил, – продолжал между тем Костя. – Остались какие-то обрывки воспоминаний: как отец приезжал с гастролей, увешанный подарками, как в перестроечные годы привозил в качестве гонораров палки колбасы и коробки печенья, как однажды дал порулить на своей новенькой машине, усадив меня на колени… Думаю, родители были счастливы, им было комфортно вместе. Представь: мама усаживалась с книжкой или с вязанием в гостиной, я ползал у нее в ногах, строил домики из кубиков, а отец наигрывал что-то на гитаре – идиллия, да и только! Но нам постоянно мешали – очередные гастроли, визиты администратора, записи альбомов… В самом воздухе висело напряженное ожидание чего-то неприятного, отец дергался от каждого стука в дверь. Хорошо еще мобильных в ту пору не было, и администратор не мог «доставать» его с утра до вечера!
Неудивительно, что при таком-то детстве Костя вырос далеким от творчества, рациональным человеком. Даже в музыкальную школу не ходил: попытались записать – закатил первую и последнюю в жизни истерику, по классическому варианту: с падением на пол, битьем ногами и ором. Так и продолжил строить свои домики, только уже гораздо больше и солиднее. После окончания института покрутился в паре фирм, потом организовал собственную…
– Понятно, но тебе ведь не чуждо творчество отца? Почему бы не почтить его память, не устроить концерт? А еще лучше проводить ежегодный фестиваль его памяти. Несправедливо, когда о талантливом человеке забывают… – Я никак не могла отказаться от идеи, казавшейся мне прямо-таки гениальной. – Да и Машеньке будет интересно, она могла бы там выступить. Священник уверяет, у нее есть музыкальные способности. Правда, когда я заикнулась ему о подобном фестивале, он и слушать не захотел. Мол, зачем разводить культ…
– Кому ты заикнулась? Нашему святому отцу? – Костю искренне развеселили мои слова. – Представляю, в какой неописуемый «восторг» он пришел… С народным праздником-то никак не справится, а тут новый «шабаш»! Хотя, положа руку на сердце, в аншлаг верится слабо. Отца давно забыли, только этот твой таинственный спонсор воду мутит. Ей-богу, тут что-то нечисто, и меня это волнует.
– Почему сразу «шабаш»? – оскорбилась я. – Кстати, твоя тетя пыталась организовать подобный концерт, но все ограничилось посиделками в хрущевке. Администратор даже слушать ее не захотел. Согласись, это подозрительно: чтобы такой предприимчивый господин упустил шанс срубить бабла! К слову, местные болтают, что он появлялся в этих краях после… После несчастного случая. Даже останавливался у вас. Прости, что заговорила об этом, но ты наверняка помнишь…
– Не помню, – подозрительно быстро отозвался Костя. – После гибели отца я какое-то время жил у родителей мамы, здесь же, в поселке. Она сделала все, чтобы оградить меня от пересудов и собственных переживаний. А потом мне подошла пора идти в первый класс, местная школа как раз закрылась – смутные времена были… И мы вернулись в Москву. Я не люблю вспоминать об этом. Рита, если не возражаешь, давай закончим на сегодня. Я и так рассказал почти все, что помню.
Ух ты, а я, похоже, была права насчет администратора… Костя с готовностью закруглил беседу, наверняка не желая делиться со мной какими-то неприглядными тайнами. Ладно, подождем… В отличие от Живчика я никогда не давила на собеседников, предпочитая терпеливо выжидать момент, когда им захочется пооткровенничать. Вот и сейчас, взглянув на погрустневшего Костю, лишь покорно кивнула.
– Спасибо, ты действительно многое вспомнил, и мне было интересно. – Я вытянула из пачки еще одну фотографию, запечатлевшую Боба в компании музыкантов и все того же величественного господина в очках. – Все-таки кого-то он мне напоминает. Как считаешь, на кого похож?
Я ткнула пальцем в администратора, но Костя только пожал плечами, явно собираясь поскорее поставить точку в неприятной для него теме.
– Рита, все на кого-то похожи. Даже ты… на актрису, итальянку, да как же ее зовут… – Он пощелкал пальцами, не в силах вспомнить, и вдруг оживился. – А мне все вокруг твердят, что я похож на… Ну, говори, это же очевидно! На…
– …Халка? – растерянно выдала я, не успев переключиться с темы администратора, и в ответ на ошарашенный взгляд Кости тут же бросилась заглаживать бестактность: – Я в том смысле, что такой же брутальный, сильный… Не подумай ничего такого, ты – очень привлекательный!
– И на том спасибо. – Костя обиженно засопел. – Вообще-то на Депардье в молодости. Теща уверяет, прямо одно лицо…
– Да, конечно, и сейчас я ясно это вижу, только прическа другая… – Оставалось лишь подобострастно блеять мне, подтверждая смутное сходство. – Наверное, ты прав, и каждому из нас вполне можно подобрать такого «двойника».
Мы еще немного поболтали на отвлеченные темы, пока не спохватились, что давно пора спать. Я помыла чашки, Костя сложил фотографии. Мы уже выходили из кухни, когда он замялся на пороге.