Кажется, окружающие уловили мой кураж, потому что толпа немного расступилась, давая нам свободу движений.
– Если бы месяц назад, когда я наткнулся на наглую лохматую девицу с моим ребенком на руках, кто-то сказал мне, что мы будем вот так танцевать, ни за что не поверил бы, – улыбнулся Костя, крепче прижимая меня к себе. – А сейчас я прихожу в ужас при мысли о том, что однажды эта история может закончиться.
Я взглянула ему в глаза, вдруг осознав, что испытываю примерно то же самое. Сильно же я привязалась к Косте, Маше и даже таинственному обитателю мансарды! За время, что я провела в поселке, они стали мне по-настоящему близкими, а моя жизнь вошла в стабильное русло. Конечно, рано или поздно мне придется вернуться в город и забыть это летнее приключение… Нет, пока и думать об этом не хочу!
– Давай просто наслаждаться этим вечером и не забегать вперед. – Боюсь, моя улыбка вышла невеселой, и я поспешила немного отклониться от темы. – Если честно, в момент нашей встречи я усиленно думала о том, где бы найти дубину, чтобы огреть враждебно настроенного громилу и дать деру вместе с Машей.
Костя громко захохотал, уже совершенно не смущаясь любопытных взглядов вокруг.
– Я тогда ничего не заметил, меня просто трясло от злости. Только представь: чуть с ума не сошел, разыскивая пропавшую дочь, а обнаружил ее на руках у растрепанной и показавшейся мне вульгарной незнакомки! А потом и вовсе пришел в ярость, когда понял, что Маша предназначила ее на роль моей спутницы жизни. Снова нашла мне невесту! Да еще такую: яркую, вызывающую, полуголую, слишком смелую на язык… Ты ведь даже не в моем вкусе!
– Что? – Настал мой черед хохотать, привлекая внимание окружающих. – Ты ведь говорил, что тебе нравятся такие, как я, брюнетки с формами…
– Я врал. Не все же тебе водить меня за нос! Признаться, мне всегда были по душе менее приметные девушки, со светлыми кудряшками и худенькие, совсем тростиночки. Но, – он посерьезнел и склонился к моему уху, понизив голос, – я всерьез начинаю думать, что вкусы могут меняться. Ты мне нравишься, Рита. Сильно. Даже больше, чем нравишься, и я чувствую, что…
Музыка вдруг резко, как по сценарию остросюжетного фильма, смолкла на самом интересном месте, и публика в едином порыве подалась в сторону, будто расступаясь перед кем-то важным. Мы машинально отошли вместе со всеми, и по образовавшемуся коридору к дверям зала прошествовали два парня в черном – судя по внушительному росту и печати озабоченности на лицах, охранники. Я присмотрелась, пытаясь понять, не этих ли господ видела в лесу и, главное, недавно у магазина. И слишком сосредоточилась на них, не сразу обратив внимание на следовавшего за ними человека. Спохватилась, лишь когда совсем рядом раздалось шумное сопение.
От долгожданного толстосума меня отделяли стоявшие в ряд гости вечера, но я успела заметить вальяжную походку вразвалочку, крупное телосложение и не вязавшиеся с громадой фигуры маленькие полные ручонки с короткими пальцами. Я инстинктивно прижалась к Косте, словно сама аура вновь прибывшего таила в себе агрессию. Стоило пыхтящему от одышки «гвоздю программы» пройти чуть вперед, как за его спиной мгновенно вырос замыкавший шествие третий телохранитель. Через мгновение публика двинулась вперед – видимо, наконец-то открылись двери зала.
Места у нас оказались неплохие – по крайней мере, из середины партера я прекрасно видела плюхнувшегося впереди, чуть наискосок от нас, пухляка в компании верной охраны. На сцене уже вовсю говорили речи о вызовах, стоящих перед представителями малого бизнеса области, а я все не могла оторвать глаз от сидевшего ко мне вполоборота человека…
– Это и есть тот самый спонсор, – еле слышно произнес Костя то, что я и так уже поняла, и пытливо взглянул на меня. – Рита, ты его знаешь?
От Кости явно не укрылась моя обескураженность. Именно этого пухляка я видела спорящим с мелким парнем в глубине Графского леса. Но, кажется, с таинственным спонсором было связано что-то еще… Что-то из моей прошлой жизни, из того, о чем я после гибели Алика запретила себе вспоминать. Сейчас Анька снова завела бы тягомотину о защитных механизмах психики. И оказалась бы права: иногда у меня возникало ощущение, что моменты, вызывавшие самые тяжелые переживания, будто стерлись из памяти. Как и люди, с которыми было связано что-то по-настоящему страшное…
– Трудно сказать, – прошептала я в ответ Косте. Ну не признаваться же в своих лесных приключениях! – Кажется, я где-то видела этого человека. Мне нужно рассмотреть его лицо – тогда, возможно, вспомню.
Костя кивнул, и мы сосредоточились на лившихся со сцены речах и благодарностях. По окончании торжественной части нашим очам предстал народный ансамбль, с которым, судя по всему, мне доводилось выступать на памятном празднике. Затем раздался бодренький попсовый мотив – на сцену выскочила певица средних лет, клипы которой еще недавно нет-нет да мелькали по телевизору. Ей на смену пришли бодрые дядьки с гитарами – местная группа, игравшая кавер-версии песен семидесятых-восьмидесятых годов.
Ретро пришлось публике по вкусу: зрители уже вовсю хлопали и подпевали, предвкушая скорый антракт и возможность разорить буфет. А я, слушая знакомые песни, думала о том, как бы все-таки уговорить Костю на скромный вечер, посвященный его отцу. Хор при церкви мог бы под руководством не чуждого музыке священника разучить пару безобидных песен о весне и цветочках, Маша вполне осилила бы какую-нибудь легкую композицию, а мы с Костей помогли бы сестре Боба добраться до поселка. Кто знает, а вдруг печальному призраку из мансарды как раз не хватает осознания того, что его помнят…
Дзынь-дзынь-дзынь… В относительной тишине, установившейся, пока группа готовилась играть вступление к очередной песне, вдруг ясно и четко зазвучал лаконичный, но довольно громкий рингтон. И где воспитание у этих людей, разве трудно было выключить звук телефона на время концерта?
Я с возмущением повернула голову в сторону источника шума и увидела, как пухлый спонсор важно поднялся со своего места, приложил к уху мобильный и, развернувшись спиной к сцене, стал пробираться к проходу. Трое охранников мигом сорвались за ним, отвлекая внимание зрителей от концерта. Видимо, этот гость вечера был слишком важным, потому что солист не решился вступить с первыми строчками текста, вопросительно взглянув на сидевшего в первом ряду главу администрации. Тот помахал руками, давая знак продолжать, и группа грянула песню.
Спонсор между тем уже вразвалочку шествовал по проходу, удерживая телефон у уха. Я пристально следила за толстосумом, пытаясь рассмотреть его лицо, – увы, тщетно, ведь весь свет лился сейчас на сцену. Но вот пыхтящий человек поравнялся с нами, и я тонко уловила исходившие от него волны опасности. Какое все-таки странное сочетание – добродушная мягкая фигура и окружавшая ее аура агрессии…
И тут, сопровождая рваный, резкий ритм музыки, по залу забегали лучи прожекторов, один из которых выхватил из полумрака лицо пухляка. Меня вдавило в кресло: в этот самый момент я вспомнила, кто этот человек и откуда я его знаю.
Группа исполнила еще одну песню, и солист объявил об антракте, радостно пообещав скорое продолжение концерта в стиле ретро.
– Пойдем в буфет? Или просто прогуляемся по фойе? – спросил Костя и, пристальнее взглянув на меня, тут же всполошился. – Рита, что с тобой? На тебе лица нет! Что-то случилось? Хочешь, уйдем?
Я лишь закивала, от паники не в силах произнести ни слова. Мы сорвались с мест, выбрались из своего ряда и, нетерпеливо пережидая, пока публика впереди просочится сквозь двери, медленно двинулись вперед. Я никак не могла унять бившую тело дрожь, и Костя крепко стиснул меня за талию, наверняка подарив невольным зрителям пищу для новых сплетен про «нимфу» и «тюфяка».
Люди, между тем, по-прежнему скапливались в узком проходе зала, и по толпе понеслись раздраженные возгласы.
– Эй, там, впереди, нельзя ли поживее! – стал подгонять пожилой мужчина рядом с нами.
– В самом деле, – возмущенно подхватила семенившая неподалеку девушка в строгом черном костюме, – там что, затор образовался?
– Ни на шаг ведь не продвинулись, так скоро и антракт закончится, – донесся сварливый женский голос сзади.
Через пару минут подобной толкотни меня вполне ожидаемо охватила апатия. Видимо, я все-таки сильно испугалась пухляка – точнее, своих воспоминаний о нем, – и этот всплеск адреналина отнял у меня все силы. Ослабев, я уже начала было думать, что этой сутолоке не будет конца, но тут по людской массе незримой волной пронеслась новость: впереди, в фойе, что-то случилось!
Я взглянула на Костю, рассеянно вслушиваясь в бессвязные реплики про полицию, оцепление и чрезвычайное происшествие. О чем же идет речь? И почему мне то и дело «везет» подобным образом: то на труп Живчика наткнулась, то на какой-то инцидент… Да что там все-таки произошло?
Воспоминание о безвременно ушедшем коллеге встряхнуло меня, и от вялой покорности судьбе не осталось и следа. Мы должны узнать, в чем дело, и немедленно! Некогда рефлексировать, надо прорываться! Как там звучала волшебная фраза Живчика?
– Костя, держись за мной. Не отставай, – сквозь зубы скомандовала я и, набравшись наглости, бросилась прямо в толпу. – Позвольте пройти, расступитесь! Быстрее, быстрее! Вы не вправе препятствовать законной профессиональной деятельности журналиста…
Уже через полминуты мы оказались у выхода из зала, где толпились растерянные гости вечера, пытаясь что-то выяснить у деятельного мужчины в штатском. Костя старательно пробирался за мной, на ходу извиняясь перед теми, кого ненароком с мастерством заправского боксера распихивал локтями. Протиснувшись сквозь двери, мы выбрались из зала, тут же заметив справа, в отдалении, у боковой лестницы, стоявших полукругом полицейских.
Мгновенно, чтобы не растерять боевой настрой, я бросилась туда через фойе, не обращая внимания на сбитого с толку человека в штатском и продолжая верещать о своих профессиональных правах. В голове стучало лишь одно: я должна любой ценой выяснить, что же стряслось в доме культуры незадолго до антракта! Видимо, не свойственный мне обычно напор стал осязаемым, раз стоявшие в оцеплении крепкие молодцы расступились, пропуская меня к месту происшествия…