Темная фигура, казалось, навеки замерла на пороге. Конечно, Костя ждал объяснений. И только сейчас, измученная, эмоционально выпотрошенная, я в полной мере осознала, почему не могу принять его предложение.
– Ты добрый, умный, привлекательный. Сильный. Великодушный. Ты помогал мне, помогал бескорыстно, даже когда совершенно меня не знал. В тебе есть все, что я ценю в людях. Поверь, я хочу, очень хочу полюбить тебя! Но… ты не он. Вот и все. Это всегда будет между нами. Прости.
Густая тишина осязаемо окутала комнату. Я снова уткнулась носом в подушку, уже нисколько не заботясь тем, стоит ли еще Костя на пороге или поспешил уйти, обиженный моим признанием. Съежившись на кровати, я лежала, сотрясаясь от озноба и не в силах заставить себя перевернуть мокрую подушку.
Нервная дремота уже окутывала сознание, когда бодрый стук в дверь резко вернул меня в реальность. Снова раздался шорох, в следующую секунду над моей головой зажегся свет, и я уловила ментоловый запах лекарства.
– Рита, прости, что врываюсь, но тебе нужно успокоиться и перестать плакать. Вот, выпей, это поможет, спать будешь крепко. – Костя присел ко мне на кровать, держа маленькую чашку с лекарством и стакан с водой. Ничего не понимаю… Он выглядел озабоченным, даже встревоженным, но вел себя как обычно, словно и не слышал моих слов каких-то пять минут назад.
– Спасибо. – Я приподнялась на локте, залпом опрокинула в себя содержимое чашечки и запила его водой из стакана, который заботливо придержал Костя. – Прости меня за истерику. И за эти откровения. Все это так глупо, неуместно… Но я не могу тебя обманывать.
– Какие еще откровения? – искренне удивился он и жестом попросил встать. Потом быстро приготовил кровать ко сну, пока я за его спиной не без труда, шатаясь от усталости, переоделась в ночную сорочку. – Рита, не забивай сейчас голову. Мы не спали сутки, перенервничали из-за Маши, а тут еще я сдуру стал на тебя давить… Ныряй скорее под одеяло, ты вся дрожишь. Просто отдыхай, ни о чем не думай и постарайся уснуть. Договорились?
Мне оставалось лишь кивнуть, и Костя, чинно коснувшись губами моего лба, поспешил выйти. Дверь закрылась, а я, снова сжавшись в комочек под одеялом, уставилась в темноту. Кровать была приятно прохладной, поверхность подушки – сухой, а я вымоталась донельзя. Но заснуть сразу мешал один вопрос, так и стучавший в голове: если Костя не слышал моих слов об Алике, кто же тогда стоял на пороге комнаты, не решаясь войти? Неужели загадочный призрак?
Так-так, хорошенькое дельце… Похоже, мне и правда пора возвращаться в город и консультироваться с моей всезнающей подругой по поводу того, как спасти жалкие остатки нервов. Я не только оказалась неблагодарной крикливой стервой в глазах Кости, но и предстала законченной психичкой перед его отцом. Вот это позор… Впрочем, какое мне дело до того, что подумал таинственный обитатель мансарды? Я все равно смирилась с тем, что никогда его не увижу, не смогу взять у него пресловутое интервью…
И снова это «никогда». Я вздохнула, натягивая на голову мягкое одеяло. Угрызения совести, переживания, отказ Косте, грядущая разлука с Машей, стыд перед соседом сверху – да, все это волновало донельзя. Но, положа руку на сердце, по-настоящему убивала меня совсем другая мысль.
До сего момента я считала, что у меня была настоящая любовь. Но я ошиблась. Сегодня, мечась в рыданиях и заходясь в капризной истерике от желания снова видеть Алика, в этот самый миг и на этом самом месте я вдруг в полной мере осознала: эта любовь не была, она не осталась в прошлом. Моя любовь жива – в отличие от человека, к которому я ее испытываю.
Глава 22
Почувствовав, как лицо защекотал теплый луч, я наморщила нос и заставила себя разлепить основательно распухшие веки. Взгляд не без труда сфокусировался на окне, у которого стоял Костя, поправляя шторы. Судя по яркому свету, солнце давно встало, и хозяин дома наверняка решил справиться о моем самочувствии после вчерашнего срыва. Как мило.
Я попыталась собраться и выдать мало-мальски пригодную для утреннего приветствия фразу. Мне было неловко за истерику, свидетелем которой стал Костя, и сейчас требовалось придумать что-то вежливое, приятное и дружеское. Как назло, голова раскалывалась от боли и разбухала, словно внутрь под завязку напихали ваты, физически мешавшей обычному ходу мыслей. Мне оставалось лишь молча наблюдать за Костей, который вдруг наклонился к подоконнику, почти скрываясь за шторой. Интересно, что это он там так долго рассматривает? Стоп… на подоконнике? Где меня обычно ждал рисунок от призрака? Неужели Костя развернул очередное адресованное мне послание?
Не говоря ни слова, вмиг забыв о мигрени, я выскользнула из кровати и подлетела к окну. Пальцы застигнутого врасплох Кости дрогнули, и он выпустил из рук угол того, что напоминало среднего размера деревянную доску, обернутую самой обыкновенной коричневой бумагой и слабо, чисто символически перевязанную бечевкой. Доска с глухим стуком ударилась о подоконник.
– Рита? Уже проснулась, умница, как раз зашел пригласить тебя на завтрак. Сегодня яичница и кофе, надеюсь, не возражаешь, – сбивчиво затараторил Костя, пряча глаза. И помедлил, понимая, что нужно как-то объяснить свои фокусы за шторой. – А я… вот, здесь гораздо удобнее, чем на весу… Пытаюсь кое-что завернуть…
Костя засуетился, торопливо прикрывая бумагой кусок деревяшки. Меня же эти странные манипуляции волновали сейчас меньше всего. Где новый рисунок от призрака, где продолжение истории? Помнится, красавица поцеловала чудовище, и теперь настал логичный момент для хеппи-энда. Неужели сосед сверху поленился закончить свою незатейливую сказку?
Я без спроса приподняла доску, осмотрела подоконник, на корточках обследовала пол и, наконец, высунулась из окна, бесцеремонно оттерев с места Костю. Рисунка нигде не было. Куда же он запропастился, призрак ведь оставлял мне послания каждый день… С нездоровым оживлением, чувствуя приближение новой волны истерики, я обыскала пространство вокруг подоконника снова. И снова…
– Костя, – я наконец подняла глаза на потерявшего дар речи, являвшего собой одно большое недоумение хозяина дома, – ты ничего не заметил на подоконнике? Лист, рисунок – что-то вроде этого? Возможно, какое-то послание уже лежало до того, как ты расположился здесь с этой бумагой…
Костя отрицательно покачал головой, неловко подернул плечами и, скользнув по мне взглядом, поспешил отвести глаза. Потом снова завозился с доской, смущенно покашливая и шелестя грубой оберткой. Ох, боюсь, что-то здесь не так… Подобно мне, он совсем не умел лгать. Я в упор посмотрела на него, смешавшегося, суетливого, неумело пытавшегося скрыть от меня что-то под слоем толстой бумаги, – и в тот же миг поняла все.
Призрак не оставил мне традиционного рисунка, но не забыл обо мне. Эта загадочная и, кажется, хорошо знакомая мне доска… предположить, что ее принес Костя, можно было лишь в моем нынешнем разбитом, измотанном переживаниями состоянии. На самом деле к моменту прихода Кости она наверняка уже лежала на подоконнике. И оставил ее призрак – для меня.
Я потянулась к доске, и Костя, смиряясь, безвольно уронил руки и отступил. Бечевка без труда соскользнула, и из коричневой бумаги показались сиявшие, будто на солнце после дождя, городские крыши. Я поспешила развернуть обертку и в потрясении застыла на месте, увидев растрепанную темноволосую девушку в белой сорочке.
Таинственный обитатель мансарды подарил мне картину. Отдал свое творение, которое, судя по всему, что-то для него да значило. Так и было, иначе картина не красовалась бы в центре крохотной комнатушки под крышей, а ее автор не продолжал бы с маниакальным упорством набрасывать эскизы портретов своей героини. Той самой девушки с родинками на плече, что казалась удивительно похожей на меня…
Призрак не оставил записки. Ни клочка бумажки, ни очередного рисунка – ни намека на то, почему решил сделать мне столь щедрый подарок. Но, похоже, я начинала догадываться, в чем дело… Похолодев и выпустив из пальцев картину, я развернулась и пулей бросилась из комнаты. Плевать, что я совершенно не знаю этого человека, что он явно в отцы мне годится и, возможно, болен, что вчера он стал свидетелем моих страданий, что я обещала не подниматься наверх, что я даже не представляю, что ему скажу. Не знаю как, но он стал мне настоящим другом. И я не могу его потерять. Я должна его увидеть, немедленно! Скорее, скорее…
Взлетев вверх по лестнице, я толкнула деревянную дверь и затормозила лишь в центре комнатки со скошенным потолком. Меня встретила тишина. Увы, я опоздала. За раскрытой створкой незатейливого шкафа покачивались пустые вешалки, на кровати аккуратной стопочкой лежало снятое постельное белье, а небольшое пространство мансарды заливал радостный солнечный свет, словно чувство тягостного одиночества испарилось отсюда вместе с переживавшим его человеком.
Я беспомощно огляделась. Выходит, моя догадка была верной, и призрак подарил мне картину на прощание. Да как же так? Человек, который меня понимал, радовал каждый день, скрашивал эту странную, явно не задавшуюся командировку, вдруг ускользнул из дома, ничего не объяснив. Может быть, его оттолкнула моя истерика? Допустим, но тогда он не оставил бы мне картину… Да какая вообще разница, почему он исчез! Главное, я больше никогда не почувствую его присутствие. И снова это «никогда»…
– Рита! Так я и знал, что эта картина тебя расстроит, не успел унести от греха подальше. Забудь об этом, нас ждет завтрак, а потом… – При виде моей растерянно топтавшейся фигуры Костя осекся и резко замер на пороге. Потом скользнул глазами по комнате, остановил взгляд на мне и тихо произнес: – Он уехал. Сегодня, рано утром, пока ты спала.
– Но как же это… – Я и не думала, что после вчерашнего срыва у меня еще остались в запасе слезы. – Куда? Зачем… Он ведь, кажется, болен…
– Потому и уехал, что завершил обследование и оказался здоров. Не обижайся на него, что не оставил записки на прощание, он собирался в спешке, – будничным тоном, словно желая снизить градус напряжения, бросил Костя. Он бодро двинулся вперед, но остановился в шаге от меня, удивленный новой порцией слез. – Рита, все хорошо, что хорошо кончается. Этот человек… твой сосед… пересидел здесь сложные времена и спокойно отправился домой. Знаю, он развлекал тебя сюрпризами, но теперь это вполне могу делать и я. Только подумай, как все удачно складывается: все неприятности и сомнения остались позади, угрозы миновали, и теперь можно сосредоточиться на наших отношениях.