Я чуть не присвистнула от изумления. Выходит, тем «щенком», безрассудно осложнявшим жизнь «злых», был Алик!
Он кивал, подтверждая мои подозрения, и умудрялся изумлять все больше и больше. Во время короткого пробуждения сотовой связи Алик дозвонился до матери и сестры, которые сообщили, что возвращаются на родину. У семьи оставалось единственное жилье – небольшой домик под Москвой, в свое время купленный для грамотного вложения денег. Алик сходил с ума от бессилия: не мог воссоединиться с близкими, не мог быть со мной…
– Чрезвычайные обстоятельства, в которых я оказался, заставили шестеренки в голове работать. Мне не улыбалось до конца дней своих прятаться по лесам этаким призраком, пить с тоски и ждать, когда ты, куколка, все-таки меня забудешь, – горько усмехнулся он. – Вернуться не давал тот мифический «долг», вот я и решил с ним разобраться. Вспомнил, что у моего сводного брата осталась наследница, которой после его смерти наверняка отошло все имущество.
Мать Гения. Сильная строгая женщина, лет двадцать назад посвятившая себя служению Богу и людям. Монахиня, самозабвенно помогавшая хоспису, в котором закончила свои дни безнадежно больная Мила. Мама и сестра пообещали разыскать ее, и Алик снова затаился в Графском лесу. А вскоре по окрестностям разнесся слух: в деревню пожаловали весьма колоритные персонажи – болтливый проныра, козырявший везде корочкой с надписью «Пресса», и чудаковатая, замкнутая, хотя и красивая… м-м-м… девушка легкого поведения.
– Да, кстати, – вскинулся Алик, прерывая рассказ, – что это за история с нимфой? Почему вся округа до сих пор гудит о том, как вы с Костей носились голыми по берегу и бесстыдно обжимались на званом вечере?
Глаза Алика заметали молнии, и мне стоило немалых трудов успокоить клокотавшего от ярости ревнивца. В самом деле, мало ли что придумали местные жители, заскучавшие без телевидения и сотовой связи, – тоже мне, сериал! Но, как оказалось, именно слухи в очередной раз выманили Алика из его тайного прибежища. Настороженный появлением незнакомцев, он решил последить за происходящим вокруг. Заметил, как тот самый проныра шастает по Графскому лесу, а однажды, пробираясь сквозь чащу, наткнулся на… любопытную нимфу.
– Куколка, это какое-то умопомрачение, нам с тобой словно чипы под кожу вживили! На любом расстоянии безошибочно находим друг друга. – Откинув мои волосы, Алик провел пальцами по родинкам под ключицей. – Не представляешь мой шок, когда я увидел тебя в этой глуши! Потом пришел в себя, понял, что ты потерялась, и немножко… направил в нужном направлении. Не мог подойти к тебе, мучился от тоски, но так вдохновился твоим образом, что, вернувшись в домик, бросился к едва начатой картине. Увлекся и забыл обо всем остальном, только вспоминал тебя, нашу жизнь, вылазки на крышу… Но через несколько дней, в разгар моей работы, грянул гром среди ясного неба: оказывается, по Лесному вовсю катается Боров!
Даже сейчас, осознавая, что бояться нечего и некого, я похолодела от ужаса и вцепилась пальцами в руку Алика. Он снова обнял меня, крепко-крепко, и помолчал, давая время успокоиться и морально подготовиться к очередным потрясениям. Которые не заставили себя ждать.
Пока Алик был поглощен картиной, по окрестностям стали колесить крепкие парни на черных машинах. Они цеплялись ко всем и каждому, выспрашивая о «живом мертвеце», который задолжал им космических масштабов сумму. Это встревожило всех обитателей Графского леса, и «добрых», и «злых». Заключив на время шаткое перемирие и объединив усилия, они быстро выяснили, что заявились люди в черном по душу Алика.
Оказывается, произошло это… из-за меня. Собирая информацию об Алике, Боров логично вышел на его девушку. Последил за мной издали, убедился в том, что я считаю своего парня погибшим. А заодно узнал о моей новой работе, куда вскоре и заявился под видом потенциального спонсора.
Глава нашего издательства, переживающего не лучшие времена, увидел в Борове этакого спасителя. Пытаясь привлечь инвестора, издатель разоткровенничался: поведал, что его покойный дядя когда-то был администратором известного в прошлом певца. И вроде бы ничего в этой информации сверхъестественного не было, кроме того, что певец, официально умерший много лет назад, может статься, до сих пор жив. Если это так, он наверняка скрывается в местечке под названием Лесное, где до сих пор живут его родные.
– Этот ваш издатель оказался не промах, – усмехнулся Алик. – Слава подслушал, как Боров разговаривал с ним по телефону. Из обрывков фраз стало понятно, что издатель уже начал собственное расследование и кое-что выяснил. Например, то, какие легенды ходят о Графском лесе – и не без оснований. Обмолвился об этом Борову, тот ухватился за смутную перспективу поживиться. Их интересы совпали: издатель рассчитывал заполучить громкую сенсацию, «хайпануть» и вытащить свой бизнес из ямы, а Боров хотел нагреть на этом руки, а вдобавок взять под контроль ситуацию в Графском лесу. Быстро сговорился со «злыми», привез им парочку своих подельников, которым требовалось отсидеться в глуши. Потом стал выяснять, кто же еще обитает в лесу, и «злые» описали весьма колоритного персонажа – полубезумного, одержимого страстью к какой-то женщине художника, который постоянно лезет куда не просят. Боров быстро смекнул, о ком идет речь. Мне потребовалось срочно спрятаться, и тогда Ира со Славой обратились к своему приятелю, не раз выручавшему их… Так я познакомился с Костей.
Ну и ну, выходит, я не ошиблась, и Боров специально устроил мой приезд в Лесное! А Живчик разнюхал все, нарисовав ту загадочную карту: отнес меня к «добрым», потому что именно у них скрывался какое-то время Алик. Потом тот испарился из Графского леса, но далеко явно не ушел, тем более что после этого его пару раз видели в деревне. А выманить «безумца» из нового секретного убежища могла та самая женщина, героиня его картины – я. Можно было не сомневаться, что рано или поздно Алик не выдержит и клюнет на «приманку».
– Я поселился в мансарде. Разумеется, по-прежнему рвался вынюхивать о делишках в Графском лесу. Через «добрых» и священника мне передавали угрозы, однажды даже дали два дня на раздумья. Припугнули, чтобы затих, иначе пострадает кто-то очень мне близкий – ты. Ничего не оставалось, как залечь на дно. Попросил Иру и Славу следить за тобой, я ведь знаю, каких дел может наворотить моя неуемная в своем любопытстве куколка… Сидел в четырех стенах, общался лишь с Костей, делился с ним информацией… Пару раз ко мне наверх заглядывала девочка, Маша. Трогательное создание, она чувствовала, что мне грустно и одиноко…
Глаза Алика просветлели, а мою душу охватило смятение. Словно какая-то деталь диссонировала с остальной складной картиной повествования и требовала прояснения. Так и не сумев ухватить ускользавшую нить рассуждений, я отмахнулась от странного ощущения и сосредоточилась на рассказе Алика.
– Прошло несколько дней, телефон не работал, новостей от родных не было. И я не выдержал, решил выбраться в Графский лес, попросить Славку сгонять в ближайший город, позвонить моей маме. Уже пробирался сквозь чащу обратно – и наткнулся на встречу людей Борова со «злыми». Хотел подслушать, о чем они говорят, но тут в кустах напротив что-то ярко вспыхнуло… Я тут же догадался, кто мог сунуть свой хорошенький носик в эту историю. Ничего не оставалось, как отвлекать внимание на себя…
Выходит, невольным спасителем, давшим мне возможность ускользнуть от участников сходки, был… Алик? Я виновато притихла в его объятиях, про себя распекая собственную любопытную натуру. В самом деле, ну что я за человек? Второй раз Алик вынужден бросаться мне на помощь, подвергая себя опасности. Нет, все, решено: отныне никаких загадок, только плита, кастрюли, маникюры…
– И снова «Не было бы счастья, да несчастье помогло», – задорно подмигнул он мне. – К моему изумлению, от меня отмахнулись, бросив лишь, что отныне никаких претензий ко мне у господина Ильинского нет. Могу не прятаться по углам и жить спокойно – конечно, при условии, что перестану вынюхивать. Позже, через Костю, я узнал, что Славка выбрался в ближайший город и дозвонился до моей мамы. Она успела разыскать мать Гения и даже встретиться с ней. Почерневшая от горя, но смирившаяся с потерей единственного сына, та долго не могла понять, о каких счетах ей толкуют. А осознав весь ужас происходящего, лишь кивнула и тихо сказала, что разберется с людьми Ильинского сама. Видимо, она вернула им деньги, потому что от нас отцепились. Мы ничего не знаем о ее дальнейшей судьбе, мама больше с ней не общалась. В конце концов, в свое время они любили одного мужчину, и… сама понимаешь, куколка.
Я задумчиво кивнула, уже переключившись на следующий логичный вопрос. Если проблема была решена еще полтора месяца назад, почему Алик не объявился сразу? Сам живописал, как тосковал без меня…
– Куколка, тут такое дело… только не волнуйся, милая…
Уже одного этого нерешительного вступления хватило, чтобы я встревожилась донельзя.
– Словом, после травмы мне немного нездоровилось. Про бессонницу я тебе уже сказал, а еще у меня стала сильно болеть голова. Пульсировали виски, иногда боль прямо распирала изнутри. Началось это до истории с Графским лесом, еще за границей. Глушил неприятное состояние лекарствами, пока однажды круговорот таблеток в доме не заметила мама. Заподозрила меня бог знает в чем – после той дурацкой угрозы обратиться к дилеру…
Я замерла, с трудом справляясь с паникой. Помнится, именно так, по рассказам любимого, началась в свое время неизлечимая болезнь его отца. Сильный стресс, переживания, таблетки… а состояние Алика отягчалось той окаянной травмой!
Видимо, его мать пришла в такой же неописуемый ужас, раз со скандалом вынудила Алика показаться врачу. Тот напугал, что сильная головная боль может быть симптомом сразу нескольких тяжелых заболеваний, и посоветовал пройти тщательное обследование. Алик как раз собирался вернуться на родину, где ждал тот самый нейрохирург, однажды уже спасший его от тяжелых последствий удара.