– В Москве, осознав, что не могу даже приближаться к тебе, я впал в уныние и решил махнуть рукой на всех этих врачей. Потом начались прятки от Борова, и стало совсем не до обследований. Но, случайно увидев тебя в лесу, я немного воспрянул духом. А когда ты неожиданно оказалась в доме Кости, под одной крышей со мной, заметался как ошпаренный. Помнишь мои «подвиги»? – тихо засмеялся Алик. – Колошматил посуду, злостно поедал твои котлеты, скандалил с Костей, всячески вам мешал, рисовал тебя в таком виде… ух-х! Правда, бросил курить – в тот же самый момент, как узнал, что ты этого не одобряешь. Потом все-таки отправился на обследование, оно затянулось… Пару раз мы с тобой чуть не столкнулись нос к носу, но обошлось. В тот момент я не мог открыться тебе, куколка. У врачей были сомнения… Представь, вдруг я оказался бы неизлечимо болен? Во что я превратил бы твою жизнь? Ты снова теряла бы меня, но уже долго, мучительно, день за днем… Я старался уберечь тебя от этой участи, понимаешь?
– Не понимаю. – Я категорично тряхнула головой, но, не в силах сердиться на Алика, сжала в ладонях его лицо и прошептала: – Глупый, какой же ты все-таки глупый… Я не забыла тебя мертвого – неужели думаешь, что отказалась бы от живого? Мы боролись бы до полного выздоровления, вместе…
– Знаю, милая. – Его глаза снова увлажнились, и Алик смущенно закашлялся, пряча взгляд. – Но тогда мне казалось, что правильнее будет оставаться призраком. Я сходил с ума, сидя в своей каморке под крышей, когда ты была так близко! Но одновременно от твоего присутствия мне становилось легче. В какой-то момент я затеял с тобой эту игру с картинками, втянулся…
– Погоди-ка… – Мысли путались, и мне требовалось разложить по полочкам все, даже то, что и так было понятно. – Выходит, призраком был не Костин отец, а ты? И это ты написал ту картину? Подкармливал меня всякими вкусностями? Придумывал все эти сказочные комиксы? Заложил меня Косте, когда однажды я опрометчиво выскочила из дома на поиски новых приключений? Ты подарил колье? Ты стоял на пороге комнаты, когда я билась в истерике? И ты сбежал из дома, даже не попрощавшись, когда узнал, что здоров? Так? Отвечай!
Я снова стала заводиться, и Алик предусмотрительно отодвинулся, видимо, опасаясь новой пощечины. Правильно сделал, потому что у меня в голове не укладывалось, как можно было отказаться от меня, от наших отношений, когда угроза уже миновала, и…
– Куколка, не накручивай себя, просто выслушай. – Он умоляюще сложил ладони. – Оказалось, что в моем состоянии повинен все тот же стресс. Лечение помогало, и я уже подумывал открыться тебе, но… В какой-то момент мне показалось, что вас с Костей стало связывать нечто большее, чем просто приятное общение. Его дочка души в тебе не чаяла, да и он сам… Я заходился от ревности, но не мог не признавать: вы трое отлично поладили. В голове так и стучали слова Гения: «Ты ее недостоин, ты ничего не сможешь ей дать». На одной чаше весов – стабильность, дом, крепкий тыл, ребенок, которого ты полюбила. На другой – озабоченный проблемами, почти нищий… я даже не знаю кто. Горе-художник, способный писать только свою музу – тебя? Безработный, потерявший крошечную фирму? Неудачник, из последних сил спасающий остатки семейного дела? В тот вечер, когда ты плакала, я действительно стоял на пороге. И прекрасно слышал твое: «Ты не он». Я понял, ты говорила обо мне… Измучившись, ты мечтала о покое, хотела полюбить Костю. Ты была несчастлива – из-за меня. Я не мог эгоистично обрекать тебя на новые испытания и разрушать твою жизнь, которая только-только стала налаживаться.
Налаживаться? Нет, он точно спятил! Целых десять месяцев я провела в ощущении горя, не понимая, как научиться существовать без человека, которого так любила… Я осознавала, что никогда уже не буду счастлива, и встреча с Костей лишний раз убедила меня в этом. Накануне вечером я оплакивала даже не потерянную любовь – саму свою жизнь. Но Алик, упиваясь дурацким благородством, отступил, решив все за меня! И, кстати, почему он передумал? Шел бы себе на все четыре стороны…
– Куколка, не злись. – Алик мягко откинул меня на подушку и навис сверху, не давая мне сбежать. – Я впал в прострацию. На автомате собрал вещи, оставил тебе картину, потом буркнул что-то Косте на прощание и двинулся к калитке. Было раннее утро, и сосед, священник, как раз собирался в церковь. Мы с ним иногда общались, он приносил мне еду, когда Костя был в отъезде. Так вот, по дороге отец Вениамин наткнулся на меня, пришел в ужас от моего вида и заявил, что в подобном состоянии никуда не отпустит. Чуть ли не силой напоил успокоительным, потом я выложил ему все… почти не помню, что я там плел.
– Так это ты рыдал как ребенок? – спросила я о том, что и так уже поняла.
– Рыдал? Не то чтобы прямо рыдал… А, ладно, что скрывать, – улыбнулся Алик и коснулся губами моих губ. – Я не могу без тебя, куколка. И в тот момент ясно осознал это. Рассказывал священнику нашу историю – и с каждым словом сам приходил в ужас от того, что чуть не отказался от тебя из-за глупых страхов. Он в ответ поведал немало интересного. Сказал, что ты имеешь право знать все и я не могу решать за тебя. Конечно, он был прав. В какой-то момент я живо представил, что вот сейчас уеду, никогда больше тебя не увижу… Меня захлестнуло такое отчаяние! В панике бросился прочь из дома, долго бродил по окрестностям, меня всего трясло. И понял, что не могу тебя оставить. Физически, морально – не могу. Ты должна быть со мной. И никакого Кости, слышишь? А стабильность, дом, крепкий тыл – это уже мои заботы. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива.
– С тобой я счастлива всегда, ну как ты не понимаешь, – укоризненно вздохнула я, сама потянувшись к его губам. – Стабильная жизнь и дом приобретут для меня ценность, если мы создадим их вместе. А Костя – добрый, надежный, порядочный. Но он – не ты. Я невольно обидела его, но, надеюсь, мы сможем все выяснить, остаться друзьями… Ой, Алик, я же совсем забыла о нем! Караул…
Меня подбросило на кровати, стоило вспомнить о том, как опрометчиво я унеслась из дома, без телефона, даже записки не оставив! За это время Костя с Машей наверняка вернулись домой, обнаружили, что я испарилась, в одном легком платьице, бросив чемодан. Представляю, что они подумали… Да, Костю уязвил мой отказ, но он наверняка сошел с ума от волнения. И пока мы с Аликом миловались в лесной глуши, запросто мог поднять на ноги всю округу.
– Не переживай, куколка, я обо всем позаботился. Пока ты спала, скинул Косте сообщение. Просто написал, что ты со мной. Остальное расскажем ему лично, он не в курсе нашей истории, даже не подозревает, что мы знакомы. Давай посмотрим, нет ли от него ответа. – Алик взял лежавший на тумбочке телефон и уткнулся в экран.
– Ты прав, расскажем ему все, попрощаемся и уедем, сегодня же. Какой смысл тут оставаться? Только мозолить Косте глаза. Тем более что задание по работе я провалила. Собственно, его и нельзя было выполнить, ведь Бориса Аникеева нет на свете, и я лишний раз в этом убедилась… – Я осеклась, заметив, как озадачился Алик, скользнув взглядом по какому-то сообщению. – Что, милый? Что случилось?
В голове тут же заметались катастрофические сценарии, один ужаснее другого. Костя пришел в ярость и проклинает нас до седьмого колена. Маша забросила свои рисунки и рыдает без остановки. Мама Алика все-таки ненавидит меня и умоляет сына порвать со мной. Его сестра сорвалась и позвонила дилеру. Люди в черном снова бросились донимать Алика. Чудесным образом воскрес Боров – а с ним и Гений, и теперь оба объявили на нас охоту…
– Куколка, не переживай… – Алик отложил телефон и, взяв мои ладони в свои, помедлил в нерешительности. – Тут такое дело… Я, разумеется, буду рядом и все проконтролирую… Только не волнуйся!
Я похолодела от страха.
– Алик! В чем дело? Не тяни!
– Милая, не бойся, у меня хорошие новости. – Он улыбнулся, крепче сжал мои руки и, собравшись с духом, тихо, но четко произнес. – Борис Аникеев жив. И согласен дать тебе интервью.
Глава 25
Я поерзала на сиденье принесенного Аликом стула, устраиваясь поудобнее. Потом суетливо, в третий раз, проверила, работает ли маленький цифровой диктофон, и глубоко вздохнула, силясь унять поднимавшуюся изнутри мелкую дрожь. Но справиться с волнением не получалось – в конце концов, не каждый день встречаешься с живой… точнее, ожившей легендой!
В окно били яркие солнечные лучи, изгнавшие последние воспоминания о вчерашнем ливне. Я огляделась: на свету переливался еле заметный столб строительной пыли, у стены высились сложенные стопками стулья, но полиэтилен с паркета исчез, над пианино появились портреты композиторов, и в целом воскресная школа была уже готова принять учеников. Меня не удивило, что таинственный Боб назначил встречу в таком месте – музыкальная атмосфера была ему привычна, да и здание школы стояло в отдалении от церковных построек: здесь нам точно не помешали бы посторонние. Наконец, совсем рядом располагалось кладбище, где по официальной версии и нашел свой последний приют известный певец. Откуда же еще появляться его призраку…
Алик поставил на столик рядом с пианино стакан воды и источавший ментоловый запах пузырек, после чего принялся нервно расхаживать вокруг меня. В отдалении, прислонившись к дверному косяку, расположился Костя с каким-то флакончиком в руках. Мой взгляд всполошенно заметался между мужчинами: совсем с ума посходили, натащили лекарств, еще осиновый кол принесли бы! В музыкальном классе висело напряженное молчание, что только усиливало гнетущую атмосферу.
Я сама предложила Косте присутствовать при этом интервью, сочтя, что ему будет любопытно послушать рассказ отца, – даже при том, что уж кто-кто, а он-то наверняка был в курсе всех перипетий жизни Боба. Накануне днем Аникеев-младший стоически выдержал наши с Аликом сбивчивые объяснения по поводу того, с какой это стати мы вдруг оказались вместе, да еще и влюбленной парой. Лишь коротко кивнул и сухо, с каменным лицом, пригласил занять на выбор одну из комнат в его доме. А когда мы вполне ожидаемо отказались, решив вернуться в лесной домик, не стал настаивать и помог донести мои вещи до калитки. Я тонко улавливала отчуждение, с которым теперь держался Костя, и старалась избегать при нем излишней демонстрации чувств к Алику.