– Рита! Да что ж такое, окаянная связь… Рита, куда вы пропали? – уже чуть ли не кричал мне в ухо беспокойный голос. – Вы хотели сообщить что-то важное, ведь так?
– Да… – Я помедлила и, собравшись с духом, выпалила то, что должна была сказать: – Владимир Яковлевич, я хотела принести вам свои извинения. Я не смогла выполнить ваше задание, не нашла Бориса Аникеева. Я не справилась, и теперь…
– Что за ерунда? – резко оборвал меня голос в телефоне. – Рита, если нужно, побудьте еще в Лесном, я оплачу все расходы. Не отчаивайтесь, ищите, Борис Аникеев жив…
– Бориса Аникеева нет на свете, – веско произнесла я, оборвав его на полуслове, и физически ощутила, как сидевшие вокруг меня люди обратились в каменные изваяния. – Его нельзя найти, потому что его не существует. Моя профессиональная несостоятельность стала очевидной, и в этих условиях мне не остается ничего иного, кроме как уволиться. А положенные мне деньги пусть уйдут в счет погашения расходов на командировку.
– Рита, да вы спятили! – Телефон возопил так, что я подскочила на месте. – Немедленно возвращайтесь, мы все вас ждем! Бог с ним, с Аникеевым, забудьте об этом! Вы просто обязаны возглавить журнал, и отказ не принимается! Кто спасет наше издание, как не вы?
– Нет, – я почувствовала, как горло сжало спазмом, а к глазам подступили слезы, – я ухожу. Просто поняла, что все это время занималась не своим делом. У вас ведь осталось мое заявление об увольнении? Дайте ему ход. И, кстати, могу порекомендовать вам человека, бесконечно преданного работе и журналу. Катюша, младший редактор. Она разделяет мои взгляды на развитие издания и наверняка сможет вытянуть его из ямы… Я помогу, если потребуется. Но на этом все. Удачи.
И я отключилась.
Обступившую нас тишину можно было резать ножом. Густая, плотная, она будто колпаком накрыла нескольких человек, замерших у потрескивавшего костра.
– Рита, ты сошла с ума! – Костя первым пришел в себя, вручил Машу обомлевшей Ире и, вскочив на ноги, в два прыжка одолел расстояние до меня. – Отказаться от всего сейчас, когда у тебя в руках такая сенсация! Ты заслужила эту должность, ты взяла интервью, написала чудесный материал… Немедленно перезвони издателю, объясни ситуацию!
– Нет, – сквозь слезы я слабо улыбнулась Косте. – Я уже все ему объяснила.
– Да, – упрямо возразил он, суетливо заметавшись у костра с распечатанными листками в руках. – Вот, посмотри, это ведь ты написала! И хорошо написала, талантливо, даже меня проняло! Не надо храбриться, я же вижу, ты плачешь! Звони!
– Нет. – Я поднялась с места и, смахнув слезы, решительно выдернула листы из рук Кости. Миг – и они полетели в костер. Как завороженная, я уставилась на пожираемые пламенем буквы и слова, потом, встряхнувшись, подняла глаза на отца Вениамина. – Простите меня. Я не имела права вторгаться в вашу жизнь, тревожить ваших близких. Спасибо вам за доверие, но… Я не могу допустить, чтобы это интервью увидело свет. Обещаю, я удалю диктофонную запись и все файлы с этим материалом на своем компьютере. Если однажды вы решитесь нарушить молчание – так тому и быть. Но от меня о вас не узнает никто. Обещаю.
– Сумасшедшая! Не смей ничего удалять! – бросил Костя срывающимся голосом и в бессилии поднял взгляд на отца. – Ну что ты молчишь? Ты понимаешь, что происходит?
– Кажется, да, – еле слышно промолвил священник.
– А ты, – Костя кинулся к Алику, – что сидишь? Ты ведь так ее любишь, сам недавно живописал, Ромео! И что теперь, позволишь ей так просто погубить свою карьеру? Она ведь талантлива – и должна писать! Эх…
Костя схватился за голову, а я, развернувшись, быстро зашагала прочь. Сейчас мне отчаянно требовалось побыть одной. Пережить снедавшие меня обиду, безысходность, тоску… Да, я погубила свою карьеру. Отказалась от того, ради чего терпела насмешки, рисковала, выворачивала душу наизнанку. Выбросила единственный, возможно, шанс доказать окружающим – и себе самой, – что я чего-то да стою. Но поступить иначе я не могла. И объяснить свои мотивы Косте тоже.
Я шла и шла вперед, не разбирая дороги… Судя по несшимся мне вслед возгласам, сидевшие у костра пришли в себя и теперь активно обсуждали мой поступок. Я не рассчитывала, что меня поймут, но что-то в этом тихом «Кажется, да» отца Вениамина вселяло надежду…
Не знаю, сколько я простояла одна, с наслаждением подставляя опухшее от слез лицо почти осенней прохладе. Но вот сзади послышались мягкие шаги, и меня обвили за плечи крепкие руки.
– Куколка, не плачь. – Алик нагнулся, положив голову мне на плечо. – Все наладится…
– Ты не осуждаешь меня? – тихо произнесла я, уже зная ответ.
– Конечно, нет. Милая, я принял бы любое твое решение. Но удивился бы, если бы ты поступила иначе. – Алик мягко развернул меня в объятиях и, коснувшись губами моих губ, откинул прядь с моего лица. – Куколка, по-моему, мы слишком задержались в этих краях… Не пора ли нам вернуться домой?
– Конечно. – Я с нежностью погладила его по щеке и улыбнулась сквозь слезы. – Давай уедем. Завтра же.
Эпилог
– Путешествуем с комфортом! – Алик подогнал к Костиной калитке новенькую темную машину и, выскочив, открыл багажник. – Куколка, не удивляйся, теперь у нас есть собственное авто! Наш семейный бизнес, кажется, стал возрождаться. Да и Ванька обещал снова взять меня в долю! Буду заниматься магазинами, а для души – графическим дизайном. И, кстати, мне потребуется пиарщик, так что и для тебя дело найдется. Ну что ты, милая, не грусти…
Увы, не грустить сегодня не получалось, на глаза то и дело наворачивались слезы. Я прощалась с полюбившимися мне местами и, главное, с людьми, успевшими стать для меня по-настоящему близкими. Ира со Славой уже успели дружески обнять меня и теперь хлопотали с чемоданами поодаль. От меня не укрылось, что пришли они вместе, причем держась за руки, – теперь за эту пару можно было не волноваться. С утра пораньше забежали попрощаться фермер с женой и сыном: они временно поселились у Кости, но уже жили мечтой о собственных доме и хозяйстве.
– И правда, Рита, зачем грустить? – Заметно смягчившийся после воспитательной беседы с отцом Костя шагнул ко мне и, помедлив, бросил взгляд на Алика. – Не возражаешь?
Тот слегка подернул плечами, и Костя заключил меня в платонические объятия. Я крепко прижалась к нему.
– Можно мы будем иногда приезжать? – Отстранившись, я шмыгнула носом.
– Конечно. Буду рад видеть вас двоих. Но если этот балбес, – Костя с напускной суровостью покосился на Алика, – тебя обидит, знай: ты всегда найдешь заступника в моем лице.
И когда Алик, насторожившись, тут же бросился ко мне, Аникеев-младший захихикал:
– Не бойся, отбивать не буду! Рита вообще не в моем вкусе.
– Ах так? – Настал мой черед смеяться. – Выходит, ты все-таки мне врал?
Как хорошо, что мы стали настоящими друзьями, преодолев щекотливый момент в отношениях, – все произошло именно так, как говорил отец Вениамин.
– Мы действительно будем рады видеть вас двоих. – Подошедший очень кстати священник тепло сжал нас с Аликом в объятиях. И, обменявшись взглядом с моим любимым, протянул: – Риточка, мы тут поговорили… Словом, ты по-прежнему можешь опубликовать мое интервью. В любое время, когда захочешь…
– Нет. – Я покачала головой. – Можете не сомневаться…
– Риточка, выслушай. – Отец Вениамин мягко положил руки мне на плечи. – Я знаю, что ты удалила все материалы. Но ведь эта история слишком невероятна, чтобы так просто ее забыть, верно? Возможно, ты захочешь написать книгу, взяв за основу какие-то факты моей биографии. Если появится такое желание, знай: у тебя всегда есть мое разрешение! Возможно, эта работа поможет тебе найти себя.
– Отличная идея, – тут же вдохновенно встрял Алик. – Куколка, это было бы замечательно! Такой закрученный сюжет, сдобренный любовной историей, – книга выйдет достойная. И ты всегда можешь начать ее с пресловутого «Все персонажи и события являются вымышленными…».
Так… кажется, я поняла, откуда дует ветер. Алик за два дня проглотил мою первую книгу о событиях в клубе и теперь, похоже, уверился в моем писательском даре. Ладно, о книге я могла подумать всегда, а сейчас меня ждало самое трудное испытание – прощание с Машей, моей маленькой подругой. Малышка стояла поодаль, косясь на меня, и я всерьез опасалась, что она еще дуется.
– Милая, – я подошла к ней и присела на корточки, – ты не против, если мы двое будем иногда навещать вас? Мне хотелось бы дружить с тобой, но я пойму…
– Ты будешь мне звонить? – Маша вдруг потянулась ко мне, и в ее голосе зазвучали слезы.
– Конечно, моя хорошая. – Я сжала в объятиях хрупкое тельце и сама дала волю слезам. – Ты на меня не обижаешься?
– Нет. – Девочка отстранилась и серьезно взглянула на меня. – Дядя Саша сказал… он тебя любит. И вы должны быть вместе.
– Какой еще дядя Саша? – бестолково переспросила я. И вдруг вспомнила, как накануне Алик долго сидел с Машей за столом, о чем-то ей рассказывал, потом они вместе рисовали… Я оглянулась на Алика. – Так ты Саша?
– Она неподражаема, правда? – хихикнул Алик, бросив взгляд на удивительно похожих в своей оторопи отца Вениамина и Костю. И снова посмотрел на меня. – Да, куколка, теперь ты знаешь мое настоящее имя. После возвращения с того света пришлось стать серьезнее. Давно пора было представиться, но все как-то не подворачивалось момента…
– Погоди-ка… – Я обалдело повернулась к Маше, чувствуя, что должна прояснить еще одну, уже последнюю загадку, проверить ту самую упорно ускользавшую от меня мысль. – Милая, это ведь он сидел на крыше, как Карлсон? Его ты видела в вашем доме?
– Да, – робко кивнула Маша.
– И про него рассказывала мне?
– Про него…
– Но, милая, ты ведь сказала, что он старый! Это совсем сбило меня с толку…
Девочка подняла ясные янтарные глаза на четверых взрослых, ошарашенно ожидавших ее объяснений.
– Дядя Саша старый, – с достоинством ответствовала Маша и, уловив нашу потрясенную реакцию, уже тише пояснила: – Как папа.