Так что вот вам итоговая формула моих американских каникул: «Был в Америке. Не понравился кофе».
Кофе, это правда, отстой.
Записки путешественников
Александр Хандов. «50 оттенков зеленого»
Шотландия. Как по мне, это совершенно не романтическая страна, и не «сырная», не нарочито улыбчивая, но насквозь пронизывающая своим глубоким, порой циничным, но так любимым мной – английским юмором, только ещё с ароматом виски.
Прагматичная, самодостаточная, насыщенная особым духом, то и дело вступающим в противоречие с моим. Не способствующая ностальгическим приступам, и не будоражащая былых воспоминаний, наверное потому что об этом никогда и не «грезилось». (см. фото 38–40)
Фото 38–40. …потому что об этом никогда и не «грезилось»
Меня прямо с выхода из аэропорта подхватила волна эмоций, конечно какие-то ожидания у меня были, но то количество оттенков серого и зеленого, немного разбавленных вонзающимися в память будоражащим красным и успокаивающим синим, переплетенных между собой на клетчатых килтах и шарфах, щедро политых дождем, в сопровождении мелодии неутомимой волынки, доселе мне было неведомо. Это же касается и эстетических, гастрономических, да и культурологических аспектов. Не было никакой спешки, как бы сам собой развернулся размеренный, даже, пожалуй, монотонный сценарий, тем не менее стремительно проносящий меня сквозь время, с которым я с удовольствием расставался и растворялся в этом неторопливом укладе жизни гордого Эдинбурга и его бескрайних горных окрестностей. Настолько величественных и живых, что разум легко себе рисовал эти непростые взаимоотношения древних кланов – МакДональдов, Мак-Грегоров и прочих МакМаков. (см. фото 42)
Фото 42. Горные окрестности
Неспешный Обан, впустивший в свою гостеприимную бухту холодные воды Атлантики, обдуваемый солеными ветрами, орошаемый внезапно начинающимися и также неуловимо заканчивающимися дождями, и солнцем, способным за пару часов оттенить кожу, незащищенную одеждой, делающим вместе с солоноватым ветром мое «вечернее лицо» красным и пышущим здоровьем. Гебридские острова с живописными «альпийскими видами» на фоне переменчивого атлантического океана и облака плывущие над ним. Рыбацкие домики и шхуны, маленькие прибрежные ресторанчики, милые таблички выполненные от руки маркером: «BEWARE! Protect your food from SEAGULLS!», размещенные возле павильончиков, в которых готовят прямо здесь, на набережной у причала, улов с пришвартовавшихся тут же морских рыбацких шхун, опутанных снастями изъеденными ржавчиной от безжалостной, вездесущей соли. Морские гады, устрицы, крабы, и полюбившаяся прямо сразу треска, обличенная в культовое блюдо «Fish and Chips», относящееся скорее к фастфуду, но кардинально меняющее представление о нем. Виски, виски, и еще чуточку виски. (см. фото 41, 43–47)
Фото 41. BEWARE! Protect your food from seagulls!
Фото 43–47. Неспешный Обан
Свежий влажный воздух, делающий местный напиток особенным, неповторимым. Все это по отдельности и вместе взятое, не оставляло времени даже на сон. Сон – это не вымученная формальность, запиваемых кефиром серых дней, но желанный подарок, стремительно наваливающийся, как по команде «Отбой», знакомой мне еще со времен службы в ВМФ, сразу по выключению света. Утро, неспешный завтрак, традиции, «фулл инглиш брекфаст» – это странная эклектика несовместимых для моего понимания продуктов в одной тарелке, как будто я проснулся в гостях у какого-то «пьющего товарища» и завтракаю тем, что осталось от ужина, щедро бросая все это поверх дымящейся яичницы с беконом. Аппетит неизменно отличный, подталкивающий наполнить тарелку, как хочет «проголодавшийся глаз», и разум, подгоняемый совестью, уговаривает желудок принять еще «немного на борт», потому что впереди длинный, насыщенный событиями день, требующий сил и энергии, да и неудобно как-то оставлять на тарелке еду, которую «нагреб гору» из жадности, отчасти стесняясь обидеть принимающую сторону.
Люди. Мне опять повезло, те люди, что окружали меня, органично вписывались, а местами дополняли собой происходившее вокруг. Душа компании – Алекс Дубас, многие «сталкивались с ним в дороге», слушая что-то хорошее на «Дожде». Теперь у меня есть его книга, с автографом… (см. фото 48–49)
Фото 48. Люди
Фото 49. Душа компании – Алекс Дубас
И вот, уже нужно снова бежать на парковку отеля, где уже все в сборе и наш черный MB Vito, легковесным перышком прокладывает дорогу между уходящих в небо величественных гор, не отпускающих мой взор. Местные, отличают не один десяток оттенков зеленого, я же вижу это все каждый раз, как в первый, одной большой объемной картинкой, пытаясь сохранить её в память.
Те дожди, что миновали меня, собираются с вершин гор в многочисленные небольшие водопады, одновременно ниспадающие в хаотичном порядке и именно эта вода течет из большинства местных кранов, её же подают, например, в ресторане, наливая в графин прямо из под крана, да-да, именно из под крана. Вода настораживающего желтоватого оттенка, но без какого-либо неприятного запаха и привкуса. Эта же вода, разумеется, является и сырьем для виски на местных виско-курнях. Посещая одну из них, я неподалеку слышал многочисленные возгласы «сланче вах», это такое исковерканное, упрощенное, для лучшего запоминания приветствие-тост, которое я смог запомнить и способен произнести теперь уже в любом состоянии, означающее «будем здоровы»!
И я радостно повторяю его всякий раз, когда дело доходит до стаканчика виски. Слышите? Где-то далеко. Нет, это вам не показалось, это я, желаю здоровья… всем нам! (см. фото 50–52)
Фото 50–52. То, что хочется сохранить в памяти
Все мои моменты счастья – это либо детские воспоминания, либо кинематографические штампы, вдруг всплывающие в обыденной жизни. Ну, или что-то хорошее, что рождается у кого-то в муках, а у кого-то, как у Алекса, падает из переполненных карманов.
Меня футбол обошёл стороной. По крайней мере, я так думал до недавнего времени. Вот скажите друзья, как часто вы лежали в сетке перевёрнутых футбольных ворот в парке герцога Аргильского? Меня этому научил Алекс. Правильно лежать в воротах.
Мы наблюдали за проплывающими по небу облаками, а Алекс рассказывал историю про предыдущего президента Турции, грозно взирающего с чехла его айфона.
Вот маленькое песчаное пятнышко пляжа на каменистом, заросшем после отлива водорослями, побережье острова Мал. Ледяная вода Атлантики подбрасывает адреналин в крови. Солнце, чайки, рыбацкие лодки, та парящая в пространстве мелодия и фраза из кинофильма «Достучаться до небес»: «Не знал, что на небесах никуда без этого? – Пойми, на небесах, только и говорят, что о море»…
У меня теперь есть розовые очки, которые Алекс нашёл на причале в Обане, а потом подарил мне. В них мир предстаёт совершенно в ином свете. Сами посмотрите.
Юлия Барабошкина. Моменты счастья
Июнь 2015. Юрмала. Дождь. Мы энергично маневрируем между пёстрыми зонтиками отдыхающих на улице Йомас. Все немного устали и проголодались. Ресторанчики дразнят нас запахами кофе и выпечки. Дождь льёт всё сильней, а Алекс ведёт нас всё быстрей. Туда, подальше от оживлённой улицы и гастрономических соблазнов. Внезапно дома остаются позади, дорога обрывается.
Мы выходим к морю. Тишина. Никого вокруг. Только мы, море и небо. Небо огромное и очень близкое. Надулось, обиделось. Фыркает и плюётся в нас последними каплями дождя. А море уже успокоилось. Оно неторопливо перебирает свои барашки и степенно накатывает на берег. Пронзительно пахнет солью. Алекс тихо-тихо начинает читать какие-то стихи. Этот большой и сильный мужчина с добрыми глазами ребёнка в одну минуту становится совершенно беззащитным. А я крепко держу Диму за руку и боюсь пошевелиться. Боюсь вспугнуть этот момент абсолютно ребячьего счастья. Хочу запомнить этот момент каждой клеточкой.
Мы обязательно сюда вернёмся. И привезём родителей, и покажем детям. И будут счастливы все, кого мы любим.
Алексей Иванов
В этой поездке я был со своей дочкой Кукой, ей уже почти 15 лет.
Знаешь, как раньше на первый бал выводили юных девушек – гордость и счастье отца за выросшую дочь и горечь от скорой разлуки. Но именно в Стамбуле я понял, насколько Ксюха выросла. Почувствовал себя взрослым и счастливым отцом, гуляя по городу, выбирая с ней кеды, придирчиво, но в тоже время, с улыбкой, рассматривая ее выбор. На набережной района Кадыкей я подарил ей цветы.
Удивительная штука – этот весенний Стамбул.
Виктор Панжин
«Money doesn’t buy you happiness, but it buys you a big enough yacht to sail right up to it.»
«Счастье за деньги не купишь. Но можно купить яхту, которая домчит тебя до него.»
Вануату
2005–2008
После того, как паруса выставлены по ветру, а на электронных картах проложен маршрут до следующей цели и управление передано автопилоту, в дальнем переходе у экипажей яхт появляется много свободного времени. Кто читает, кто готовит, кто пишет, кто пребывает в объятиях Амура. Именно за одним из подобных занятий нас застал тревожный сигнал сирены, доносящийся со стороны моторных отсеков. Как раз на долготе Вануату, этого крошечного островного государства, по пути с Фижди в Новую Каледонию, один из двигателей отказался нести дальше службу.
Судя по плескавшейся в моторном отсеке воде, добротный японский механизм явно был больше не расположен трудиться. Надо было срочно менять курс и искать помощи у ближайшей Земли. Так, волей случая, мы впервые оказались в этих местах.
Что я знал на тот момент о Вануату? (см. фото 53)
Фото 53. Вануату
Когда в 1979 году Великобритания уже больше не могла содержать на деньги налогоплатильщиков свою половинку островов Новые Гебриды, затерянных где-то в южной части Тихого океана, а с другой стороны, и не горело желанием отдавать их под протекторат Франции, владевшей на тот момент их второй половинкой, было решено объявить острова независимыми. Так, в 1980 году появилась Республика Вануату. Начало ее пути чем-то напоминает первые годы Советской власти. Угнетателей в лице китайских торговцев копрой, австралийских скотовладельцев и французских плантаторов кофе начали настойчиво вытеснять из страны, пока гаранты стабильности власти в лице Австралии и Франции не прекратили финансовую поддержку местного правительства. Президент опомнился, экспроприация прекратилась, а «белое» население потихоньку стало возвращаться на Родину. Да-да, именно на Родину, потому что большинство из них во втором и третьем поколениях были уроженцами Новых Гебрид. Так гласит история. А что сегодня?
Путешествуя по островам, близким и дальним от столичного острова Эфате, говорящим на более чем 70-ти языках, непонятных даже друг другу, мне часто приходилось слышать вопрос о том, что слышно в мире, когда Вануату снова станет колонией обоих союзников по Второй Мировой Войне? Ведь жизнь, за исключением столицы Порт-Вила c ее пятидесятитысячным населением, за 36 лет независимости практически не изменилась. Племена практикуют натуральное хозяйство и рыболовство. Дорог на большинстве островов нет, а их тут целых 83. Но, благодаря современным технологиям, страна перепрыгнула пару ступенек человеческого развития и из первобытнообщинного строя оказалась в мире Интернета, мобильной связи и реактивной авиации. (см. фото 54)
Фото 54. Вануату
…Как-то, на второй день после прибытия, прохаживаясь уже в четвертый раз по Lini Highway – одной из двух и единственных улиц столицы Порт-Вила, я поймал себя на мысли, что вывеска напротив, Michoutochkine, очень напоминает мне некую русскую фамилию, написанную на французский манер.
Делать сегодня было нечего, запчасть для мотора была уже заказана и нам оставалось лишь уповать на то, что она прилетит из Окленда с первым же самолетом на следующей неделе. Кроме того, все углы, простенки и перегородки на борту катамарана были отмыты и надраены, а продукты закуплены впрок.
Поэтому мы решили зайти в помещение под интригующей нас вывеской, которое оказалось не обычным бутиком, а магазином-музеем с коллекцией античных атрибутов повседневной жизни папуасов. (см. фото 55)
Фото 55. «Michoutochkine»
«Есть здесь кто-нибудь, кто говорит по-русски?» – громко сказал я вслух, наблюдая в зеркале за реакцией пожилого человека, уже некоторое время наблюдавшего за нами из соседнего помещения.
«Есть, – ответило по-русски отражение в зеркале. – С кем имею честь?»
Такого поворота событий я не ожидал. Ладно, по-русски, но чтобы с такой интонацией! Явно, русский был его родным. Но так в России не говорят уже лет сто. Мне и раньше доводилось встречать соотечественников, рожденных за пределами России, из тех, первых, послереволюционных волн эммиграции. Наш собеседник был явно из их числа. Но чтобы здесь, на Вануату!
Знакомимся. Николай Николаевич – путешественник, коллекционер, художник, меценат. Родился в Белфорте. Из белоэмигрантов, казачих кровей. Учился живописи в Париже. Затем – военная служба, путешествия: Индия, Индокитай, Новая Каледония, Папуа. Последние 40 лет на Вануату.
О нем, о нас, о впечатлениях, о знакомых – так незаметно прошли полчаса. Уже полдень, слуга паркуется у тротуара рядом с бутиком, Николай собирается отбыть, но берет с нас слово, что мы еще зайдем к нему поболтать, и исчезает в дверях. Мы же влезаем по винтовой лестнице на второй этаж, чтобы взглянуть на коллекцию артефактов примитивизма, собранную хозяином за годы его путешествий по островам Океании.
Не прошло и пяти минут, как раздается звонок и босоногая Матильда, с улыбкой в полный рот белых ровных зубов, передает мне трубку – «Ни-ко-лаи».
«Вы вот что, голубчик, приходите-ка к нам сегодня с подругой в гости. Часикам к пяти. Мы устраиваем по пятницам ужин. Собирается все местное общество.»
«А какая форма одежды принята у вас в обществе?» – интересуюсь, подмигивая курчавой меланезийке.
„Раскованная», – отвечает голос: – «Матильда объяснит вам, как до нас добраться. Передайте-ка ей трубочку», – и уже на «бисламе» трубка что-то рассказывает темнокожей, от чего та расплывается еще большей улыбкой. «Темный пушок под ушами нисколько ее не дурнит», – мелькает у меня в голове.
Так мы познакомились с Вануату и были введены в местное общество.
– Похоже, что сегодня вечером «люди с яхты» будут гвоздем программы…
Справка
Получив концессию правительства Вануату, американский оператор мобильной связи установил в 2008 году на всех островах ретрансляционные вышки для телефонирования и Интернета. В их столичном офисе продаются «мобильники» в комплекте с мини-солнечными батареями, ведь на многих островах республики нет электричества.
Большая часть экспатриантов (их здесь более трех тысяч и, в основном, они – из Австралии, Франции, США и Новой Каледонии) проживает в Порт-Вила, столице Вануату. Бензоколонки, автосалоны, ремонтные и строительные конторы, отели, бары и рестораны – их епархия. Китайцы, по традиции, ведут розничную и оптовую торговлю и владеют магазинами. Ни-Вануату вовлечены в экономику страны в качестве неквалифицированой рабочей силы. В стране отсутствует подоходный налог. Именно эта возможность сэкономить на налогах в своих странах вкупе с низкими ценами на недвижимость и климатом схожим с тропической частью Австралии привлекает сюда ежегодно несколько сотен новых экспатриантов со всего мира.
По примеру «налоговых оазисов» в Карибском море, на Вануату расположены международные адвокатские конторы, а в регистре фирм, имеющих аккредитацию в торговом реестре Вануату, значатся многие известные компании мира. К счастью, в отличие, например, от Науру, Вануату богато не только финансовыми идеями для крупных корпораций. Путешествие по Вануату – это активный процесс познания природы и традиций этой маленькой страны в Тихом Океане.
Темнокожие слуги в расписанных мэтром красочных камзолах проворно обслуживают гостей на террасе. Двадцать человек вмещает стол, столешница которого выполнена из цельного куска дерева, некогда поверженного ураганом прямо здесь, на территории усадьбы художника. (см. фото 56)
Фото 56. Ужин по пятницам
Сегодня – полинезийская кухня: кокосовые крабы и лангусты, запеченые в собственном соусе на горячих камнях. Руководит поварами соратник и сподвижник Ника Мишутушкина – художник Алои Пилиоко. Уроженец острова Валлис, сопровождавший Николая еще в начале восьмидесятых с выставкой примитивизма народов Океании по Советскому Союзу, делится воспоминаниями о первом в своей жизни снеге и шапке-ушанке.
Гарнир также по-полинезийски: маниок, ямс, сладкий картофель, плоды хлебного дерева и плантажные бананы. На этикетки вин можно не смотреть – супермаркет в района Пэнго имеет богатый выбор французских вин.
Помню, как пару дней назад утром прочитав вывеску над кафе «Nambavan», а затем днем, у входа в супермаркет, название «Nambatu», в мое сознание закрались серьезные подозрения, что кто-то преднамеренно коверкает английские слова.
Оказалось, это искусственный язык – бислама, введенный англичанами для того, чтобы более, чем сто народов, населяющих бывшие Новые Гербиды и говорящие на различных языках, могли бы понимать друг друга. Иными словами, это упрощенный английский вкупе с несколькими десятками слов из французского и местного диалекта. Действительно, попадая в первый раз на Вануату, можно испытать легкое чувство дискомфорта, слыша вокруг себя вроде бы и английскую речь, но при этом ничего не понимая. Пройдет пару дней, ваше ухо привыкнет к этим исковерканным английским словам, а к концу путешествия по Вануату вы и сами будете владеть баслама на уровне разговорного. Главное – запомнить два ключевых слова: «блонг» и «стрейт». Оба имеют английское происхождение, посему не буду занимать внимание читателя их переводом. Владея в совершенстве обоими словами и импровизируя ими, можно легко найти общий язык с местными аборигенами. «Тенк ю тумас» – так звучит английское «Thank you too much», фраза-ключ, открывающая ворота местного гостеприимства.
Низкий и протяжный звук морской раковины приглашает после ужина всех зайти в дом-музей. Дом построен в трех уровнях в форме восьмигранника, первые два этажа которого отданы под коллекции предметов жизни и быта народов Океании. Восседая на резных деревянных диванах, мы наслаждаемся крепким черным кофе с острова Танна. Танна – тот самый остров, жители которого на протяжении пятидесяти лет исповедуют культ Карго.
Тлеет он, то разгораясь, то затухая, в головах пяти тысяч последователей Джона Фрома, объявивших его Мессией и ожидающих его пришествия ежегодным парадом «таннской армии США» (Tanna Army USA). Каждое 15 февраля наступающего года в униформе американских GI’s времен Второй Мировой войны, с деревянными ружьями наперевес, со звезднополосатым флагом и красными буквами, нарисованными на темных телах «бойцов», TA USA марширует по поляне мужское население деревни Ламакара.
Говорят, что «мессия» появился на Танне в конце тридцатых годов прошлого столетия. Будучи свободолюбивым американцем, он призывал аборигенов отказаться от денег, не ходить в церкви, не работать на плантациях. За это они, его последователи и ученики, в будущем будут награждены райскими подарками, которые облегчат их жизнь. Группа его последователей ушла в горы, где продолжала вести традиционный образ жизни. Колониальные власти изолировали «проповедника», и учение стало затухать. Разгорелось оно вновь с высадкой американских войск на Вануату во время Второй Мировой войны.
Тушенка и одежда, взлетные полосы и самолёты, автомобили и палатки – вещи, ранее неведомые и зачастую непонятные, привели аборигенов к мысли, что это – как раз то, о чем им рассказывал Джон Фром. Последователи культа посчитали, что на их землю снизошел рай. Можно себе представить насколько велики были их разочарования, когда после окончания войны все эти блага исчезли.
Чтобы привлечь военные самолеты вновь приземляться на острове с товарами на борту, аборигены вырубали леса и строили «посадочные» полосы для них. Они вырезали из дерева наушники и выходили на импровизированные аэродромы, имитируя жесты наземного летного персонала. Строились «командные» вышки и разводились костры. Не помогло ничего. Осталась лишь традиция раз в год совершать парад, и слепая любовь к стране, «где я не будут никогда».
Как тут не прийти к крамольной мысли о том, что, возможно, пирамиды Хеопса и майя, а может и геоглифы на плато Наска в Перу тоже являются ничем иным, как олицетворением культа Карго по отношению к космическим пришельцам прошлого?
Справка
Остров Танна, расположенный южнее Эфате в часе полета на самолете местной и очень надежной, авиалинии Air Vanuatu, известен не только тем, что сюда первым из европейцев высадился капитан Кук, но и активным вулканом Ясур, пожалуй, самым доступным на Земле. До его огнедышащей вершины от нижней площадки, которую можно достичь на полноприводном автомобиле, подъем занимает всего полтора часа времени. Особенно интересно посещение вулкана ночью, когда бурлящее сопло «выплевывает» искры и куски раскаленной докрасна породы.
…В тропиках меркнет быстро – Экватор. Мы прощаемся с сегодняшними хозяевами ужина, Ником и Алои. Над заливом Эракор, куда смотрит усадьба художников, высоко в небе стоят облака, по прихоти заходящего солнца окрашенные сегодня в розовый цвет. (см. фото 57)
Фото 57. В тропиках меркнет быстро
– Золотце, у меня к тебе просьба, – прощаясь, говорит Ник моей спутнице. – Зайди, детка, пожалуйста, завтра с утра в мой бутик и выбери себе три платья. После обеда в отеле «Le Meridian» – показ мод, а кроме вас с Джейн у нас больше нет «белых» манекенщиц…
2009–2011
Морской альманах сообщал, что дно небольшого залива островка Сакао – песчаное, а сам залив пригоден для ночной стоянки в хорошую погоду. В реальности, каменистое дно слегка вогнутой дуги береговой линии было чуть припорошено песком. И если бы кто-то заранее не позаботился о том, чтобы привязать к коралловым головам кусок синтетического каната, нам пришлось бы искать на ночь другое место для стоянки.
На берегу, под кокосами, одиноко стояла хижина, крытая пальмовыми листьями. Женщины только вернулись с пойманными осьминогами и разводили костер. Семья Карла была в полном сборе. Превратив на терке корни ямса в жидкую кашицу и добавив в нее немного муки они лепили лепешки, начиняя их кусочками курицы, бананов и осьминогов. Лап-лап – традиционное блюдо народов Океании. Вот сейчас все это завернут в банановые листы и засыпят раскаленными на костре кораллами. (см. фото 58)
Фото 58. Лап-лап – традиционное блюдо народов Океании
Спустив динги (надувная моторная лодка), мы отправились на берег знакомиться. Пакет риса и пачка молотого корня перцового куста (кава-кава) были нашим подарком. Взамен мы получили плоды памплимус (их еще называют помело), бананы и папайю. Знакомство состоялось. Если добавить ко всем уже перечисленным продуктам корни маниока и пойманную в заливе рыбу, получится ежедневный рацион островитянина. Наверное, не надо говорить, что электричества, дорог и подвесных моторов для каноэ тут не существует?
Зато есть на соседнем острове, в деревушке, телефонная будка. Если кто-нибудь, из случайно проходящих, услышит звонок телефона и на том конце провода попросят к телефону Карла с Сакао, то на каноэ и веслах через залив это примерно 30 минут до него. И еще столько же назад, вместе с Карлом. Так что у того, на другом конце провода, гарантированно есть час, не опуская трубку, что-нибудь выпить-закусить-покурить-попялится, прежде чем ему ответят. (см. фото 59–60)
Фото 59. Знакомство состоялось
Фото 60. Подвесных моторов для каноэ тут не существует
Когда сталкиваешься с такими вещами, начинаешь ценить то, что из крана может течь горячая вода, что холодильник может выполнять свою главную функцию, что существует Интернет и есть чистая питьевая вода. Но вот такой спокойной, размеренной и беззаботной жизни, какую мы нашли в семье Карла, увы, нет.
Двадцать две мили отделяет Сакао от острова Амбрум. Он знаменит шаманами и колдунами. Легенды рассказывают, что здесь у колдунов можно найти волшебные камни, которым по силе исполнять желания и даже защищать от невзгод. Находят они такие камни у двух еще непотухших на острове вулканов и знают, как такие камни приручить, чтобы выполняли желания, но и заговорить, чтобы отправить их в спячку. Игра на самодельных флейтах, как они считают, им в этом очень помогает.
Справка
Ни-Вануату – народ простой и наивный. Конечно, этим пользуются австрало-европейцы и, кто знает, если б не существовало бы традиции, общей для всей Океании, запрещающей продавать земли чужестранцам, возможно были бы они все уже давно «гостями» в своей стране, как это произошло с маори в Новой Зеландии. Видимо поэтому и стоят австралийцы в качестве советников на службе у молодого государства. Впрочем, кто знает, может и не без выгоды для себя. Разумным противовесом от перекосов тут по-прежнему остается Франция. А пока что «ни-ваны», так сокращенно их называют белые, разъезжают на полноприводных «тойотах» и «митсубиси», купленных на деньги, вырученные от земель, сданных в аренду сроком на 75 лет. Если учесть, что автомобили не рассчитаны на столь долгий срок эксплуатации, можно предположить, что в самое ближайшее время на рынок недвижимости Вануату будут выброшены дополнительные земельные резервы, дабы вовремя сменить автомобильный парк страны и привести его в соответствие с последними новинками токийского автосалона.
Рядом с Амбрумом находится родина «bungee jumping» – остров Пентекост. В период с апреля по июнь, когда молодые лианы еще достаточно гибки, мужское население острова строит из деревьев вышки высотой до 70 метров. По традиции юноши, прыгая вниз головой, посвящаются в мужчины. Сейчас так называемый «sky diving» устраивается исключительно в коммерческих целях, привлекая в эти месяцы десятки туристов. Следует отметить, что представление права на фото– и видеосъемку – платные. Часть отчислений идет в пользу получающих серьезные увечья небесных «дайверов» или семьям погибших, число которых ежегодно укладывается на пальцах одной руки. Исполнители – истинные профессионалы, и полеты, совершаемые ими, полны грации и достоинства. Прыжок осуществляется вплоть до земли, с обязательным контактом с ней в точке падения, а уж какой силы будет этот контакт, зависит лишь от мужества и правильного расчета длины лианы самим «дайвером».
Справка
Луганвиль, единственный город на острове Эспириту Санто, насчитывает не более десяти тысяч человек. Сегодня он выглядит тихим, замирающим к полудню сонным местечком. В годы Второй мировой войны здесь находились расквартированые для броска на Гвадалахару – главный оплот Японии на Соломоновых островах – сто тысяч американских солдат. Следы войны до сих пор можно встретить в прибрежных водах и джунглях Санто.
С развитием подводного плавания Санто стал «меккой» для дайверов. Мыс в миллион долларов – так, возможно, переводится Million Dollar Point, находится за поворотом по дороге в аэропорт. Такое название он получил потому, что после окончания войны американцы, предварительно предложив правительству Новых Гебрид приобрести уже ненужную военную технику за символический миллион долларов, после отказа последних, в итоге затопили ее тут же, в лагуне.
Сей час находящееся на глубине десяти метров, покрытое кораллами кладбище тягачей, танков, самолетов и автомобилей можно увидеть даже без помощи акваланга.
Как-то голосуя на дороге, которая прямой стрелой ведет из Луганвиля на север острова к Большому заливу, где никто никогда не жил и не живет сей час, мы познакомились с подобравшим нас Тимом. Дорога предстояла длинная, минут на сорок, и мы принялись развлекать друг друга беседой.
– Почему дорога ведет в никуда? – спросил я.
– Видимо, в пику французам, которые построили на Эфате такую же, только кольцевую, – отвечает австралиец.
Англичане же, начав строить на Санто нечто подобное, не учли, что здесь, в силу малонаселенности острова, такая дорога никому не нужна. А может, у них закончились деньги раньше времени?
Тим из Мельбурна. Приезжает сюда с семьей, потому что три года назад, построил здесь дом.
– Мы здесь бываем 4–5 раз в году. И до сих пор в восторге от Санто, – делится эмоциями банкир.
В двух милях от «устричных» островов, где стоит наша яхта, мы сидим на веранде дома, построенного из толстых деревянных досок и покрытым сплетенными в узлы пальмовыми ветвями вместо крыши. Все выполнено только из местных материалов, поскольку умельцы-островитяне обучены работать только с ними.
В фундаменте дома – резервуар для воды – гордость хозяина. Ведь за пределами Луганвиля нет водопровода. Альтернативой могут служить либо дорогое бурение, либо сбор дождевой воды. На окраине участка – расчищенная от джунглей поляна. Там стоят солнечные батареи, дающие дому электричество.
Попросив нас рассказать что-нибудь из наших приключений, Тим сам рассказывает историю, произошедшую здесь совсем недавно, когда с Южной Кореей было заключено торговое соглашение и выдана квота на ловлю тунца в территориальных водах Вануату.
Видимо, корейцы решили схитрить, и вместо одного траулера, о котором шла речь в договоре, в воды Вануату забрели еще девять его близнецов. Наивно полагая, что ловлей тунца занимается лишь одно судно, вануатское правительство было удивлено его ходовыми качествами. Ведь этот траулер был замечен почти одновременно и у берегов южного Эрроманго, и у северной Маэвы – и это при том, что оба острова отделяют друг от друга двести пятьдесят морских миль!
Для проверки донесений был послан единственный, времен Второй мировой войны, военно-морской катер с пулеметом и, как писали местные газеты, возможно, даже с боевыми патронами к нему. Обман был раскрыт: корейцы тралили вануатские воды десятью близнецами.
«Неужели были боевые действия со стрельбой?» – кольнула мысль, глядя на флагшток перед домом рассказчика, где развевался вануатский флаг, автор которого – мой добрый хороший знакомый – художник Мишутушкин.
– К сожалению, поскольку догнать ни один из них не удалось, корейцы еще долгие два года браконьерничали в водах республики, – словно прочитав мои мысли произнес Тим.
Флаг безвольно повис на флагштоке, обнажив скрученный клык кабана – символ Вануату – в центре черного треугольника.
По песчаному берегу, шлепая по воде, шел худенький темнокожий мальчонка со светлыми волосами. У него из подмышки головой назад торчал огненно-красного цвета боевой петух с черным хвостом – гордость и любимая забава местной ребятни.
«Никак у этого молодого человека в роду был кто-то из американских солдат», – предположил я, не догадываясь, что это могло быть результатом мутации генов от кровосмешения небольшого племени, когда-то жившего здесь в изоляции.
– Так чем все-таки окончилась история с траулерами? – отвлекаясь от мыслей, спросил я.
Правительству Вануату помог случай. Во время визита австралийского противолодочного корабля, последний, по просьбе местного правительства, взял одного из нарушителей с поличным и отконвоировал на рейд Порт-Вилы. Какую сумму выкупа заплатила Корея за свой траулер, история замалчивает, но местная печать на волне эйфории писала о шестизначных цифрах.
Местные жители доверчивы и любопытны, искренни и не прочь подурачится. Мы стоим в бухте, где прибрежный песок имеет розоватый оттенок – Champagne Beach, а со дна залива постоянно поднимаются пузырьки, словно из бокала с шампанским.
Разведя вечером костер, чтобы поджарить дневной улов, приглашаем разделить с нами ужин незванных гостей – пару молодых аборигенов, проходящих мимо по пустынному берегу. В беседе за трапезой делимся впечатлениями о прожитом дне. Оба почавкивая – особый местный этикет, показывающий, что пища гостю нравится, быстро управились со своими порциями.
Завершив ужин и собираясь назад на яхту, замечаем, что молодые люди сидят в ожидании еще чего-то.
Один из них, поеживаясь, будто холодно, спрашивает: «А разве кофе на ужин не будет?» Мы недоуменно переглядываемся.
Другой, также притворно съежившись, вступает в разговор: «А в прошлый раз нас после ужина угощали еще и кофе». Мы начинаем потихоньку соображать и слышим конец его фразы: «Кофе ведь пьют всегда, когда холодно. А сегодня уж очень холодно».
Было весело наблюдать, как в лучах заходящего солнца оба парня так комично изображали продрогших, что мы оба, не сговариваясь, невольно засмеялись…
Справка
Корни перцового кустарника – «кавы», путем измельчения превращают в порошок. Затем его разводят водой и процеживают. По вечерам в «нака-маль»-усадьбах, где горит голубой огонек – условный знак, обозначающий место, где готовят кава-кава, можно попробовать этот мутный на вид напиток. Кава-кава обладает наркотическим свойством, когда после третьей или четвертой порции начинаются галлюцинации. В отличии от острова Фиджи, где этот напиток пьют только мужчины и с обязательным соблюдением всех традиционных ритуальных обрядов и соответствующей посуды, на Вануату его прием упрощен до европейского пластикового стаканчика.
Вернувшись в Порт-Вилу после круиза по островам Вануату, мы вновь оказываемся в гостях у Ника и Алои – оба, как обычно, на главенствующих местах с обоих торцов большого широкого стола. На исходе застолья, оказавшись рядом с Алои и подъедая лакомства, на этот раз индийской кухни, деля их с расположившимся напротив ресторатором, узнаю его историю появления на Вануату, напомнившую мне героев «Сказок Южных Морей» Джеймса Мичинера. Неужели такое бывает! Тут была и любовь к туземной красавице, и долгие скитания от погони, и пять смуглокожих дочерей, и семейное счастье. Посылая ресторатору в очередной раз через стол еще теплое блюдо с остатками яств, интересуюсь, не знаком ли он с содержанием книги пулитцеровского номинанта? Нет. Но подобной историей любви и счастья между людьми разных рас, здесь никого не удивишь. Убеждаюсь сам, оказавшись через пару дней вечером в престижном «Rossi» – ресторане, клубе, где собираются местные сливки, в основном, франкофонского общества. Глядя на пожилые пары, где глава семьи потомок французских или английских кровей, а супруга – из кланов местных вождей, понимаешь, что это не современный модный тренд, а проекция той реальности жизни, которая существовала и пятьдесят, и сто лет назад.
Здесь на ночь природа засыпает вместе со всеми. Ни всплеска волн, ни дуновения ветра. Спокойная гладь черной воды с ковром отраженного звездного неба.
По привычке взглядом ищу Южный Крест. Он на месте. Значит, это все реально. Значит, мы на Вануату.
C осознанием себя счастливым оканчивается период того счастья, в котором ты неосознанно пребывал все это время. Не надо себя обманывать – таким оно больше не повторится. С этого момента начинается поиск своего нового периода счастья.
А не задержались ли мы в этих краях? Видимо, пора вновь в дальнюю дорогу. Яхта, как велосипед, только ржавеет, если на нем не ездить. (см. фото 61)
Фото 61. Значит, это все реально. Значит, мы на Вануату
Блаженные острова
Заметив над океаном больших хищных птиц, не похожих на морских, первооткрыватели Азорских островов приняли их за ястребов, обитающих на континенте. «Açores, açores!» – кричали по-португальски моряки, радуясь, что где-то рядом должны быть и земля, и питьевая вода. Земля и правда вскоре показалась – остров Сан-Мигел. О том, что на Азорах обитают только коршуны, стало известно гораздо позже, когда уже началась колонизация. Название из-за этого менять не стали – острова так и остались «ястребиными».
Еще античные греки знали о существовании Макронезии, «блаженных островов», как они их называли, состоящих из Канарских, Азорских островов, Мадейры и островов Зеленого мыса. Однако открыт был архипелаг только в начале XV века, в самом начале эпохи Возрождения. И первыми колонистами на Азорах стали, как ни странно, не португальцы, а фламандцы. Португалия тогда надежно держала на замке юг Африки, не пропуская в Индию и Индонезию чужие торговые суда. На освоение Азорских островов было просто некого отправить. Поэтому право на колонизацию португальцы отдали фламандцам.
Острова встретили колонистов непроходимыми вечнозелеными лавровыми лесами и землей, сплошь покрытой растрескавшейся базальтовой лавой. Постепенно разрабатывая землю и выкладывая из базальтовых камней стены на границах земельных участков, островитяне под руководством колонизаторов создали современный ландшафт островов. Искусство кладки стен из базальта без использования цемента сохранилось по сей день и хорошо известно во всем мире.
Фламандцы, как, впрочем, и другие народы – англичане, французы, немцы, американцы и скандинавы, которые приезжали впоследствии на острова, сильно изменили быт и облик Азоров.
От первых островитяне научились возделывать виноградную лозу, а также получили звучные фламандские фамилии, встречающиеся сегодня на многих вывесках, табличках и дверях островов архипелага.
От англичан местные жители переняли стиль в одежде. Многие века Англия была главным торговым партнером Азорских островов. Выращенные на островах апельсины и мандарины, а с XIX века еще и сахарный тростник, она меняла на текстиль и промышленные машины.
Бретонцы, коренные жители полуострова Бретань во Франции, переселявшиеся целыми семьями на Азоры в XVIII веке, оставили свой след не только в архитектуре островов, но и в языке. Благодаря им на острове сформировался особый диалект португальского – азорианскоий. Местное наречие изобилует французскими словами, влияние культуры северного соседа заметно и в произношении. Особенно сильно это ощущается на северо-западе острова Сан-Мигел, где большинство населенных пунктов носит французские названия, а старинные дома построены из тесаных базальтовых блоков – точь-в-точь как это делали бретонцы у себя на Родине.
В отличие от континентальной Португалии, где местное население – под влиянием захватнических походов мавров и арабов – смуглое, цвет кожи у жителей Азорских островов более бледный. Сюда толпами переселялись члены известных дворянских семей Австрии и Франции, их потомки до сих пор поддерживают родственные отношения с известными домами Европы.
История Азорских островов знает взлеты и падения. Щедрая земля приносила богатые урожаи цитрусов. Но только до начала XIX века. Тогда на острова была завезена мошка, уничтожившая за 50 лет все плантации апельсинов и мандаринов. Этот период ознаменовался массовой эмиграцией населения в США, Канаду и Бразилию. Вскоре на смену выращивания фруктов пришло животноводство. Сегодня это главный источник дохода островов. Считается, что на каждого жителя архипелага в среднем приходится по две коровы. Мясные и молочные породы пасутся круглогодично на зеленых пастбищах Азоров, не зная, что такое стойло и комбикорм.
На островах, если не считать четыре молочных завода, которые днем и ночью перерабатывают свежее коровье молоко, чайную фабрику, единственную на всю Европу, и два табачных производства, полностью отсутствует промышленная индустрия.
Главное богатство Азорских островов – природа. Кому-то местная долина гейзеров напоминает Камчатку и Исландию. Отличие лишь в том, что на Азорах царит вечная весна и совершенно отсутствуют комары.
Всего в архипелаге девять островов. Расположенные в северной Атлантике в радиусе всего лишь 250 километров, они совершенно не похожи друг на друга.
Остров Сан-Мигел, первый из открытых колонизаторами, славится своими озерами в кратере вулкана Сете Сидадеш. В Португалии их считают чудом света. В солнечную погоду одно из них – голубого цвета, а другое – зеленого. С ними связана красивая легенда о принцессе и пастухе. Они были влюблены друг в друга, но когда король узнал об этом, он запретил принцессе встречаться с пастухом. Их последняя встреча состоялась в кратере вулкана. Расставаясь, они долго плакали. У принцессы были голубые глаза, и слезы лились голубые. А у пастуха – зеленые.
На острове Санта-Мария, расположенном по соседству с Сан-Мигелем, в деревушке Анжуйш есть небольшая церковь. В ней когда-то молился первооткрыватель Америки Колумб со своей командой. Будучи арестованными по прибытию на остров, мореплаватель вначале должен был доказать, что он не пират. Зайти в церковь он смог только после освобождения. На Азорских островах завершилась его первая экспедиция.
Что привлекало сюда пиратов, можно было понять, только взглянув на балконы купеческих домов города Ангра-ду-Эроишму на острове Терсейра – главных морских ворот Азорских островов в Средние века. На этом острове расположена единственная на архипелаге природная морская гавань, защищенная от всех дующих здесь ветров. «Ревущие сороковые» (а Азоры расположены как раз на 38–39 градусе северной широты) доставляли командам парусных торговых судов немало хлопот во время пересечения Атлантики с запада на восток. Добираясь до порта Ангры и ступая на твердую землю, на Терсейре они чинили свои галеоны, отдыхали и закупались провизией. И оставляли местным жителям за услуги немалую компенсацию в виде золота, серебра и специй. Когда корабли покидали порт, местные купцы начинали хвастаться своим состоянием: во время шумных праздников они вывешивали на балконы своих домов ковры, считавшиеся в те давние времена символом истинного богатства.
Еще один остров – Файял. Это мировая яхтенная столица. На бетонном волнорезе порта в городе Орта сотни имен: каждый экипаж оставляет здесь надпись с названием своей яхты – на удачу. В 1958 году в результате подводного извержения вулкана остров прирос двумя квадратными километрами суши, совершенно пустынной. И даже спустя полвека местной флоре так и не удалось покорить это пространство – оно до сих пор выглядит как «лунный» ландшафт.
Единственная проблема на острове Файял – авиасообщение – здесь можно застрять на неделю. Можете себе представить, чтобы самолет улетел на сорок минут раньше расписания? На Азорах это случается. Если появляется погодное окно для полета с Файяла на остров Флореш, самолет не ждет времени отправления – взлетает неполным. Полет занимает от силы полчаса, но за это время погода может резко измениться и полет может вообще не состояться. А следующий рейс – только через два дня.
В аэропорту Санта-Круш на острове Флореш ловишь себя на мысли: «А ведь самолет-то сел на центральной улице города!» Другого, более подходящего места для строительства аэродрома на этом скалистом острове не нашлось.
Однако больше всего на Азорских островах впечатляют не города, а природа. Каскады водопадов высотой более ста метров. Гейзеры с серными источниками. Базальтовые горы оранжевого цвета. И кругом цветы, повсюду. Тихие зеленые пастбища и синий-синий океан. До самого горизонта…
Ведьмы, монахи и ромовая баба
Если смотреть на Эльзас с немецкой стороны Рейна, прямо с предгорий Шварцвальда, начинаешь понимать, почему алеманы – местные немцы, все время стремились на запад. В отличие от пасмурного Шварцвальда Эльзас просто купается в солнечных лучах.
Столь неожиданные мысли всегда приходят натощак, как сейчас – в ожидании тарелки знаменитого лукового супа. И не где-нибудь, а в самом настоящем ведьмарском ресторанчике. Имеется такой в эльзасском городке Кольмар, который подарил миру создателя той самой статуи, что вот уже более ста лет стоит по ту сторону Атлантики и именуется Свободой.
Ресторанчик ведьмарским назвали не просто так. Статуэтки столь излюбленного местными жителями персонажа сидят на перилах, висят под потолком, украшают стен. В дополнение ко всему из-за бархатной шторы рядом со столиком доносится чей-то скрипучий голос. Слова вроде немецкие, но сильно исковерканы – это эльзасское наречие.
Эльзас говорит на двух языках – французском и эльзасском. Видимо, именно это смешение изысканности и основательности двух культур позволило местным жителям на заре ХХ века не только одними их первых заняться производством автомобилей, но и еще в более ранние времена увлечься кулинарным искусством. А здесь оно уж, поверьте, доведено до совершенства!
Но вернемся к луковому супу. Когда с ним было покончено, любопытство сподвигло заглянуть за штору.
Большие черно-карие глаза смотрят в упор. Аккуратно собранные седые волосы собраны в пучок. Выступающий далеко вперед острый подбородок и крючковатый нос практически соприкасаются, как будто шепчутся. Изысканно одетая, в кофточке в черный горошек, премиленькая старушка сидит в старинном кожаном кресле, опираясь башмачками на маленькую бархатную табуретку. У ее ног лежит серое лохматое чудовище, при более близком рассмотрении оказывающееся собакой. Вот с ней-то и беседовала о чем-то сказочная старушка…
Самое удивительное, что все статуэтки заведения, как две капли воды, похожи на эту женщину. Не скажу за весь Эльзас, но мне сразу стало понятно: данная особа на своей средневековой улочке явно старшая по рангу.
Эльзас стал христианским в V веке нашей эры. Большие участки его равнинных плодородных земель отошли монастырям и аббатствам. Все, что плескалось, неслось, паслось, созревало и летало на этих территориях, в конечном итоге попадало на стол монахам. Так, возможно, они и стали первыми кулинарами своего времени, зачастую дерзко экспериментируя с богатыми ингредиентами со своих угодий.
В кулинарной книге местного аббатства Бухингер, изданной в 1671 году, раскрывается секрет изготовления эльзасской пасты: «Макароны готовятся из большого количества яиц, качественной муки и соли. Ни капли воды, только яйца в достаточном количестве».
Промышленники Эльзаса по сей день строго следуют этому рецепту, используя для производства пасты только яйца. Именно благодаря яйцам тесто можно раскатать очень тонко, а это существенно сокращает время приготовления макарон. Высокая пластичность теста также позволяет лепить из него любые замысловатые формы, не ограничивая фантазию технологов. О вкусовых качествах тут можно уже не упоминать, потому что такое количество яиц – а сегодня их используют целых семь штук на килограмм муки – делают эльзасскую пасту совершенно неповторимой.
Пока же монахи Эльзаса экспериментировали за монастырскими стенами, простой люд пек в печах свой насущный хлеб. Самый известный рецепт региона – «пылающий пирог», или фламкюхэн, как называют его на местном эльзасском. Придумали его нетерпеливые крестьяне. В Эльзасе было принято, растапливая печь, сначала определить ее температуру с помощью пробной лепешки. Для этого в печь с еще не прогоревшими углями на несколько минут помещали тонко раскатанное тесто. Если края его подгорали, температура достаточная. Если тесто не успевало запечься – подбрасывали еще несколько поленьев. Крестьяне же, вместо того, чтобы ждать, когда проверка будет закончена и можно будет ставить в печь хлеб, посыпали это тонко раскатанное тесто луком и кусочками сала, заливая все это сметаной, сливками или творогом. Хлеб только готовился – а они уже сытые. Так и получился рецепт «пылающего пирога», который парижане на свой манер называют «тарт фламбе».
Жители плодородной долины, разделенной здесь Рейном на две почти равные части – Эльзас на западе и Алеманию на востоке, издревле имели не только тесные экономические связи, но и схожий с немецким диалект.
Холмы и долины располагают к виноделию: по обе стороны реки возделываются лучшие в этих широтах сорта винограда «рислинг», «пино бланк» и «гевюрцтрамминер». Последний сорт – очень редкий, вино из него получается с неповторимым «пряным» привкусом. Он был известен еще во времена римлян и хорошо прижился на склонах южного Тироля, откуда в XV веке попал в Эльзас.
«Винная дорога» Эльзаса начинается в городке Марленхайм. Местные виноградники были известны еще в VI веке. Здесь правили Каролинги и Меровинги, а история городка тесно связана со Страсбургом, входившим в состав Священной Римской империи, – свободным имперским городом, подчинявшимся непосредственно германскому кайзеру.
Кто только не пытался подчинить себе эти земли! Пожалуй, самый необычный случай произошел со шведскими завоевателями. Перед тем, как разделаться с захватчиками, жители Марленхайма попросту напоили их. После более сорока лет упорной борьбы французские короли в конце XVII века, наконец, присоединили к своим владениями эльзасские земли, но до сих пор коренные жители этой области Франции, отправляясь через Вогезы на запад, говорят, что «едут во Францию».
Если из Марленхайма по «винной дороге» следовать на юг, можно оказаться на другом ее конце, в городке Раппшвир. Летом здесь проходит фестиваль бисквита «гугелхупф». Легенда гласит, что после рождения Иисуса обратный путь трех королей-магов из Вифлеема пролегал через земли Эльзаса, где им был оказан теплый прием. В знак благодарности маги испекли местным жителям пирог с изюмом, напоминающий по форме тюрбан. Со временем этот кулинарный рецепт так пришелся по вкусу соседям эльзасцев, что добрался и до польских королей. Однако Станиславу Лещинскому бисквит показался суховатым, и он, как утверждают современники, окунул его то ли в сладкий чай, то ли в бокал с вином. Получив польское название «баба», пирожное в обновленном виде отправилось до Парижа. А там французские кондитеры уже довели рецепт до совершенства, пропитав бисквит ромом. С тех пор пирожное именуется не иначе, как «ромовая баба». И лишь в Эльзасе «колпак из дрожжей», как можно дословно перевести «гугелхупф», подается в местных кафе в том первоначальном виде, как это было более двух тысяч лет назад.
Вперед, в прошлое
Аллея вековых платанов, изгибаясь, уходит за поворот. Оттуда интригующе доносится ритмичный звук там-тама, а затем медленно выплывает, показывая сначала нос, а потом и весь корпус, пассажирская баржа. На ее крыше сидит молодой человек и увлеченно, не замечая ничего вокруг, отбивает замысловатый ритм какого-то далекого африканского племени. За рулем небольшой баржи, метров десять в длину, молоденькая девушка. Она приветливо машет рукой всем встречным лодкам.
Как французы проводят лето? Помимо отдыха на каменистых пляжах Ривьеры (или же песчаных Атлантики), провести отпуск, взяв в аренду речную моторную баржу, или просто «бато» (от французского bateau – «лодка»), – это их самое излюбленное летнее времяпрепровождение.
В Средние века реки были основными артериями, по которым перевозили грузы на дальние расстояния. И если рек нет, то обязательно нужно построить каналы, чтобы соединить важные торговые города. Так французы и поступили.
Перепады высот ландшафта и естественные преграды требовали от строителей искусства прокладывать каналы-туннели, каналы-виадуки и даже двухэтажные каналы – наподобие современных автомобильных развязок. Но, что самое интересное – все эти каналы до сих пор исправно функционируют, доставляя радость и удовольствие тем, кто плавает на баржах. Кстати, чтобы управлять прогулочной лодкой по рекам и каналам Франции, не требуется никакого удостоверения на вождение.
Акваторию Южного канала мы выбрали по совету друзей-французов. Прорытый в XVII веке с целью соединить Атлантику со Средиземным морем, канал шириной лишь десять метров пролегает в исторической области Лангедок. Система шлюзов, многие из которых до сих пор приводятся в движение вручную, позволяет поднимать и опускать прогулочные баржи, чтобы добраться по воде от Бордо до порта Сет на Средиземном море. В узкий шлюз может войти баржа не более трех метров шириной, поэтому все суда здесь строят именно такого размера.
Совсем узкий по сегодняшним меркам канал в средние века стал главным экономическим стимулом развития региона. В летнее время года дожди здесь – явление редкое, и поэтому при строительстве канала решили соорудить еще и водохранилище, чтобы при засухе оно давало шлюзам канала достаточно воды.
Строительство канала велось с 1667 по 1681 год, и после ввода его в эксплуатацию позволило сократить расстояние вокруг Иберийского полуострова и неспокойных вод Бискайского залива на 2500 километров. А также лишила Англию, которая в то время прочно держала на замке Гибралтарский пролив, возможности блокировать французские торговые корабли.
Сегодня же, ввиду своих скромных размеров, канал больше не используется для перевозки грузов. И платановыми аллеями, высаженными в XVIII и XIX веках вдоль канала для укрепления берегов корнями, наслаждаются теперь только туристы на плавучих баржах.
Вот загорелся зеленый свет у входа в канал-туннель. Путь свободен. Внутри – темнота. Видимо, туннель изгибается, поэтому дневного света впереди не видно. Вдоль борта медленно мелькает едва освещенная средневековая каменная кладка стен. Местами влажные и заросшие чем-то похожим на мох стены оставляют фантастическое ощущение, как будто плывешь по подземной реке. А эхо вторит: го-гон-гонг.
Нарбонна и Каркасон – два старинных города, стоящие на берегах канала. Раскопки в окрестностях Нарбонны указывают на то, что уже в третьем тысячелетии до нашей эры здесь поселились первые люди. Потом здесь жили галлы: римские летописи говорят, что название города происходит от баскского слова «narb». Это переводится как «родник, пруд, болото» – в общем, что-то, связанное с влагой и водой. В 118 году до нашей эры римляне завоевали этот край. На месте галльских поселений они, конечно же, построили крепости. Здесь же проходила и главная транспортная артерия из Рима в Испанию – дорога, фрагменты которой сохранились до сих пор, была выложенная огромными булыжниками.
О Каркасоне сохранились упоминания в рукописях римского писателя Плиния-старшего, жившего в I веке до нашей эры. Город уже тогда служил галлам военным укреплением. После римлян здесь побывали вестготы. С V по VIII века нашей эры они владели землями от Каталонии до Лангедока. А потом на следующие тридцать лет перешли под власть сарацинов. Именно с походом Карла Великого на мавров связана история о том, как Каркасон получил свое имя.
Легенда гласит, что после пяти лет осады, когда у защитников города подходили к концу запасы провианта, вдова предводителя осажденных приказала принести оставшиеся припасы. Это был последний мешок зерна и одна свинья. Дама Каркас, как ее звали придворные, велела накормить свинью зерном, а потом сбросить ее со стен крепости. Когда Карлу Великому доложили о случившемся, он решил, что у защитников еще много провианта и велел снять осаду. При виде уходящих войск вдова приказала бить во все колокола. Кто-то из отступающих, услышав звон, крикнул: «Carcas sonne!» («Дама Каркас звонит!»).
Главный аттракцион канала – система из девяти шлюзов, поднимающая лодки на высоту 30 метров. Чтобы подняться по ним, необходимо потратить 45 минут. Сегодня эта система шлюзов управляется на современный лад – с помощью радиосигнала. А веками протоптанные вдоль канала тенистые тропинки, по которым когда-то лошади тянули груженые баржи, сейчас используют для велосипедных экскурсий.
В этих краях на юге Франции издревле возделывали виноградную лозу. Небольшие городки Он и Аргенс – известные центры производства вина сортов Минервуа и Лангедок. Вот и сейчас, так же, как и 150 лет назад, навстречу попадается баржа, груженная винными бочками. Чуть позже на середине водного моста-акведука нам открывается панорама на городок Бран. В XI–XIII веках он считался столицей «страны катаров».
Катары (от греческого слова katharos – «чистый») именовали себя не иначе, как «Общество добрых мужчин и добрых женщин». И кроме расхождений с католицизмом в клерикальных взглядах, проповедовали скромный образ жизни и неприятие любой лжи. Введенный Папой институт инквизиции и объявленный им первый Крестовый поход в страну христиан после продолжительной борьбы положил конец этому направлению в христианстве.
Конечная остановка в путешествии по каналу – порт Сет. Он лежит на песчаной косе между Средиземным морем и большой лагуны под названием То. Возвышающаяся над ним гора Монт Сант Клэр служила хорошим ориентиром еще древнегреческим мореплавателям. Город стал развиваться вместе со строительством Южного канала – в основном благодаря экспорту вина в порт Бордо и в страны Средиземноморья.
В год завершения строительства канала был устроен бой на весельных лодках, который позже стал ежегодной традицией. Вооруженные деревянными пиками и щитами войны, располагаясь на установленных на носу платформах, стремятся столкнуть противника в воду. Действо сопровождается криками зрителей и традиционной музыкой с барабанным боем.
В Сете канал уже широк, как бульвар, по которому чинно проплывают заботливо отреставрированные баржи и тягачи, еще каких-то сто лет назад несшие свою службу в местном порту.
Благодаря природному изобилию лагуны То и морскому разнообразию Средиземного моря, сетуазкая кухня богата морепродуктами. Фаршированные кальмары, традиционный рыбный суп «бурриде» и верх кулинарного искусства местных шефов-поваров – каракатица под соусом «ройль». Ко всем этим блюдам подают местное белое сухое вино.
А на десерт – «зезетте», но уже со сладким мускатным. Это печеное блюдо родом из Алжира. Рецепт его прост: сперва сахар и белое вино взбиваются вместе, затем к ним добавляется немного сливочного масла и мука. Потом тесто раскатывается в шарики и запекается в духовке.
В начале будущего года выйдет книга телерадиоведущего, писателя Алекса Дубаса «Флаги на карте». Как следует из названия, она посвящена путешествиям. Русская Арктика, восхождение на Килиманджаро, притяжение Нью-Йорка, путешествие на старинном поезде по Юго-Восточной Азии – вот лишь несколько тем из этой книги. Сегодня мы публикуем главу о столице Перу, которая в представлении многих путешественников является лишь перевалочным пунктом для дальнейших приключений. Алекс считает, что Лима не заслуживает такого к себе отношения.
О Французской Полинезии (атолл Мангарева. Французская Полинезия)
– Хильдегард!
Молчание.
– Хильдегард, где тебя носит?
Удивительно услышать старинное немецкое имя в самой дальней точке Французской Полинезии, за 1.600 километров от Таити… Впечатляюсь еще сильнее, когда, секундой спустя, в дверном проеме появляется сама обладательница старинного имени – стройная темноволосая таитянка.
Вчера Фриц-Дидье пригласил меня к себе на обед: «Приходи. Моя дочь отварит цыпленка и отожмет свежее кокосовое молоко. Что ты хочешь на гарнир?».
Боже, что я хотел на гарнир?.. Я не знал… Хотя!
– Плоды хлебного дерева, – выпалил я.
– Нет, это не еда, оно растет у нас на каждом шагу. Хочешь кумару (сладкий картофель)? Или маниок (корни молодого кустарника)?
Нет, ни того, ни другого что-то не хотелось. За два года путешествия быстро привыкаешь к тропической пище, возможно, в «той» жизни и казавшейся экзотикой.
Но попасть в Полинезию и не попробовать плод, ради которого капитан Блай плыл на Таити и, собственно, из-за которого потом и произошел весь этот мятеж на «Баунти»…
– Ладно, – сдался бывший легионер: – Завтра Хильде запечет для тебя на костре плоды хлебного дерева.
На том и расстались.
Наутро, прихватив с собой бутылку карибского рома и заскочив по пути на метеостанцию за новым прогнозом, в полдень, подгоняемый собственной же тенью на песчаной дороге, вновь попадаю в гости к отцу шестерых дочерей. Все – со звучными немецкими именами. Все – как две капли воды похожие на свою маму-таитянку.
– Ешь, не стесняйся, хватит всем, – властный голос мужчины шестидесяти с небольшим «хвостиком» лет звучит, как всегда, с хрипотцой. – Цыпленка нет. Поймали курицу. Забрела во двор сегодня утром.
Судя по лежавшим на тарелках уже обглоданным косточкам, курица была явно чьей – то бабушкой. В Полинезии все куры и свиньи живут на воле и считаются кому-либо принадлежащими, лишь когда оказываются в чьем-либо саду или огороде…
Чем занимаются островитяне на атоллах, кроме того, что вкусно едят, рожают детей, катаются с ветерком в кузовах новых пикапов и днями напролет слушают мелодичный местный шансон? Все зависит от природных особенностей каждого из атоллов.
Атолл Мангарева, о котором пой дет речь, с большой глубокой лагуной и хорошо развитым коралловым поясом вокруг нее, богат перламутровыми устрицами. Благодаря высокой концентрации кальция в воде устрицы живут здесь в огромном количестве. Атолл – самый крупный во Французской Полинезии производитель черного жемчуга, добычу которого держат в своих руках китайцы.
К слову сказать, стоимость жемчужин увеличивается пропорционально расстоянию до конечного пункта его реализации. То, что здесь, на Мангареве, можно купить за два доллара, на Таити стоит уже двадцать, а в Европе – все двести.
Зайдите в местную церковь, находящуюся на окраине единственной на острове деревушки Рикитеа с населением в тысячу человек: алтарь церкви выложен из перламутра жемчужных раковин. Второго такого по красоте сокровища вы не найдете нигде в мире. Лучшее время для посещения церкви – воскресенье, когда вся паства собирается на молебен. Яркие краски женских нарядов, изящные головные уборы, строгие мужские костюмы, опрятно одетые дети… Церковные псалмы, переложеные на полинезийский манер, неповторимы по мелодичности и плавности…
Сегодня мы с Фрицем-Дидье на другой стороне острова, в его саду, там, где растут деревья помело (или помпельмус, как называют их французы). Каждый плод – величиной с голову шестилетнего ребенка. Рядом – необычное, без окон и дверей, выполненное из бетона одноэтажное строение. Интересуюсь. «Противорадиационный бункер» – по-немецки отвечает мой спутник.
Отслужив на благо Франции двадцать пять лет в иностранном легионе, последние из которых прошли на атомных полигонах атоллов Моруроа и Фангатауфа, Фриц-Дидье, пруссак по происхождению, женился на таитянке с атолла Мангарева и остался тут навсегда.
Полинезия до сих пор живет, соблюдая иерархию кланов, в рамках которых старей шины наделены властью и правом распределять земли и деньги между членами этих кланов. То, что на острове не только куры и свиньи находятся в общем пользовании, Фриц знал и раньше. Но, спустя восемь лет, вернувшись из Папеэте, где семья жила, пока девочки оканчивали старшие классы школы и учились специальностям в лицеях, назад, на Мангареву, бывший легионер был поставлен перед фактом – их дом на атолле был абсолютно пуст! Лишь окна да двери…
Что ж, таковы полинезийские традиции: все, чем владеют члены клана, считается общим. Каждый считает себя вправе взять во временное пользование у родственника то, что ему нужно. А клановые законы не предписывают срок, в который взятая вещь должна быть возвращена ее владельцу. Так что решай те сами: либо обойти родственников, чтобы собрать свою же домашнюю утварь, либо купить все новое…
«Да, а что же бункер?» – спросите вы. Он использовался по назначению: когда после очередного испытания на Моруроа радиоактивное облако неожиданно смещалось в сторону Мангаревы, военные, расквартированные на атолле, прятались в бункере от возможной радиации. Сегодня это лишь молчаливое свидетельство одного из этапов истории развития человечества.
Кроме «охотников» за жемчугом, сюда тянет еще и тех, кто хотел бы познакомиться с загадочным островом Питкерн, ставшим убежищем мятежников с фрегата «Баунти», которые положили начало роду тамошних островитян. Здесь, на Мангареве, можно найти и парусную яхту, и небольшое моторное судно, совершающие плавание длиной в 336 миль с тем, чтобы на несколько часов или дней – все зависит от погодных условий – оказаться, пожалуй, в самом обособленном от человеческой цивилизации месте – острове Питкерн…
Как и во всей Океании, в семьях островитян на Мангареве существует обычаи – одаривать детьми бездетные семьи. Случается, и такое не так уж редко, что родители многодетных семей отдают своих младших на воспитание в другие семьи. Истоки такой традиции следует искать в далеком прошлом, когда малочисленные популяции островитян боролись за выживание и продолжение рода.
Но самая удивительная из существующих здесь традиций – это воспитание второго сына, родившегося в семье, девочкой. Этому существуют различные объяснения, но, пожалуй, самое правдоподобное – то, что таким способом древнее общество регулировало баланс полов, удаляя, но не лишая при этом жизни, возможных конкурентов первенцу.
Дани на фоне и без того крупных островитян выглядит и вовсе гигантом. С затянутыми в конский хвост длинными черными волосами и плавными мягкими движениями, невольно ассоциирующимися с движением головы, рук и бедер женщины, он показывает новый элемент танца. Дани – второй сын в богатой семье бывших вождей Мангаревы, прямой потомок каннибалов.
В большом спортивном зале проходит подготовка танцевальной группы атолла к фестивалю полинезийского танца, приуроченного к празднованию Дня взятия Бастилии – национального праздника Франции.
Юноши и девушки, выстроившись в длинный ряд и положив левую руку на плечо впереди стоящему, под четкие звонкие удары там-тамов, низко склонив головы и ритмично притоптывая, мелкими шажками перемещаются по площадке зала. Свободная правая рука каждого танцующего совершает в это время плавные грациозные движения, языком жестов рассказывая об истории острова и его жителей. Этот танец не похож ни на один из танцев соседей – островитян с других атоллов Полинезии.
Недаром группу танцоров с Мангаревы – единственную из многих – специально приглашали на находящийся в архипелаге Туатому атолл-гигант Хао, куда с коротким деловым визитом прилетал президент Франции, чтобы познакомить его, президента, с культурой этого самого удаленного от Таити архипелага – Гамбье.
Второй раз увидеть Дани и его группу танцоров мне довелось уже на Таити во время заключительного дня фестиваля танцев «Heiva i Tahiti», когда в Папеэте съезжаются лучшие танцевальные коллективы из всей Полинезии.
В тот вечер жемчуг, украшавший костюмы островитян с Мангаревы, оторвавшись в пылу дикарского танца от их костюмов, летал по танцевальной площадке, словно яркий метеоритный дождь южного ночного неба, и, многократно отскакивая от пола, придавал самим танцующим, облаченным в длинные белые соломенные юбки, особенно каннибальский вид! Ведь столько жемчуга, сколько есть на Мангареве, нет больше нигде в мире!
Всегда интересно наблюдать, как после окончания танца толпа детей и взрослых, еще секунду назад представлявшая собой восторженных зрителей, бросается на танцевальную площадку, чтобы собрать трофеи – оторвавшиеся от одежды танцоров большие черные жемчужины. Да… в тот вечер богатый атолл благотворительствовал всему Таити…
Когда соберетесь на Мангареву – не забудьте прихватить с собой буханку черного хлеба, палку охотничьей колбасы и пару кассет русских романсов. Фриц-Дидье живет в край нем, слева от пирса, самом большом и просторном доме. Он будет рад встрече с вами. Я это знаю абсолютно точно!
О Таити(Остров Хуахинэ. Острова Сообщества)
Тропический шторм налетел на якорную стоянку во втором часу ночи. Здесь в зимнее время года не редкость, когда средь бела дня внезапно налетает шторм, а через пару часов так же неожиданно заканчивается.
На этот раз все произошло поздно ночью. Мы проснулись от неприятно сильных ударов бьющихся о корпус яхты волн. Порывы ветра уже достигли силы тридцати узлов, и лодку начало крутить на якоре в разные стороны. Вокруг – кромешная темень, но очертания стволов кокосовых пальм на фоне белой полосы песка в сотне метров от нас давали достаточный ориентир, чтобы понять, насколько надежно держит нас сей час якорь.
Конечно, можно было бы засесть с кружкой горячего чая в салоне за столом и следить, как курсор GPS описывает на дисплее ноутбука траекторию лодки, радиусом которой служила длина якорной цепи, чтобы быть уверенным, не удаляемся ли мы от своей позиции. А что, если вдруг, не выдержав напора ветра и волн, лодка начнет дрейфовать в сторону берега? Ведь тогда времени на то, чтобы это понять, вовремя среагировать и начать поднимать якорь, дабы уйти на глубокую воду, не останется.
Итак, сжав губы, чтобы стучащие по лицу картечью капли дождя не проникали бы так легко в рот, я остался на открытом кокпите лодки, по ходу дела наблюдая за двумя соседними яхтами, стоящими на якоре недалеко от нас.
Судя по звуку, те включили моторы. Понятно: хотят ослабить натяжение якорных цепей. А кому охота в середине долгого пути через океан быть выброшенным здесь хоть и на песчаный берег, но без особо большой перспективы быть снятым потом с него на воду?!
Когда дует сильный ветер с дождем и обстоятельства вынуждают все время оставаться на кокпите, я надеваю еще и маску ныряльщика. А надев ее, всякий раз мысленно прикидываю, как бы поставить на ее стекла миниатюрные дворники, чтобы не протирать каждую секунду линзы, заливаемые дождем. Видимо, во время шторма мысли о постороннем отвлекают от него самого, давая временную передышку мозгу, чтобы тут же сконцентрироваться на самом важном в эту минуту – безопасности лодки и экипажа.
Помотав остаток ночи стоявшие за рифом острова Хуахине три яхты, шторм с рассветом утих, а мы отправились досыпать уже забытые сны…
Прогуливаясь в тени кокосовых пальм по белым от битых кораллов песчаным дорогам лагуны, мы забрались на самую высокую вершину острова – Поуэрахи, чтобы с ее высоты обозреть окрестности. У ее подножия, в реке, живут священные угри с голубыми глазами. Они достигают двух метров в длину и не боятся людей, прикармливающих их мелкой рыбешкой.
Был полдень, солнце стояло высоко, и проход сквозь рифы в лагуну хорошо просматривался. Как раз сей час его самую узкую точку и проходил небольшой моторный катер серого цвета, а сине-бело-красная поперечная полоса на корпусе выдавала в нем принадлежность к французской таможне.
«Не по нашу ли душу?» – мелькнуло в голове. «Нет, скорее всего, патруль зашел в лагуну отдохнуть после ночного шторма», – рассудили мы вслух и отправились на ванильную плантацию, о посещении которой с хозяевами-французами было договорено еще накануне.
Жан-Пьер с супругой, оба в длинных прохладных марокканских робах, как нельзя лучше подходящие к сегодняшнему парящему влагой полудню, уже встречали нас на плантации, и мы тут же окунулись в познавание процесса выращивания ванили. Оказалось, чтобы плод зрел ароматным, необходимо регулярно массировать пестики цветов на всем протяжении его созревания.
Бывший военный, аквалангист, служивший последние годы инструктором в частных армиях «королей» Западной Африки, здесь, на Хуахине, имеет пару бунгало для туристов, а плантация ванили – давняя мечта супружеской пары заниматься чем-нибудь в свое удовольствие на свежем воздухе.
Откланявшись после дегустации ванильного рома, мы поспешили на берег, где нас-то и поджидали французские таможенники.
За время нашего отсутствия они уже успели проверить две другие, стоящие в лагуне яхты, и теперь маялись от безделья в тени шалаша для сушки копры. Дружелюбно раскланявшись и перебросившись парой приветственных фраз, мы все вместе отправились к нам на лодку, поскольку и паспорта, и морские сертификаты находились там.
– Есть ли на борту незадекларированные коммерческие товары, импортированный алкоголь, сигареты, необработанный жемчуг? – первое, о чем они спросили, убедившись, что судовые документы в порядке. Из перечисленного списка алкоголь и жемчуг действительно присутствовали. Спиртное – в количестве, составившем бы честь любому винному магазину, а жемчуг – небольшому ювелирному салону.
– Покажите.
Из тех четырехсот жемчужин, которые мы выменяли на Мангареве у Фрица-Дидье на карибский ром, необработанными оставалось не более сотни.
– Нам необходимо его взвесить, чтобы определить размер пошлины, которую вы должны оплатить тут на месте, и только наличными. Для этого вы обязаны проследовать к нашему катеру, – корректно объявил офицер.
– Хорошо.
– Алкоголь мы вынуждены опечатать в вашем же трюме. Пломбу вы имеете право снять лишь после того, как покинете воды Французской Полинезии.
– Согласен.
– Мы вам оставим по три бутылки рома и вина на ваши личные нужды.
– Спасибо.
Какое-то время таможенники еще возились в трюме, рассматривая наши запасы спиртного едва ли не со всех карибских винокурен, после чего мы отправились к ним на лодку для взвешивания и оплаты.
Всегда обидно нести расходы, когда их не планируешь, тем более, если речь идет о целой сотне долларов! Поэтому мы, окончив формальности и подняв якорь, прошли вдоль лагуны в ее южную часть, туда, где нам уже ничего не напоминало о недавней встрече с таможней.
Что делать на островах и атоллах в дождливый день? Хорошо, если дождь застал вас в столичном Папеэте. Там можно посетить Национальный музей Таити. Обширная экспозиция музея подробно рассказывает о жизни и быте полинезийцев, помогая понять устои этой малочисленной мужественной народности на пути освоения ими бескрайних просторов Тихого океана. Подобная экспозиция – редкость. Схожие можно встретить лишь в музее Те Папа в Веллингтоне и в Полинезийском культурном центре в Лейе, на Гавайях.
А что делать в дождь на Хуахинэ? Учиться танцевать. Это остров артистов и художников. Здесь родина всех известных исполнителей полинезийского шансона – от Анжело до Бобби. Красота самого острова способствует тому, чтобы здесь рождались музыканты и артисты.
Полинезийские танцы, так легко и изящно исполняемые местными танцовщицами и танцорами, – результат долгого и упорного труда. Внешне незамысловатые движения бедер, рук и головы требуют от исполнителя хорошей координации и атлетической подготовки.
Французы с их страстью к гастрономии – большие мастера и по части искусств. Так же, как и во французской Вест-Индии или Западной Африке, в Полинезии они довели традиционные танцы до уровня искусства. Хуахинэ славится своими танцевальными школами, где любой желающий за небольшую плату может постичь азы этого сложнейшего в исполнении экзотического танца.
Мы приходим вместе – я люблю присутствовать на занятиях. Пока Жанетт объясняет моей спутнице новые движения, я вожусь на циновке с маленькими сыновьями танцовщицы. Тех двух десятков слов, которые за два года осели в моей памяти, вполне достаточно, чтобы нам было о чем поговорить друг с другом. Забытое было чувство – ведь прошло без малого двадцать лет, когда возился с маленькими, словно щенята, своими детьми, – возвращается вновь.
Жанетт, которой нет еще тридцати, танцует в труппе балета, а дома, на Хуахинэ, дает индивидуальные уроки. На веранде зазвучала музыка. Это Fenua i Fenua – мелодия с Туамоту. Танцовщица впереди плавно начинает немой рассказ телом. Моя спутница позади повторяет движения. Я уже научился понимать, что означает каждое из движений.
Вот вначале идет рассказ о величественных волнах, затем руки словно притягивают что-то к себе – женщины собирают кокосы, руки опускаются плавно вниз – это мужчины ловят рыбу, а вот – обе руки, вознесенные к небу, плавно опускаясь, опутывают тело сложным рисунком – так боги одаривают людей детьми.
Я люблю наблюдать, как в такт музыке плавно двигаются женские бедра, застывая на мгновение в наивысшей точке движения, и тут же, постепенно приседая все ниже и ниже, продолжают движение в том же ритме, а потом – о чудо! – не меняя его, выходят из нижней, мертвой точки, и, плавно приподнимаясь с колена, снова увеличивают амплитуду.
И, всякий раз наблюдая за тем, как под мелодичную музыку женщины грациозно двигаются, подпевая слова песни, я спрашиваю себя: а не за этим ли завораживающим чувства зрелищем я оказался в Полинезии?
О Фиджи(Атолл Мана. Фиджи)
Травелли, он же большой каранкс, он же кингфиш, он же джек, он же улус или просто, по-русски – золотая ставрида, большая и сильная, с острыми зубами рыба-хищник обычно плавает и охотится парами – самец-самка.
И если духи предков жителей Фиджи, которым, наравне с христианством, до сих пор поклоняются местные жители, снизойдут и дадут вам свое согласие пой мать золотую ставриду – знай те, что у вас есть шанс пой мать сразу две. Так с нами и случилось.
Едва вытянув рыбину на борт лодки, предварительно успокоив ее глотком карибского рома – иначе борьба продолжалась бы до бесконечности, мы, закинув трал с приманкой, тут же поймали вторую такую же.
В пылу охоты, а затем последовавшей за ней разделки туш и уборки палубы от брызг крови и чешуи мы не заметили, как долго уже он следовал за нами.
Его возглас заставил меня обернуться назад и остолбенеть от увиденного. Чуть позади, всего в десяти метрах от нас, виднелась огромная черная туша, следовавшая параллельным с нами курсом, а его большой черный глаз в орбите белого яблока внимательно изучал нас. Кит находился так близко, что мы видели темно-синие полосы у основания его плавников и часть белого брюха. Дыхательное отверстие то закрывалось, то с шумом открывалось, выбрасывая с шипением брызги воды. Зрелище завораживало, и я с восхищением наблюдал за животным.
– Я боюсь. Он может нас раздавить, – быстро проговорила она, вернув меня в реальность. Да, говорят, что иногда киты нападают на лодки, по ошибке принимая подводную часть их корпуса, чаще всего окрашенную в черный цвет, за соперника, стараясь тем самым защитить свою территорию.
– Не бойся, если он хотел бы нам сделать плохое, у него для этого уже было достаточно времени. Он просто любознателен.
– Тогда я ему дам наши блины, – заходя в салон, проговорила она.
– Какие блины? Он же ест только планктон, – вслух подумал я, вспомнив, что нам так и не удалось позавтракать из-за неожиданно свалившейся на нас воли духов фиджийских предков.
Забыв про улов и завтрак, мы стояли на кокпите, наблюдая за животным. Вдруг он нырнул поглубже, перевалился на бок так, что стало отчетливо видно его белое, окрашенное голубым цветом воды брюхо, и поднырнул под катамаран.
– Быстро в салон. Под диваном спасательные жилеты и трос. Одевайся, – скомандовал я, и мы бросились вовнутрь, закрывая за собой дверь.
– Если он вздумает снизу атаковать нас – мы перевернемся. Ведь он такого же размера, как лодка. Помни, у нас есть только один выход наружу – через спасательные люки в душевых кабинах, – отдавал я скороговоркой распоряжения, помогая ей застегнуть спасательный жилет. Только раз у нас был подобный случай, чтобы в такой спешке пришлось надевать жилеты – когда ночью нас таранил баркас венесуэльских пиратов.
Мы прильнули к окну салона, наблюдая, как кит, поднырнув, оказался впереди лодки, продолжая сопровождать нас теперь, словно дельфин.
Еще минута – и он пропал из виду. Однако, обернувшись назад, мы вновь увидели его на прежнем месте позади нас.
Успокоившись, мы стали убирать свежие запасы рыбы в морозильник и, наконец, приступили к завтраку, постоянно поглядывая за корму. Через какое-то время, видимо, потеряв к нам интерес, кит исчез в черно-синей глубине…
Государство Фиджи, состоящее из двух больших островов и нескольких групп маленьких островков и атоллов, встречало нас пряным запахом растительности. Он чувствовался уже на расстоянии десяти миль от берега. Словно таинственное заморское царство, куда в древности в поисках сокровищ плавали купцы, медленно проступал сквозь дымку: Вити Леву – Большой Остров.
Однако разочаровавшись, что вода коралловой лагуны – коричнево-мутная от стекающих с гор рек и речушек, мы, не раздумывая, перебрались на находящийся в двадцати милях от Большого Острова атолл Мана.
– Була винака! – голос звучал явно снаружи и совсем рядом. Я вышел на кокпит. Бесшумно подкравшееся каноэ и здоровенный абориген в нем с красными, как малина, деснами и зубами улыбнулся моему приветствию в ответ. Черные зрачки глаз на фоне желтых белков и шапка кучерявых черных волос дополняли его грозный вид.
– Добро пожаловать! Меня зовут Мозэс, – скромно представился незнакомец.
– Как тут у вас, Мозэс, с людоедами? – поинтересовался я, пытаясь продолжить разговор в интересующем меня русле.
Фиджиец еще раз широко улыбнулся.
– В последний раз это произошло в 1964 году, когда английского миссионера съела вся наша деревня, – ответил он.
– И что же дальше? – не удивился я своей проницательности.
– Не знаю, меня тогда еще не было на свете. Но говорят, что потом наши жители раскаялись и послали родственникам на его родину корову, равную весу святого отца, и те, не раздумывая, с благодарностью ее приняли, – ответил он, и наше знакомство состоялось.
Мозэс, местный рыбак и активный прихожанин церкви Адвентистов седьмого дня, оказался женатым человеком, и все его четверо босоногих ребятишек сидели сей час в каноэ.
Побеседовав еще какое-то время на разные темы, пока детвора расправлялась со сладостями, мы завернули в пластиковый пакет для его жены несколько прошлогодних глянцевых американских журналов, и Мозэс, взяв с меня обещание непременно навестить его хижину на суше, отправился с сорванцами дальше по делам.
– Знаешь, у нас свернулась сгущенка. – Кончик консервного ножа в ее руках был чем-то испачкан.
– Ха, как она может свернуться? Там ведь сахар, – не отрываясь от моего «любимого» занятия менять импеллеры (резиновый ротор с лопастями) на насосах охлаждения моторов, сказал я.
– Посмотри сам, она вся темная.
Действительно, и цвет, и ее чрезмерная густота вызывали беспокойство. Хотя…
– Неужели за те четыре месяца, что нас не было на яхте, вся сгущенка в трюме от жары… сварилась?
Пробую на язык. Карамель. Вкусно. Ложка в рот. Как конфеты… ириска! Ложка. Еще. Поняв, что я ее не разыгрываю, она осторожно пробует тоже. Что ж. Вместо молока в кофе ее уже не положишь. Но как лакомство к блинам – вполне.
Неожиданно меня пронзает нехорошее предчувствие, и вот я, уже босиком стуча по ступенькам, несусь вниз в каюту. Там, в подполье, оставались бутылки вина.
Наугад открываю первую. Пробую. Точно. Что делать? От жары сгущенка превратилась в карамель, а сухое красное стало… мадейрой! Двести бутылок?! Да, но куда мне столько мадейры? Ладно, делать нечего. Значит, на ужин вместо сухого чилийского – стакан «португальского». Видимо, продавец в Панаме не обманул: вино натуральное…
В каюте, все еще в беспорядке, лежали покупки, сделанные мною в порту Сувы: кубки, чаши, булавы, вырезанные местными мастерами, можно было сравнивать с оригиналами, увиденными несколькими днями раньше в столичном Музее Фиджи. Какие только приспособления не придумывали в далеком прошлом фиджийцы, чтобы уничтожать друг друга: дробилки, палицы, копья и ножи – все изготавливалось из твердого, как камень, местного дерева; при этом на предметы всегда наносился изящный орнамент в виде инкрустаций перламутровыми ракушками.
Это сегодня можно увидеть у президентского дворца стройных, под два метра, гвардейцев с мушкетами в руках, в красных куртках-камзолах и белых длинных юбках, оканчивающихся бахромой в елочку. А тогда это были воины с дубинами наперевес, проламывающие головы своим врагам.
К тому времени относится и каннибализм Фиджи. Несколько деревянных вилок каннибалов лежали сей час среди покупок. Все они отличались по размеру, поскольку предназначались для трапезы тех или иных частей тела поверженных противников…
– Говорят, в Суве не самый надежный грунт для якоря? – Майкл делает ход, и я проигрываю ему еще одну банку пива. Мы сидим на палубе под навесом и уже полчаса играем в шахматы. На Мана совсем небольшая лагуна, но она хорошо защищена коралловым барьером.
– Да, это верно, – отвечаю я. – Как раз там со мной произошел один неприятный случай.
Всем известно, что стоять на якоре в Суве – дело опасное: по дну лагуны разбросано такое количество металлического мусора от бочек и якорных цепей до останков баркасов, что в итоге либо каждый третий рискует оказаться на рифах, если якорь не лег надежно в песок, либо каждый пятый навсегда рискует потерять якорь, если он застрял среди обломков под водой.
– Я как раз только вернулся с берега и набивал очередное смс, как вдруг вижу: в проеме двери салона мимо меня проплывает соседняя лодка, и почему-то – якорной цепью вперед, – делаю паузу я, с тоской наблюдая, как пустеет и вторая проигранная банка пива.
– Я тогда сильно удивился. Возможно ли такое? И выглянул на доносившиеся крики. О ужас! Якорем вперед плыли не соседи-французы, а это я, снесенный ветром и волной, дрейфовал на кораллы. Хорошо – помогли соседние яхты, иначе мне одному в той погодной ситуации было бы не справиться.
Майкл, бывший пилот пассажирских джетов, и его жена Роксанна путешествуют недавно. Как и все американцы, они очень законопослушны и патриотичны. Это отличает их от немцев и австрийцев, которые часто любят поругивать казначейства и политиков своих стран.
Зато в отношении Фиджи мнение у всех едино: природа и люди здесь самые что ни на есть настоящие. Ведь если представить, что кинофильмы – не что иное, как воплощение наших грез, то можно понять, что испытала Брук Шилдс, когда еще девочкой – подростком ныряла голышом в воды «Голубой лагуны», или Том Хэнкс, выброшенный на пустынный фиджийский остров, стал «Изгоем» и боролся, чтобы выжить и вернуться назад в цивилизацию, а Джуди Фостер в «Контакте» на воссозданном ее воображением фиджийском берегу повстречала образ своего отца.
– Ты обращал внимание на их сандалии? – начинает новую партию Майкл, – Они здесь у всех разные, в зависимости от социального положения в обществе.
Действительно, наблюдая местных аборигенов в Суве (к индусскому населению Фиджи это наблюдение относится в меньшей мере), я ловил себя на мысли, что не могу по внешним признакам определить социальную ступеньку в обществе того или иного фиджийца.
Все мужчины носят юбки до икр и все сплошь в кожаных сандалиях, и даже президент с премьером, фотографии которых висят в каждой торговой лавке!
– В этом весь фокус, раскрывал «тайну» местного общества канзасец, будучи сам тайным масоном. – Нужно смотреть на качество и рисунок плетения кожи. Я видел экземпляры, которые стоят в лавках по двести баксов!
Моя ладья опять под ударом. Опять мат? – С тебя, дружище, еще банка пива…
Мана-атолл – это деревушка с двумя десятками хижин, покрытых пальмовыми листьями, отелем с богатой клиентурой из Японии, взлетно-посадочной полосой для небольших самолетов из Нанди (главные воздушные ворота Фиджи) и лагуной с проходом между рифами, приспособленным лишь для парусных яхт и небольших прогулочных катеров.
Мана, в отличие от полинезийских атоллов, по своим размерам остров совсем небольшой: часа достаточно, чтобы обойти его по периметру.
В южной части атолла – несколько холмов, придающих ему горный пейзаж, где с высоты тридцати метров можно окинуть взглядом и сам остров, голубую гладь прибрежных вод Фиджи. Сплошным ковром, словно сотканный орнамент бирюзового цвета по спокойной голубой глади, вплоть до виднеющегося вдалеке Большого Острова, простирались песчаные банки и отмели. В дымке тонкой полоской вдоль берега пристроилась Лаутока – сахарная столица страны.
Население этого города более, чем наполовину состоит из родившихся здесь, на Фиджи, уже в третьем-четвертом поколении индусов, завезенных сюда на плантации сахарного тростника в ХIX веке англичанами-колонизаторами. Последние, окончательно убедившись в том, что заставить местных двухметровых гигантов на себя трудиться значительно сложнее, завезли рабочую силу издалека.
Сей час этнические индусы благодаря природной тяге к коммерции – главный гарант процветания страны. На Мане же, как и на других атоллах архипелага Маманука, жизнь до сих пор так и течет, никуда не торопясь.
– Фиджи тайм, – говорят местные, подразумевая при этом, что время на атоллах безразмерно…
Мозэс занимался стиркой, когда мы ровно в полдень предстали перед его хижиной. Сзади – ворох белья, уже перестиранного и готового к сушке.
Не меньшая куча еще нестиранного белья, ожидавшего, когда стиральная доска и кусок хозяйственного мыла в руках рыбака превратят его вновь в чистое.
– Жена нашла работу в отеле, дети в школе, а я – по хозяйству, – что-то в этом роде весело проговорил Мозэс, прополоскав руки, чтобы принять наш подарок – литровую бутылку оливкового масла.
– Что это? У нас такое не продается. Даже в Лаутоке.
Мы объясняем и с тоской замечаем, что с подарком не угадали.
– Да, но мы жарим все на кокосовом масле, которое сами и делаем, – рассуждает вслух Мозэс. – А от этого, я боюсь, у нас будет болеть желудок, – резюмирует он.
– Знаете, что? Это хорошее жирное масло – я его буду использовать, чтобы натирать свою кожу, – окончательно решает судьбу масла рыбак, а последовавшее затем приглашение на обед отвлекает нас от дальнейших раздумий на эту тему.
– Сегодня ночью мы с соседом наловили сардин, и я приготовил их в соусе из кокоса. А в другой кастрюле – маниок, бананы, морковь и клубни таро. Угощайтесь.
Вкусно.
Мы здесь, на атолле, уже третью неделю, и нам до сих пор не надоело это безделье. Но мы хотим увидеть Ясаву, чтобы потом опять прийти на Ману, постоять в ее лагуне прямо перед рифами под дающим прохладу пассатным ветром, побродить по ее пустынным белоснежным пляжам и вновь увидеться с теми, с кем нас здесь уже свела судьба.
Побеседовав еще какое-то время и получив исчерпывающие объяснения, где в Лаутоке имеется магазин рыбных снастей и обувная лавка – в надежде найти там кожаные сандалии, – мы распрощались с хозяином сегодняшнего обеда и все время пути до моторки, привязанной к пальме на берегу, философствовали о том, как же немного нужно человеку для счастья.
Семью и возможность пропитания, не обременяя себя условностями комфорта и престижа современного общества.
Снасти, чтобы иметь каждый день ужин и… новые сандалии, чтобы дети ходили в школу не босиком. Остального здесь, на Мане, предостаточно.
И вправду, что еще для счастья нужно?
Об Индонезии(Остров Бали. Индонезия)
10 февраля 2016 года на Бали начинается самый главный религиозный праздник Хинду – Галунган. Десять дней подряд остров будет гудеть от там-тамов, шествий, жертвоприношений, дневных и ночных песнопений и буйных красок нарядных улиц и одежд балинезийцев. Это значит, что десять дней никто и пальцем не пошевелит, чтобы прийти убраться в саду и в доме. Все придется делать самому. В том числе и пылесосить бассейн, и бромировать воду. Можно, конечно, было взять мусульманина с Джавы, но когда у них начнется Рамадан, то мало не покажется. Поэтому лучше потерпеть, пусть все будут местные.
По случаю праздника, а он устраивается раз в году, причем балинезийский календарь состоит всего 210 дней, всем работникам полагаются денежные подарки, чтобы они могли достойно провести в своих домах церемонии. Ведь Галунган – это праздник победы Дхармы над своим антиподом. Именно в эти десять дней на Землю спускаются духи умерших родственников, которых надо уважить и ублажить. Я не очень разбираюсь во всех тонкостях этой науки, но в конечном итоге духи возвращаются на небо и два последних дня – их называют Кунинган – это веселый праздник живых. (см. фото 62–65)
Фото 62–65. Балинезские работники
Сами же балинезцы очень верующие люди. Помню, как в самом начале, в 2008 году, мы наняли молодого парня сторожить виллу пока будем плавать. Так он сбежал на третий день. Оказалось, что все три ночи его посещали неублаженные духи той земли, на которой стояла вилла. Пришлось вызывать духовника, чтобы он, принеся в жертву курицу, совершил церемонию и уважил бы духов. После этого парень вернулся ночевать в гацебо, а мы – дальше плавать. (см. фото 66–67)
Фото 66–67. Бали
О Белизе(Остров Амбергис Кей. Белиз)
Что вы сделаете первым делом после покупки яхты? Обмоете. А потом? Дадите ей имя. Точно так я и поступил.
Правда, задача усложнялась тем, что купленная яхта уже имела имя – «Диана». Но покажите мне хотя бы одного русского индивидуалиста, который, купив яхту, не назвал бы ее самым сокровенным для себя именем.
Слово-мечта, когда-то в детстве казавшаяся нереальностью, но, возможно, долгие годы дремавшая в ячейке памяти и вот только сейчас, когда ЭТО свершилось, всплывшее наружу.
Озадачив морского агента поручением, но промотивировав его денежными знаками, мне оставалось лишь ждать. Ровно через два месяца распоряжением морского ведомства заморских территорий Франции яхта была переименована. Но это не все.
Мы все суеверны. Те, кто связан с морем – чуть больше. Женщина на борту, крещение судна, пятница – как день… Но, простите, XXI век – какие могут быть предрассудки? Ну, поменяли имя…
Весь год мы плавали под новым именем. Нашей религией стал Океан. Мы зависели от него – даст он хорошую погоду или будет мучить ветром и волнами. И лишь один вопрос оставался открытым – почему нас преследуют технические неполадки? Потеря пера руля, вылетевшие подшипники на барабане генуи, прохудившиеся мембраны на морских насосах – вопросы оставались без ответа. Вот тогда я и задумал вернуть яхте прежнее название.
Вижу, читатель улыбнулся. А кто мог еще гарантировать, что поломки не повторятся? Ведь впереди нас ждал Панамский канал и долгий путь через океан до Полинезии.
Где и как сменить название? Возвращаться на Мартинику? Это месяц хода против ветра и течения. А затем, ждать еще два месяца регистрации?
В Канкуне мы решили больше не оттягивать вопрос и провести всю «операцию» в одной из стран, правовые нормы которых смотрели бы на подобные действия снисходительно. Так ближайшим кандидатом стал Белиз.
У таможни в Сан Педро своего помещения не было. Я нашел офицера в зале первого этажа здания, в котором находилось несколько кафе и парфюмерных бутиков. У него там был свой стол, два стула и сейф. Как найти Хуана, так звали офицера таможни, который выполнял одновременно и функции карантинного врача, мне рассказал один болгарин, державший в Сан Педро интернет-кафе.
За последний год твердо усвоив, что люди на Карибских островах более всего ценят в пришельцах честность и открытость, я перешел сразу к делу и выложил перед офицером две лицензии на яхту: оригинальную французскую на новое имя и неделю назад отпечатанную на цветном принтере на прежнее – «Диана».
Рассказав Хуану историю о том, как мы с трудом сюда добрались, вспомнив при этом все трагические эпизоды последнего года, я окончил свой рассказ желанием сменить название яхты на прежнее. Хуан внимательно слушал, но без эмоций на лице. По всему выходило, что в своих наблюдениях за местными жителями я ошибался – не так уж и легко было их убедить нарушить букву закона.
Чувствуя, что пауза в повествовании может привести к непредсказуемым последствиям, я еще по инерции пару секунд что-то бормотал о декомпрессии мотора, пока окончательно не перешел на мистику. Вторым словом новой темы было «вуду». Оно оказалось ключевым.
Хотя эта магия появилась на Ямайке и Тринидаде, я уверен, что об этом слышал каждый на Земле. В Белизе тем более – он же рядом. На лице офицера появилась жизнь. Прослушав еще какое-то время интерпретацию на тему «вуду» и техническое состояние яхты, он предложил мне изложить все на бумаге.
То, что я написал, я до сих пор считаю началом моих писательских потуг, и при первом же удобном случае, когда смогу оставить все сегодняшние дела здесь, в Европе, отправлюсь в Белиз, чтобы найти в архивах Сан Педро тот самый оригинал. Хорошо помню, как офицер положил его в сейф и запер на ключ.
Так я получил «царпе» – въездной таможенный сертификат на яхту, где в графе названия судна вновь стояло «Диана», и новый флаг страны – немецкий. Напоследок Хуан доверительно обронил, что он никогда еще в своей жизни не встречал такого проходимца. А я понял, что сильно ошибался в местных людях. Не такие уж они простые и наивные. Но быть честным и открытым – это верный способ навести с ними мосты.
Фото 69. В Белизе
О Панаме(Порт Бальбоа. Зона Панамского канала)
Все-таки это замечательно, что Панамский канал существует! Особенно для таких лентяев, как я, вовсе не страждущих покорять эти экстремальные мысы Горн и Надежд только лишь для того, чтобы потом плавать среди айсбергов. Мое поколение выбрало тропики, а везде, где выше и ниже них, нам холодно.
Так я оказался в зоне карантина, непосредственно перед входом в Канал – акватории залива, ограниченной тремя желтыми буйками. Приваренные к ним толщенные трубы со ступеньками по бокам были оснащены сигнальными лампами, с наступлением сумерек начинавшими ярко мигать.
Сорок, а то и все пятьдесят парусных яхт легко помещались здесь, ожидая, когда наступит их черед самым коротким путем попасть из Атлантики в Тихий.
Помимо поездок в супермаркет в Колон и наведения порядка на лодках – ведь по ту сторону Канала больше не существует никакого сервиса для яхт, и раньше Таити услугами профессионалов негде будет воспользоваться, – многие яхтсмены, коротая время, помогали друг другу в перегоне яхт через Канал.
Портовая администрация во время прохождения Канала требует наличия на каждой яхте четырех стропальщиков с канатами, потому это занятие довольно востребовано среди яхтенной публики.
Всегда интересно, пользуясь предоставленным случаем, получить опыт перехода через Канал, чтобы потом без досадных приключений и финансовых потерь провести через него свою лодку. Ко второй неделе стоянки на карантине (а очередь продвигалась край не медленно) я уже слыл опытным стропальщиком, поучаствовав в перегонке нескольких парусников.
Вот и сегодня очередная проводка: на этот раз американской яхты Кена и Кейт. Снявшись с якоря, они согласно инструкции администрации Канала подошли к одному из заранее оговоренных желтых карантинных буй ков – месту встречи с катером, развозящим по яхтам лоцманов.
Было уже 5:30 утра. Катер, как всегда, запаздывал, и Кен, пробравшись на нос своей лодки и вглядываясь в рассеивающийся утренний туман, держался одной рукой за выступающую из воды широкую стойку буйка, в то время как Кейт за штурвалом, чтобы течение не снесло яхту, периодически подрабатывала мотором на малых оборотах.
Мы все – четыре добровольных стропальщика – маялись на кокпите от безделья.
– А не выпить ли нам по чашечке кофе? – предложила Кейт и отправилась вместе с Лореттой, высокой загорелой итальянкой с соседней яхты, на камбуз разлить каждому по глотку черного напитка.
Бодрящая жидкость в это раннее прохладное утро была как нельзя кстати, и мы, с удовольствием пропустив по глотку и чувствуя приятно разливающееся по телу тепло, вдруг услышали громкий возглас Кейт, отправившуюся на нос яхты порадовать и мужа горячим кофе.
Выглянув наружу, мы стали свидетелями картины с болтавшимся в двадцати метрах от нас на буйке Кеном. Вокруг него кружил лоцманский катер, видимо, недоумевая, как же он там оказался. Ухватившись за толстую трубу буйка руками и ногами, Кен шевелил роскошно закрученными вверх усами и, отчаянно вращая глазами, пытался как-то развернуться в нашу сторону.
К желтому бую уже успели подойти две другие яхты, готовившиеся сегодня пройти Канал, и также терялись в догадках, зачем солидному мужчине в столь ранее утро понадобилось влезать на буек и раскачивать его, словно Ваньку-Встаньку.
Наконец, собрав аплодисменты с соседних яхт, Кен был снят с буйка лоцманским катером и благополучно доставлен в объятия жены. Переход американцев через Канал прошел спокойно и мало чем особенным еще запомнился, чего нельзя было сказать о Харальде – уже четвертом, попросившем меня помочь исполнить роль стропальщика.
– Сегодня я буду угощать вас свежей рыбой, – в надежде удачно сэкономить на обеде добровольных помощников, произнес скупой немец, стравливая 100 метров лески, когда мы с ним прошли первые три шлюза. Поглядывая на интенсивный трафик контейнеровозов, сновавших по Каналу в обе стороны, иметь на ужин рыбное блюдо из здешних вод не очень хотелось.
Я нащупал в рюкзаке приготовленные с вечера два бутерброда и уже было решил съесть один сей час, а второй приберечь на ужин, как леска вдруг резко натянулась.
– Сабинэ, за штурвал! У меня поймалась рыба, – закричал пожилой ортопед молодой жене и бросился вытягивать леску. Мы переглянулись… Неужели? Здесь? В следующее мгновение леска ослабла и провисла.
– Сорвалась! – расстроился Харальд. – Судя по вибрации троса – довольно большая рыбина. Жаль только новый крючок и наживку.
Сквозь плотно увешанный гроздями бананов и вязанками кокосов кокпит мы выглянули наружу, чтобы посмотреть, не видна ли все еще в нашем форватере та самая, сорвавшаяся с крючка рыбина, как в пятидесяти метрах позади себя заметили канальный буксир, следовавший поперечным курсом.
– Так это была, Харальд, не рыба. Ты пой мал на крючок панамский буксир, – весело засмеялся Кай – как и я, сегодняшний доброволец с соседней яхты.
В тот раз мы так и не успели пройти Канал за один день. Под вечер нас нагнал какой – то груженый химикатами танкер и первым встал в шлюз. В один шлюз с танкером нас из соображений безопасности не впустили, и мы были вынуждены ночевать, бросив якорь в акватории озера Мирафлорес.
После жаркого дня все бросились купаться с бортика в прохладные воды озера, а два француза с соседней яхты, спустив на воду надувную лодку, в поисках устриц двинулись к берегу.
Никто толком и не заметил, когда на берегу появился аллигатор, решивший, видимо, в лучах уходящего солнца погреться на песке. Был он не более двух метров длиной и производил впечатление вполне дружелюбного пресмыкающегося…
Васко де Бальбоа, отпрыск обедневшего рода испанских грандов, был человеком тщеславным. Как и всех завоевателей Америки, его, наравне с желанием разбогатеть, влекла любознательность.
Узнав от местных вождей, что за горами перешейка есть Большая вода и много золота, он, собрав отряд добровольцев численностью в 190 человек, совершил трудный переход через джунгли. За время пути из-за болезней, нападений индейцев и встреч с ядовитыми пресмыкающимися численность отряда уменьшилась втрое.
Через двадцать пять дней Васко де Бальбоа оказался на вершине плоскогорья, с которого открылся вид на бескрайние водные просторы. Тут, видимо, и проявился верх его тщеславия: запретив солдатам следовать за ним, он один спустился вниз к кромке берега, став навеки первым европейцем, испанцем, христианином и белым человеком, увидевшим воды Тихого океана.
Произошло это 25 сентября 1513 года. Лишения оправдались: экспедиция действительно обнаружила на том берегу много золота и жемчуга, а конкистадор в своем донесении королю написал об открытии огромного пространства соленой воды, назвав его Южным морем (по-исп. mar del sur). Так по сей день и зовется вся южная часть Тихого океана.
Спустя 400 лет, во время строительства Канала, в устье его тихоокеанской части был заложен город, названный именем первооткрывателя Южного океана. Так и стоят теперь по обе стороны Канала два города, названные в честь первооткрывателя Америки и вдохновленного этим открытием его последователя.
Сегодня в Бальбоа располагается панамская администрация этого сооружения. Кстати, некоторые из ее сотрудников до сих пор помнят русский язык. Диана, офицер таможенного отдела, в молодости училась в Киеве на врача. Вернувшись домой, поняла, что сможет больше заработать, являясь служащей Канала. Было забавно слышать от нее на моем родном много теплых слов и в адрес СССР, и по-детски ностальгическое желание опять вернуться в ту эпоху.
Панамский аллигатор и впрямь оказался дружелюбным, позволив любителям устриц обойти себя на добрый десяток метров, добраться до динги и отчалить. Лишь потом он нырнул в воды пресного озера.
Может быть, поискать себе что-нибудь повкуснее на ужин?
О Кубе(Остров Хувентуд. Куба)
..Мы ходим по Карибам уже второй год. И сейчас, вспоминая как все начиналось, мне не верится, что та череда случайностей, сопровождавшая нас все это время, была настолько к нам благосклонна. Не иначе, как благодаря ее расположенности я себя уже больше не чувствую чайником в деле, которым сейчас занимаюсь сутки напролет. Я – морской путешественник.
Дело это оказалось до смешного простым. Потому что формула морского кочевничества – сама примитивность. Конечно, чтобы ее понять, пришлось и попотеть, и раскошелиться. Все-таки, как никак, а в тропиках жарко, да и с деньгами в жару, видимо, расставаться всегда проще. Но зато теперь я знаю абсолютно точно: пиво, музыка и морские карты – та самая формула. Вот видите, улыбаетесь и вы – «до чего же все просто».
С морскими картами ясно. Есть они – идёте без оглядки. Нет их – решаете сами, стоит ли соваться в неизвестность: рисковать имуществом и собой. На песчаных банках, рифах и отмелях Карибского моря до сих пор покоится много из того, что в прошлом, далеком или совсем недавнем, называлось галеонами, кораблями, яхтами.
Но Куба… это оказалось лучшим из того, что приоткрыла нам Вест-Индия. В водах Кубы мы ходили по местным навигационным картам, пожалуй, самым скрупулезным из всех ранее попадавшихся, что открывало возможности заглянуть в любую дырку у берега.
А вот пиво – этот универсальный напиток тропиков, который утоляет жажду, является атрибутом гостеприимства, открывает любые двери и к тому же хороший поставщик минералов, когда вы неделями живете на дистиллированной воде из опреснителя, то самое пиво в условиях Кубы – отдыхает. Ему на смену пришел кубинский ром. Тот, который смешиваясь с музыкой дает невероятное количество разбавленных льдом, сахаром, мятой и прочими прибамбасами, коктейлей.
Путешествовать без музыки по Карибам просто нельзя. Либо вы, либо она. Третьего не дано. И опять, на Кубе все по-другому. Если культовая UB40 – лейтмотив всех Малых Антильских островов, то на Кубе это – «Orishas». Ветер перемен там ощущался во всем, страна словно затаила дыхание, а эти ребята уже пели то, о чем все еще только думали, мечтали и ждали…
Когда вы гуляете по Гаване в два часа ночи и неожиданно из-за угла, поверх ваших спин, появляются тени неизвестных – считайте, вам несказанно повезло. Потому что такого тембра голоса, какой есть у кубинцев, не найти больше нигде в Латинской Америке. И спутать его больше уже нельзя ни с чем. Не зря Куба одна из двух стран испаноязычной Америки, на которой держится вся музыкальная культура латинос. По-двое, по-трое, с гитарой наперевес, ходят ребята ночью, чтобы проводить припозднившихся иностранцев до дома или отеля. Ничего не требуя взамен. Это впечатляет и располагает. К Народу. Особенно, после долгих месяцев, проведенных на «черных», как я их называю, островах – бывших колониях Англии в Вест-Индии.
«Orishas» сопровождала нас еще долго после того, как мы покинули Кубу, вплоть до самого Таити. И все же, я не помню, где бы еще кроме Кубы так равноправно относились бы друг к другу люди – независимо от их цвета кожи. Нет, второй такой страны я пока не знаю. И о ней всегда помню..
О Мексике(Остров Мухерес. Мексика)
Бухта острова Мухерес оказалась примечательным местом. Изогнувшись прописной буквой «г» и глубоко врезавшись в сам остров, бухта оставляла впечатление, что застань нас врасплох в здешних водах шальной ураган, наша яхта имела бы неплохие шансы на выживание. Это наблюдение подтверждало и местоположение выбранное на острове мексиканской Армадой – военно-морских сил. Они в бухте занимали участок, прямо напротив входа, прикрываясь с внешней стороны обширным коралловым рифом. Тем самым, встречу с которым вчера ночью нам, по счастливой случайности, удалось избежать.
Что ж, утро было солнечным, вода в лагуне спокойной, и нам следовало, перебравшись на берег, найти командора – местного коменданта порта, чтобы завершить формальности въезда в Соединенные Штаты Мексики.
Высадившись у ближайшего пирса и наведя нужные справки, мы отправились по набережной вправо. Процедура прошла быстро и слаженно, офицеры были заняты делами, судя по всему, более важными, чем оформление парочки, с пришедшей сегодня в полночь яхты. Поэтому мы, расплатившись, прямиком двинулись на поиски супермаркета. Пробыв месяц на Кубе и так и не сумев пополнить там свои запасы йогурта, тортов и свежих фруктов, всего того, что как раз имеет ограниченный срок хранения, мы на сегодня были озабочены именно этим вопросом. К нашему приятному удивлению, супермаркет нашелся невдалеке, по вполне сопоставимым с Венесуэлой ценам, и мы, ознакомившись с его ассортиментом, тут же принялись строить планы о будущем провизионинге, когда настанет время двигаться дальше, на юг.
Уже наедине с мороженым, в полуденной тени на ступеньках мэрии, наблюдая, как из дверей магазина размеренно выплывал с тележками местный люд, я впервые поймал себя на мысли, что меня окружают необычные люди. Это были низкорослые человечки с непропорционально большими по отношению к туловищу головами. Причем лица… Боже мой… Как же природа их изуродовала! – думал я. Ведь мало того, что головы были такими большими, на лицах не было никаких выступающих частей. Глаза, нос, губы – все было в одной плоскости. Нет, это было не отвратительно или омерзительно. Это было просто необычно безобразно. Неужели на Земле есть такие люди? Хм, это были майя. Самые настоящие индейцы майя. Это была их земля – страна майя. И теперь она простиралась для нас далеко на юг, вплоть до самой Гватемалы. Вот бы спросить у них, не обидев, каким им самим кажется моя физиономия? – рассуждал я на обратном пути к пирсу. Там нас ждал офицер ветеринарной службы. Тоже майя.
«Я вынужден забрать с собой вашу пальму, – указывает офицер на саженец, стоящий в кадке у нас в салоне. Минуту назад мы честно признались ему, что нашли кокос на Кубе, во время частых вылазок на берег. Там, в одной из лагун, недавно пронесшийся ураган, покромсал все, что было на его пути. Проросший кокос лежал помятым под большими деревьями и наверняка бы погиб. Отойдя от правил, мы взяли его с собой – в память о Кубе. На лодке он прижился и пустил даже первый новый лист. Мы рассчитывали высадить его где-нибудь на берегу, неизвестно какой страны, когда кокос окрепнет и подрастет.
Офицер мне не понравился сразу. Лишь только после второй просьбы разул ботинки, чтобы подняться на борт яхты. Эти черные каучуковые подошвы было бы потом не отмыть. Как еще объяснить человеку, что для нас лодка – стерильное пространство и все, что попадает на борт с берега, либо предварительно моется-чистится-обрабатывается на берегу, либо вообще не попадает на катамаран. Это залог нашего здоровья и, как следствие, успех нашего путешествия.
«Ввоз растений в Мексику запрещен», – настаивал офицер. И видимо он был прав. Мы уступили. «Что будет с кокосом?» – поинтересовался я.
«Отвезу на станцию и там уничтожим». Значит, не судьба.
«С вас двадцать долларов за утилизацию». Что-то щелкнуло в моем подсознании, когда я полез за бумажником. Ведь мы уже больше года на Карибах, и встречались со многими чиновниками, в том числе и с карантином, но ни разу о расходах на утилизацию речи не было.
Мексика была первой латиноамериканской страной, в которой мы декларировались без агента. В Венесуэле все было без нас. Там так принято: чиновники имеют дело только с морскими агентами. Вспоминаю рекомендацию одного из альманахов: если чиновник в Латинской Америке с вас просит деньги, вы требуйте с него расписку. Решаю воспользоваться советом. Результат превзошел ожидания.
У офицера нет с собой бланка для расписок. Предлагаю ему написать ее на простой бумаге. Отказывается. Тогда предлагаю ему в любой другой день встретиться еще раз, чтобы обменяться купюрой и распиской. Соглашается. Хорошо, тогда пусть пальма остается пока у нас. Нет, он должен ее забрать. Что ж, решаем, отделались «малой кровью». Пусть забирает пальму. Спускаясь в динги, мельком вижу расстроенное личико – ведь пальма стала для нас обоих уже родной. На пирсе прощаемся с офицером «до попозже».
«Знаешь, у меня такое ощущение, что вернись мы сейчас назад на берег и порыскав в мусорных баках – мы найдем нашу пальму», – делюсь своими предположениями.
Невредимым находим саженец тут же, на пирсе, в углу, где мусорщики собирают весь органический мусор от пальм, растущих вдоль набережной.
Вплоть до Панамы сопровождал нас кубинский кокос, пока мы его, уже подросшим и окрепшим, не высадили в «стране Куна» на одном из островов архипелага Сан Блас.
Кокосовая пальма – главная ценность островитян. Она утоляет жажду и голод, дает тепло и тень. Она – и источник дохода, и крыша над головой, и безопасность островитян, даже если их накроет ураган. (см. фото 70–71)
Фото 70. Остров Мухерес
Фото 71. Остров Мухерес
Острова мои(Острова мои… обетованные)
C детства увлекаясь географией, я подолгу рассматривал диковинные уголки Земли на попадавших мне в руки географических картах. Почему-то, больше всего меня увлекали острова. Поначалу мною были «открыты» самые большие из них. Затем, внимательно исследуя детали на картах, я понял, что из великого множества островов более всего меня привлекают острова небольшие, обойти-объехать которые можно всего за день-два.
Они и сейчас кажутся мне самыми уютными и компактными, жизненное пространство которых можно целиком использовать ежедневно, не тратя ни кусочка своей жизни на то, чтобы долго добираться в интересующий тебя уголок острова. Так, не ведая, не гадая, я стал фанатом путешествий по островам.
Но… Как до них добраться? Как сделать так, чтобы можно было «перескакивать» с одного на другой, при этом не возвращаясь на континент?
Удивительная встреча, состоявшаяся в недавнем прошлом на одном из островов Океании, напомнила мне об этих, казавшихся когда-то неразрешимыми, вопросах. Но обо всем по порядку.
Согласитесь, не часто увидишь посреди Тихого Океана автомобиль с… цюрихским номером! Вот и мы, увидев подобное на Аитутаки, не могли пройти мимо.
– Как здесь оказалась эта «Тойота»? Зачем? Ведь остров за день можно обойти пешком… – удивлялся я, подходя к машине. Видавший виды автомобиль использовали явно не только, как автомобиль. В нем можно было спать, готовить пищу, переезжать канавы и рвы, ездить по пустыне, прятаться от стрел и копий кровожадных папуасов и многое-многое другое. Одним словом, просто жить.
Пожилая пара, видимо, уже давно привыкшая к вниманию посторонних, приветствовала нас также с любопытством. Возможно, за годы странствий с нас давно сошел «лоск» двухнедельных туристов, и мы тем самым привлекли внимание профессиональных путешественников?
Эмиль и Лилиан уже двадцать шесть лет путешествуют по миру. Исколесив все континенты, причем, многие страны по нескольку раз, они, наконец, принялись за последнее – то, что еще не покорялось их «Тойоте» – острова Тихого Океана.
Возможно, еще в 2001 году я был не так уж и неправ, мечтая воспользоваться для кругосветки четырехколесным вездеходом? Хотя, в отличие от швейцарцев, цель моя была иной – острова и атоллы. И, чтобы попытаться увидеть и понять их – лучшее, что тогда можно было предпринять – отправиться в путешествие на парусном катамаране. Чтобы быть все время рядом с ними, но на воде, а не на самих островах, на суше.