Книга Виталия Абрамова «Пес с ним» рассказывает о путешествиях в компании с бордер-колли по кличке Кай. Эта собака и ее хозяева проехали по европейским странам не менее тридцати тысяч километров, много встреч, личных открытий, добрых чувств. Этот фрагмент из книги на тему пищи, духовной и не только.
…Веронские апартаменты на берегу реки выглядели привлекательно, как, замечу, и хозяйка, обаятельная молодая женщина. Она привела нас в квартиру, все объяснила, мы отдали деньги вперед, настолько были очарованы ею (хозяйкой, то есть). В свою очередь она решила оказать нам знак внимания, развернула карту города, стала делать пометки. Пообщались, но нужно было закругляться.
– Так вы, значит, Джулия? – напоследок я решил подыграть ей в историческом экскурсе.
– Да, Джулия.
– Джулия – взрослая девушка, а когда маленькая девочка – Джульетта. Правильно? – Правильно! – она перевела на меня взгляд и рассмеялась. У нее была копна черных волос и светлые большие глаза (говорят, таков особый вид женской красоты на севере Италии), в них я увидел интерес, достоинство и теплоту.
Скоро мы, естественно, пришли к дому Джульетты – уже шекспировской. Там музей. Литературная Джульетта, возможно, миф, но у мифа есть дом, двор, установленный день рождения (16 сентября 1284 года), семейный склеп и почтовый ящик, куда не по годам искушенные в любви школьники бросают письма.
Был поздний вечер, у входа во двор Капулетти – чугунные ворота на замке. Народ, однако, толпился, пытаясь что-то высмотреть, сфотографировать. И мы протиснулись, постояли. Удивились: во дворе не только музей, там продолжают жить люди, на наших глазах кто-то вышел оттуда, открыв замок на воротах.
Вдруг сзади стали немного напирать. Оборачиваюсь, вижу женщину и девочку-подростка – скромные, вежливые, достали из сумки ключи.
– Извините, можно пройти? Мы домой!
Вглядываюсь – девочка милая, точно вырастет красавицей. За пару мгновений в голове пронеслось много всякой всячины. Как они живут здесь, во дворе Капулетти, каждый день тысячи зевак, а надо уроки делать, музыкой заниматься? И почему они в ночи одни, без папы? И что они будут есть на ужин?
Тем временем замок хлопнул, женщина и девочка вошли во двор, но пока еще были в метре от меня. И я громко сказал:
– Джульетта!
Девочка обернулась, поняв, это в ее адрес. На меня снова смотрели большие светлые глаза. И в них снова были интерес, достоинство, теплота.
– Джульетта. – убедившись, сказал уже сам себе, тихо.
Мама окликнула девочку, они быстро ушли в темноту. Шекспир, одно слово.
На следующее утро отправились в гробницу Джульетты (есть и такое туристическое шоу). В том же дворе располагается Музей фресок, у них и билеты общие. Заходим в кассу, навстречу выбегают две тетушки, излишне экзальтированные, запретительно размахивают руками:
– Нет, нет! С собакой нельзя!
Мы быстро купили билеты, засеменили прочь – голова в плечи, подальше от скандала. Затем как обычно – рассчитайся на первый-второй, один идет в музей, другой ждет, прогуливаясь по округе с Каем.
Когда пришла моя очередь ознакомиться с экспозицией, несколько раз что-то спрашивал у этих тетушек, у других (всего смотрителей было человек десять), тогда и понял причину их экзальтации. Они все люди с синдромом Дауна (или, может, с другими отклонениями генетического характера). Думаю, был там кто-то, как мы в России выражаемся, нормальный, я его не видел. Меня потрясло, что в музее с бесценными экспонатами смотрители имеют сложные заболевания. На фоне совершенных образов на фресках лица смотрителей привлекали внимание как-то особо. Надо, не надо – все время хотелось у тетушек что-то спросить. Дружески настроенные, они благодарно отзывались:
– Si-si, signore!
Но толком поговорить не получалось, комок неизменно подкатывал к горлу. Не от жалости. От восхищения ситуацией, столь неожиданной для нас, представителей общества высокой, так сказать, духовности, в котором, однако, нет традиции уравнивать обычных и не совсем обычных людей. А в Европе, бездушной и циничной (как модно в последнее время интерпретировать), им могут доверить целый музей.
Спустя месяц, на Балтике, история закольцевалась. Правда, не в музее, а в кафе. Любек и в будни не сильно шумный, а по выходным там почти тишина, на улицах старого города только и слышно, как шины шуршат о брусчатку. Бродили от храма к храму, время обеда, решили присесть – вот скромное заведение, «Марли-кафе» называется, внутри народ. Зашли.
Встречал немного заторможенный официант. Толком не смогли объяснить ему свой выбор в меню, с немецким у нас напряженно. Он молча развернулся, отправился за помощью к коллегам. Подошли еще двое – они заказ приняли, но с трудом. Мы не очень понимали, как вести себя дальше. Встать и уйти, чтоб не мучить людей трудностями перевода, было бы слишком. Знали, позже сами замучаемся от стыда за свое поведение. Еще мы говорили по-русски, чем смущали их – приезжие, судя по всему, в этом кафе нечастые гости, ребята боялись оплошать.
Принесли еду. Юная официантка заметно волновалась, расставляла все с особым прилежанием, это ей удалось, мы взяли в руки ножи-вилки. Вдруг она захотела что-то сказать, но, совсем разволновавшись, не смогла выговорить ни слова. Невыносимая пауза длилась, кажется, вечность. И все же она преодолела себя, выпалила:
– Gutten Appetit!
С ее стороны это был настоящий подвиг. Она смогла! К счастью, девушка смотрела мимо, не видела наших глаз. Было трудно сдержаться. А надо еще ответить.
– Danke schön, guter Freund!
Когда вновь приехали в Любек, ноги как-то сами собой привели к этому заведению. И что же? Мы увидели свадьбу! Красивых и юных жениха и невесту приметили еще у церкви (она напротив), увлеклись, пошли следом, не зная, что они направляются именно в «Марли-кафе». А там! Было просто не протолкнуться – столько гостей.
Так, незаметно, в своем рассказе мы перекочевали в места, где кормят. А куда еще – после музея или экскурсии, вкусив пищи духовной? Ресторан, кафе, закусочная. Особые впечатления, новые знания, ароматы, вкусы. Если музей в путешествиях – учебник, то ресторан – практическое занятие. Там люди в естественной среде. Где услышишь столько правды – на их счет, на свой?! Между прочим, в ресторанах можно безошибочно определить компанию из России. В ожидании обеда наше сидят молча, с безразличием к окружающей обстановке, даже к соседям по столу, дети уткнулись в планшеты, взрослые – в телефоны.
Ритм трактирной жизни неизменный. Понедельник, вторник – часть заведений совсем закрыта, тишина. Среда – смотришь, пошел народ потихоньку, за окнами оживление. Четверг, пятница – везде аншлаг, битком забито. Праздник? Король родился? Нет, всего лишь конец недели, трудовой люд вышел общаться.
Человек по двадцать за столом, садятся плотно, зад к заду, берут здесь пиво, там – вино. Сидят часами – разговор не утихает, гвалт, объятья, звон посуды, духота! Но им в удовольствие. Мужики – про футбол, дети меж лавок бегают, бабы юбки друг у друга обсуждают, смачно вертятся, хихикают, когда замечают, что чужаки, как мы, их разглядывают. А глядеть на них одно удовольствие.
Важное правило в поездках – с открытой картой города вцепиться в гостиничного портье с вопросом «Где тут обедают местные?». Если портье толковый, то после нескольких уточнений (где, что там едят, за какие деньги) вы будете неплохо вооружены, два-три местечка на выбор, через полчаса – полное погружение в надлежащую атмосферу.
Не всегда вам подскажут ресторан высокого уровня. Чаще это таверна, гаштет, траттория, корчма – смотря в какой стране вы находитесь. Там кормят и поят без особых церемоний, без накрахмаленной скатерти и столового серебра. В советских терминах – это кафе, доступное место провести вечер в приятной компании.
Иногда и вовсе не заведение, а, скажем, рыбный рынок, как в нормандском Трувиле (он находится в пешей доступности от изысканного курорта Довиль), знающие советчики отправляют пытливых туристов обедать и ужинать именно на этот рынок. Там ветер рвет брезентовый козырек, сносит алюминиевые стулья у алюминиевых столов, дождь хлещет, толпа дрожит от холода, но люди не расходятся – ждут очереди, покупают и тут же все съедают.
Крепкий парень в рыбацкой робе покажет вам улов в ящиках – моллюсков всяких, устриц Жиралдо, еще восемь других видов. Но, хоть и дорого, вы возьмете Жиралдо, а также пару лангустов с гриля. Окоченевшими пальцами поднимете запотевший на холоде стакан с нефильтрованным сидром – запить, добавить вкуса к еде. И все. Ощущение полноты жизни вам обеспечено.
Жаль, наш пес Кай чувствовал себя неуютно. В заведениях он привычно укладывается под лавкой или где-то в уголке, чтоб вздремнуть, пока родители потешаются, а на рынке не разляжешься, бетон, всюду вода, недовольный был. И чему радоваться? Пришлось стоять, да еще привязанным, чтоб не лез к покупателям.
Раньше я удивлялся, какие у европейцев воспитанные спокойные собаки. Тихо лежат под столом в ресторане, не шелохнутся. Вот, думал, послушание! Но, проехав с Каем, понял – дело не в послушании. Просто европейские собаки, сопровождая хозяев по магазинам и ресторанам, сильно устают. Как их не очеловечивай, они животные, у них другой режим, они не могут бодрствовать с утра до ночи. Для собак ресторан – привал, возможность покемарить под стук ножей и вилок. Кай быстро понял, что к чему, теперь сразу лезет под стол или лавку, как дома на кухне. Мы просим для него воду в миске (такой бонус для гостей с собаками есть почти всюду). Кай с удовольствием пьет и затихает – на час, на два.
Но, случалось, и рядом с кухней Кай попадал в центр внимания. Зашли в луковый ресторан, интересно было – что за чудо такое, луковый ресторан. Да, лука там много, но и мяса с птицей не меньше (например, в немецком Веймаре проходят ежегодные луковые праздники – в октябре, как наши праздники урожая). Посетителей в ресторане было мало, у официанток, совсем еще девчонок, нашлось время позаниматься с Каем. Подходят, спрашивают: