ень сильной, и даже люди вроде меня, предпочитающие держаться о полиции самого лучшего мнения, понимают, читая ее, что в тот день случилось нечто очень дурное, и снова при участии «Специальной патрульной группы», той же самой, что разгоняла демонстрантов у «Гранвик», это наихудший из отрядов полиции, сказал мне Дуг, падкий до насилия, неуправляемый, беспорядки начались, когда предвыборный митинг Национального фронта шел уже полным ходом, его проводили в ратуше, в самом центре Саутхолла, то была настоящая провокация, потому что в этом городе живет множество азиатов и оттого к ратуше сошлись тысячи протестующих, большинство их, по всем свидетельствам, было настроено мирно, хотя такого рода шествия никогда совсем уж мирными не бывают, и, разумеется, кое-где начались потасовки, тут-то и стали подъезжать патрульные фургоны, и тогда Дуг с Марианной решили выбираться оттуда подобру-поздорову и отправились вместе с множеством других демонстрантов искать дорогу к станции, а дорога отыскалась всего одна, только одна улица, не перекрытая кордоном полиции, по ней они и пошли, и там, где эта улица выходила на Бродвей, скопилась большая толпа, главным образом азиатов, Дуг с Марианной протолкались сквозь нее и прошли немного дальше и вдруг услышали позади крики, оглянулись и увидели в самом начале улицы полицейских, выскакивавших из фургонов с дубинками и щитами, и полицейские врезались в толпу, избивая людей, черных и белых, без разбору, и тогда все побежали, побежали по улице в сторону Дуга и Марианны, а те, кому добраться до конца улицы не удалось, перепрыгивали через стены и изгороди в палисадники домов или старались протиснуться в проходы между ними, к относительной безопасности параллельных улиц, однако большинству их уйти от полиции не удалось, и, по словам Марианны, она увидела лежавшего на земле человека, белого, четверо полицейских усердно выбивали из него душу ногами, он прикрывал руками пах, и к полицейским этим подошла женщина, ей было лет тридцать-сорок, и она сказала что-то вроде: остановитесь, ваша обязанность помогать ему, а один из полицейских просто подскочил к ней и с размаху ударил дубинкой по лицу, сбив с ног, и Дуг с Марианной бросились ей на помощь, им удалось затащить ее в какой-то палисадник, уложить на траву, дать ей платок, чтобы зажать рану, из которой хлестала кровь, все это есть в статье Дуга, все подробности, его статья — лучшее из написанного о тех волнениях, и если существует хоть какая-то справедливость, статья принесет ему известность или по крайней мере «НМЭ» попросит его писать для них побольше, у него это хорошо получается, очень хорошо, даром что идет всего только первый его студенческий год, Дуга ожидает успех, я это вижу, если успех и ожидает кого-то из нас, так его, да и Марианна мне тоже очень понравилась, это был отважный поступок — помочь посреди того хаоса и насилия раненой женщине, они ведь остались с ней до появления машин «скорой помощи», а на следующий день навестили ее в больнице, с ней все обошлось, она уцелела, чего не скажешь о Блэре Пиче, несчастном новозеландце всего только тридцати трех лет, ему пробили голову, и в ранние часы следующего утра он умер, Дуг уверен, что полицейского, который сделал это, никогда не найдут, расследование начато, однако оно наверняка сведется к заметанию следов, правительство всегда отстаивает своих, вот так он теперь разговаривает, и Марианна, слушая его, снисходительно улыбается, думаю, она разделяет его убеждения, однако относится к ним с большим, чем он, чувством юмора, и как раз в воскресенье Дуг сказал ей, что это следствие ее классовой принадлежности, представителям высших классов всегда проще видеть во всем смешную сторону, потому что для них ничто, в сущности, особого значения не имеет, ничто не является вопросом жизни и смерти, я понимаю, что в сказанном им есть своя правда, однако это не мешает ему, как я замечаю, водить дружбу с женщиной, как раз к этим классам и принадлежащей, выговор у Марианны совершенно роскошный, а отцу ее, судя по всему, принадлежит поместье в Хартфордшире и еще одно где-то в Шотландии, Дуг с Марианной — пара в определенном смысле странная, впрочем, они счастливы, а Дуг, это пришло мне в голову только сейчас, всегда питал слабость к шикарным женщинам, взять хотя бы ту секретаршу, с которой он познакомился, когда впервые отправился в Лондон, он так бахвалился ночью, которую они с ней провели, что можно было подумать, будто ни до нее, ни после никто вообще никакого секса и не нюхал, у Дуга случившееся с ним выглядело как «Эммануэль», «Последнее танго в Париже» и «Камасутра» в одном флаконе, что ж, может, так оно и было, но я никогда не завидовал Дугу и уж точно не завидую теперь, потому что — даже Дуг заметил это, даже он заметил в воскресенье, что творится между мной и Сисили, сколько в нас чувства, оно почти осязаемо, сказал он, его можно учуять, просто попав в одну с нами комнату, и в конце концов он отвел меня в сторону и спросил, что, черт возьми, произошло, когда я навестил ее в Уэльсе, и я ответил, что не знаю, все случилось так быстро, возможно, это как-то связано с тем прекрасным домом, «Плас-Кадланом», но, скорее всего, мне и Сисили для того, чтобы понять, как много мы значим друг для друга, нужно было лишь оказаться на время где-то еще, где-то вдали от школы, от всего дерьма и бессмыслицы, которые ассоциируются с ней, и, как только это случилось, мы просто все поняли, все стало очевидным, как будто внезапно прояснились мутные воды, и еще я сказал Дугу о том, какое фантастическое чувство испытываешь, страшноватое, по правде сказать, существуя в этом градусе счастья, у меня кружится от волнения голова, я с трудом засыпаю ночами, меня даже поташнивает — теперь, когда она вернулась, я чувствую, что жизнь настоятельно требует от меня чего-то, что на карте стоит все, вот прямо сейчас, сделай или умри, прорвись или сломайся, и все важно, каждый миг, включая и этот, хоть всякому, кто смотрит на меня с другого конца паба, он должен представляться вполне заурядным — молодой человек в строгом костюме подносит к губам стакан с «Гиннессом», — но нет, я знаю, это одно из величайших мгновений моей жизни, потому я и стараюсь его растянуть, растягивать, пока оно не лопнет, не разорвется, и та же настоятельность присутствовала в том, как мы любили друг друга сегодня утром, после того как Сисили оседлала меня, и я вошел в нее, наконец-то, наконец! отыскал путь, ведущий в Райское Место, и, взглянув ей в лицо, увидел страх, ну почти страх, возбуждение, граничащее со страхом — страхом перед чем? — я знаю, перед чем, да, теперь знаю, потому что и сам ощущал его, это был страх перед прошлым, перед тем, чем могло обернуться прошлое, ведь мы, Сисили и я, были на волосок от того, чтобы пройти друг мимо друга, мы так и не нашли бы друг друга, если бы я не решился в самый разгар грозового прошлого лета отправиться в «Плас-Кадлан», и сама мысль об этом, о том, что мы могли в конечном итоге и не добраться до этого утра, о, эта мысль была почти непереносимой, нестерпимой и, должно быть, пришла нам обоим в голову одновременно, потому что мы вдруг рванулись друг к другу и впились друг другу в губы с силой почти болезненной, и внезапно Сисили затрясло, и она стала издавать эти звуки, я подумал было, что она плачет, меня бы это не удивило, я и сам ощущал, что плачу, в каком-то смысле, однако тут было не то, звуки были другими, животными, и Сисили начала взлетать и опадать на мне, взлетать и опадать, все ее тело подтянулось, обратившись в колонну плоти, она теперь двигалась быстрее, все быстрее, быстрее, зубы ее были стиснуты, и я видел вены, синие вены, взбухшие на ее запястьях, она сжимала мне руки, почти до боли, все уже было близко, так близко, однако есть еще одно, что я должен обдумать прежде, чем мы окажемся там, еще одна попытка растянуть это мгновение, я откладывал ее все это время, потому что чувствую себя таким виноватым, но больше откладывать не могу, я обязан признаться, это касается Стива и моей работы, дело в том, что я успел проработать в банке всего пару месяцев, как вдруг управляющий вызвал меня к себе и сообщил, что меня повышают, что они ускоренно продвигают меня, так он это назвал, собираются перевести в региональный офис на Темпл-роуд, в отдел кредитов, мне трудно было поверить в это, я и так поднимался по служебной лестнице слишком быстро, стоило мне подать заявление о приеме на работу, и уже через три дня я получил место в кассе, люди, работавшие там, не могли этого понять, они поневоле обиделись на меня, даром что люди-то были хорошие, но, по-видимому, так оно в банке и было задумано — набирать на работу молодых умных студентов вроде меня и по возможности полнее показывать нам, пока мы еще не отправились в университет, как у них все устроено, думаю, делается это для того, чтобы очаровать нас настолько, что мы, отучившись, вернемся работать сюда, ладно, могу вас уверить, что я этого делать не собираюсь, но, по-видимому, очередной их шаг состоял в том, чтобы перевести меня в региональный офис и поручить работу с кредитами, которой я два дня спустя и занялся, и теперь, вместо того чтобы отправляться каждое утро на Смоллбрук-Куинсуэй, я отправляюсь на Темпл-роуд, и должен сказать, мне там нравится, это часть Бирмингема, которую я люблю больше всего, нравится собор Св. Филипа, который виден из окон нашего офиса, и «Гранд-Отель» за ним, на Колмор-роу, нравится выходить в обеденный перерыв на площадь и сидеть там с Мартином и Гилом, нравится солидное достоинство тамошних банков и страховых контор, вот интересно, что Дуг сказал бы об этом, я так и слышу, как он произносит очередную десятиминутную лекцию об участи человека, продающегося истеблишменту, ну да и пусть его, архитектура здесь хорошая, здания красивы (тот же Св. Филип, построенный, как сказал мне Филип, в 1715-м и ставший первым в городе образцом архитектуры итальянского стиля, его спроектировал человек по имени Томас Арчер, и храм этот был самым маленьким в Англии кафедральным собором, как величаво выглядел он тогда, в восемнадцатом веке, гордо возвышаясь на холме, с которого открывался широкий вид на всю Колмор-роу, называвшуюся в ту пору Нью-Холл-лейн и шедшую к огромному особняку, к Нью-Холлу, тогда-то богатые строительные подрядчики и фабриканты и принялись строить себе дома вокруг нового церковного кладбища, и улица, которая именуется теперь Темпл-роу, в те дни она называлась Тори-роу — вот и подарок тебе, Дуг, хватай его и беги! — стала приобретать свой нынешний вид, а по другую сторону площади, лишь несколькими годами позже, построили благотворительную школу «Синяя Куртка», чтобы учить в ней беднейших детей города, тех, кому не по карману «Кинг-Уильямс», да, это тоже красивое здание, памятник просвещенному духу людей, соорудивших его, вообще на наш город столетиями снисходило благословение в виде доброжелательных, предприимчивых и исполненных сострадания правителей, взять хотя бы семью Кэдбери, в начале этого века построившую для своих рабочих целый поселок, Борнвилл, так он называется, семья позаботилась даже о том, чтобы каждый из них получил достойный земельный надел, растил фруктовые деревья и проводил досуг в саду, вместо того чтобы таскаться по пабам, — Кэдбери были трезвенниками и даже сейчас, семьдесят лет спустя, во всем Борнвилле, сказал мне Филип, не отыщешь ни единого паба, однако я все стараюсь отвлечься, пора бы забыть о местной истории и возвр