— Знаем?! — перебил его Абрамов. — Я бы не стал вешать ярлыки раньше времени.
— Хорошо, — быстро согласился председатель. — Раз уж мы предполагаем, кто мог убить, нужно выяснить получше: куда эта четверочка направилась после нашего шабаша.
— Как ты себе это представляешь? — удивился Сема. — Подхожу я к Сохову и спрашиваю его по-дружески, мол, Сохов, не ты ли физика нашего придушил. Он же меня пошлет. Это если в себе будет, а если на него обкуренного нарваться, или еще хуже, когда он злой оттого, что шмаль достать не может, — это верный мордобой. Точно тебе говорю! Я у него один раз под горячую руку закурить попросил, если бы не парни из параллельного, он бы меня отметелил.
— Тут дело тонкое, — мягко улыбнулась Леночка. — Вы забыли, что у вас есть столь чарующие создания, как мы с Маняшей. И потом, на кой черт нарываться на Сохова. Вот Медведев, например, лапочка, — тут она бросила лукавый взгляд в сторону Пашки, видимо, пытаясь разглядеть на его челе следы ревности, но зря, тот блуждал в своих невеселых раздумьях и ее, похоже, даже не слушал. Леночка разочарованно вздохнула и перевела взгляд на Маняшу. — Я могу заняться Медведевым, а ты — Ульяной. Если она в чем-то замешана или что-то знает, наверняка трясется от страха. Рано или поздно один из них расколется. И тогда мы подумаем, как можно спасти Пашку, если на него все свалят.
— Да почему же на меня?! — встрепенулся тот.
— А потому! — резонно ответил ему Абрамов.
Глава 7
Варвара вытерла мокрый лоб и протяжно вздохнула: чинить машину, даже если ты теоретически знаешь, как это делается, — все равно занятие не для женщины. Винты все закручены так, что даже здоровенному мужику следует приложить немало усилий, чтобы их раскрутить. Она повертела свои перепачканные руки перед глазами. «Н-да, с моей комплекцией, с моей, черт возьми, тонкой костью можно еще год ковыряться, прежде чем я эту гайку хотя бы расшатаю!»
— Что, колесо спустило?
Она даже не посмотрела, кому принадлежит столь профессиональная диагностика, только буркнула пренебрежительно:
— Спустило! Да его же на куски разорвало!
— Н-да… — протянули за ее спиной. — Тут даже до шиномонтажа не добраться.
Варвара принялась вытирать руки уже не свежей (даже очень не свежей, а проще сказать грязной) тряпкой и ворчливо приговаривала:
— О чем думают производители этих машин? О чем? О том, что на их замечательной продукции Гераклы будут ездить?
— Ну, это дело поправимое.
Тут она глянула на собеседника и в прямом смысле обомлела — ну, никак она не ожидала встретить следователя в такой час да еще рядом с ее машиной. Ладно бы участкового — это еще куда ни шло, работа у него такая — вечерами по дворам шляться, но следователя из «отдела особо тяжких»… Впрочем, если учесть дела последних дней, творящиеся в школе ее дочери, ничего странного в появлении человека из такого заведения нет.
Пока она удивленно хватала ртом воздух, лейтенант Сулейко отстранил ее от колеса и легким нажимом ноги на гаечный ключ повернул гайку в нужную сторону. Все дальнейшее было делом мужской техники. Он присел перед колесом и прежде, чем продолжить ремонтные работы, глянул на нее снизу вверх:
— Маша в последние дни ведет себя как обычно?
Варвара пожала плечами намеренно демонстративно:
— Странно, что из полутысячи учеников поведение именно моей дочери вселяет в вас подозрения.
— Ну, почему же подозрения… — он явно смутился, уткнулся взглядом в колесо и принялся ожесточенно откручивать гайку.
— И еще странно, что вы запомнили, как ее зовут. Маняша что, на подозрении?
— Да нет, — усмехнулся Сулейко, — я и ваше имя, Варвара Константиновна, запомнил. Просто у вас семья такая колоритная.
— А, — легкомысленно отмахнулась она, — обычная итальянская семейка: много шума — и ничего. Но мы законопослушны. Ничего такого, что связывало бы нас с криминалом. Даже родственников на Сицилии нет.
— И все-таки, — он поднялся и принялся возиться со второй гайкой, — Маша очень странно отвечает на мои вопросы. Словно скрывает что-то.
— А вы желаете, чтобы девчонка в пятнадцать лет была предельно откровенна со взрослым дядей?
— Вообще-то… да… — Он помолчал и неуверенно добавил: — Тем более что взрослый дядя — следователь по особо тяжким преступлениям.
— Для них это не имеет никакого значения. Можете мне поверить! Следователей подростки презирают точно так же, как всех остальных взрослых.
— Если не больше, — буркнул Сулейко.
— У вас мания величия.
— Ага. Потолкаетесь с мое в нынешней школе, так не только манию, тут всякие фобии подхватишь. Мне за последнюю неделю таких гадостей наговорили, что смотреть на себя в зеркало не могу. Противно! И кличку даже придумали — Суслик! — он обиженно засопел. — Ну, скажите, какой я суслик?
Варвара подавила смешок. При всей своей симпатичности лейтенант действительно чем-то неуловимым напоминал именно суслика. Хотя чем, сказать она не могла. До чего же теперь дети образно мыслят!
— И если бы за спиной гадости говорили, — грустно продолжил следователь, — а то ведь прямо в глаза. Сидит эдакая прехорошенькая девушка, ногу на ногу закинет и смотрит на тебя так, словно ты грязь под ее ногами. Не знаю, как вы, а я теряюсь в такой момент. И как с ними разговаривать? Была б моя воля, я бы эту школу за километр обходил. Так нет же, послали в самое пекло. А разве детки наши современные снизойдут до того, чтобы со следователем по душам потолковать? Да, черта с два!
— Может, вы себя неправильно ведете?
Он застыл и озадаченно посмотрел на Варвару:
— В каком смысле?
— Ну… — она передернула плечами, — вы же не знаете их интересов. Тут нужно себя правильно подать. Только тогда можно рассчитывать на их расположение.
— А поконкретнее?
— Постарайтесь быть именно тем, кто вы есть: взрослым парнем, привлекательным офицером милиции, расследующим убийство. Можете мне поверить, заявите себя таковым, за вами будут ходить табуны почитателей, а сопливые поклонницы примутся визжать при вашем появлении и просить автограф. Не смейтесь, нынешняя молодежь — поколение боевиков. И все-таки они — дети. Будете себя вести с ними уверенно, они на вас молиться станут.
— И что же мне, изображать из себя Крутого Уокера?
— Нет, но суть вы уловили, — ухмыльнулась Варвара.
— Сомневаюсь…
— Пока вы сомневаетесь, будете у них Сусликом. Они ведь от представителя закона силы ожидают. Внутренней такой силы, понимаете. А если человек пасует перед сопливой девчонкой, которая только и умеет, что красиво сидеть, закинув ногу на ногу, — тут уж не обессудьте.
— Уж не знаю… ногу на ногу. Мне кажется, что они знают ответы на те вопросы, которые мне даже в голову не приходят. Они настолько другие. Более умные, что ли… — Сулейко поставил запасное колесо и принялся закручивать гайки.
— Думаете, они знают, кто убил физика и его бывшую супругу?
— У них, несомненно, есть свои версии. Но узнать эти версии просто невозможно. Тут броня какая-то. Я уже лоб расшиб, пытаясь пробить башкой эту стену молчания.
— Вы стихи не пишете?
— Бросил. — Он явно покраснел, из чего Варвара сделала вывод, что имеет дело не просто со следователем, а со следователем — самобытным поэтом. Но развивать тему его творчества не стала. Из жалости к автору.
— Ладно, услуга за услугу. Я поговорю с Манящей. А вы попробуйте последовать моим, уж поверьте, ненапрасным советам. Плюньте на их пренебрежительные взгляды. Подумаешь, девица свысока посмотрела. Делов-то!
Он просиял:
— Обещаете?!
Варвара уверенно кивнула, но подумала при этом: «Похоже, нынешние дети взрослеют гораздо раньше. Поставишь такого вот малахольного тридцатилетнего мужичка рядом с моей доченькой, так он по повадкам против нее — просто пацан! А лучше бы наоборот».
Сын встретил Варвару предельно серьезным вопросом:
— Мам, а что такое «мучнистая роса»?
— Гм… — Она села на пуфик у порога и глубоко задумалась. Не над «мучнистой росой», разумеется.
Она размышляла над тем, что Маняша совсем выросла. Что теперь, видимо, именно она красиво сидит перед следователем, смотрит на него высокомерно и покачивает длиннющей ножищей. И представитель власти для нее не авторитет, что уж тут говорить о матери?! В скором времени она совсем перестанет слушать ее советы, наоборот, начнет направо и налево раздавать свои. Уже начала. А ведь в башке у нее, как тут ни выпендривайся и ни качай ногами, мозги пятнадцатилетней дурехи, которая лишь воображает, что она самая умная и многоопытная на свете. С подобным самомнением, основанным только на подростковом бунтарстве, можно в такую историю вляпаться!
И что ей, Варваре, со всем этим делать! Если ни она, ни учителя и даже следователь по особо тяжким преступлениям не в силах мозги вправить взбалмошной девчонке, то где же найти человека, который сумеет выполнить эту миссию? Где найти человека, который стал бы авторитетом в надменных глазищах ее доченьки?
И ведь что самое смешное, ответ Варвара прекрасно знала. Этот человек живет совсем рядом, не на краю света, как раньше она полагала, а в одном с ними городе, и зовут его Иван. Тот самый Иван, который ничего не знает о происхождении Маняши. И вряд ли узнает… Может быть, потом она окончательно поймет, что спятила, если не раскрыла эту тайну ни Маняше, ни Ивану. Но тогда будет уже совсем поздно.
Да и сейчас поздно. Как ей исповедаться перед Иваном? «Знаешь, дорогой, а ведь у нас есть дочь. И ей пятнадцать лет…» Глупость какая-то получается! И что дальше? Стоит ли рассчитывать, что он ринется с головой в пучину воспитания дочери-подростка? Зачем ему это нужно? Мужчины любят детей от любимых женщин. Иван и своих-то близнецов бросил. Ему теперь интересны будущие младенцы его новой подружки. Варвара со своей первой любовью и взрослой дочкой его уж никак не взволнует. И в этом случае зачем признаваться Маняше? Еще та фразочка получилась бы: «Доченька, тот симпатичный мужик, ну, помнишь, которого мы случайно встрети