— Варь! Вы так побледнели. Что такое?
Нервными руками она взъерошила волосы:
— Есть от чего побледнеть. Я идиотка. Сижу тут, нюни пускаю… — она снова посмотрела на него. — А где Маняша-то?!
— Не знаю, — он развел руками с таким виноватым видом, словно она доверила ему заботу о дочери, а он не оправдал ее надежд.
— О боже! — она кинулась в гостиную, к телефону.
Максим стремительно последовал за ней, уже на ходу бросив куртку на вешалку.
— Так… — она схватила трубку, задумалась на секунду, потом бросила ее обратно на рычаг и крикнула: — Сашка!
— Чего? — откликнулся он из своей комнаты.
— Тебе известно, куда сегодня собиралась Маняша?
— Неизвестно. Но собиралась очень долго. Красилась целый час и все такое…
— Ну-ка, появись! — гаркнул Максим, которого трясло не меньше, чем Варвару.
В проеме двери нарисовалась Сашкина недовольная физиономия.
— Ты знаешь, кому звонить?
— Ага, — кивнул тот, — как всегда, по списку: «02», «03» и «911».
— Сейчас как дам по башке! — непедагогично пообещала мать.
— Ты же сама не велела сексотить, — на лице он изобразил борьбу честности и порядочности.
— Хватит изображать из себя Павлика Морозова! — на удивление строго приказал Максим.
Сашка вдруг подтянулся, посерьезнел и четко отрапортовал:
— Сначала — лучше Лешке, потом — Абрамову, ну и на худой конец — Леночке. В последние дни она чаще всего с ними ходила.
— Это я и без тебя знаю. Ты владеешь их телефонами?
— Еще бы. — Шмыгнув носом, он удалился в свою комнату, вернулся через минуту и с гордым видом вручил матери листок с номерами.
Разговор с Лешей не принес результатов. Равно как разговор с Абрамовым. Единственное, что поняла Варвара, это то, что оба Маняшиных кавалера здорово перепугались, когда поняли, что их обожаемой девушки нет дома. Не разозлились, не взревновали, а именно перетрусили. У Абрамова даже голос задрожал. С чего бы это? Почему парни, для которых одиннадцать тридцать еще, в общем-то, детское время, вдруг так переполошились? Ведь Маняша не сутки отсутствует. Самое первое, что должно прийти на ум кавалеру в такой ситуации, так это то, что его девушка умотала на свидание с другим.
«Или я не в контексте, и времена сейчас такие опасные, что даже мальчикам, а не только матерям, сразу видится какая-то катастрофа? Или дело не во временах, а в самой Маняше. В том, что она от меня скрывает? Может, дочери уже давно угрожала какая-то опасность?!»
Руки Максима легли ей на плечи. Непонятно почему, но она вдруг почувствовала, что защищена. И Маняша защищена, и ничего дурного с ней случиться не может.
— Глубокий вдох, — уверенным голосом потребовал он. — Теперь выдох. Нужно работать мозгами, а не нервами. Дай-ка телефон.
С этими словами он отстранил ее от аппарата и принялся набирать номер.
— Так, так, так… — Лейтенант Сулейко и не думал скрывать свою радость. Он широко и довольно улыбался, как сытый кот-подросток, который поймал мышь и, конечно же, сожрет ее, но сначала замучает до смерти.
В роли мыши выступала Маняша. Она сидела за столом напротив следователя, вернее, не сидела, а полулежала на столе, так как сидеть прямо сил не имела, ее все еще мутило, а поездка в милицейском фургоне от клуба «Паноптикум» до районного отделения окончательно подорвала в ней силы и жизненный тонус. В общем, ситуация в кабинете лейтенанта ее не только не радовала, а даже не развлекала.
— И что вы на все это скажете, милая барышня? — весело спросил Сулейко.
«Барышня» икнула и пожала плечами:
— По поводу чего именно вы хотите услышать мое мнение?
— Девица вдребадан пьяная в клубе с дурной репутацией… — Лейтенант округлил глаза, дабы подчеркнуть глубину ее падения. Зря старался, Маняша на него не смотрела.
— И что, распитие алкоголя теперь противозаконно?
— А годков-то вам сколько? — усмехнулся следователь и покачал головой. — Вот то-то и оно. Еще и семнадцати нет, а до двадцати одного ох как далеко… Так что, смею вас огорчить, в вашем случае опьянение противозаконно.
— Кошмар! — притворно ужаснулась Маняша и закрыла глаза. — Я хочу домой.
— Похвальное желание, но… — тут он развел руками, — домой вам нужно было сильно захотеть еще до появления в клубе, теперь ваш путь к родному порогу будет несколько более сложен.
Она подняла на него глаза:
— Издеваетесь?
— Не все же вам надо мной издеваться.
— Довольно мелкая месть для следователя из отдела особо тяжких преступлений, — буркнула она и снова опустила глаза. — Связался черт с младенцем.
«Вот несгибаемая девица! — глубоко в душе Сулейко даже восхитился. — Ведет себя так, будто железная. Ничего, посмотрим, как ты запоешь дальше!»
Он и сам не мог сказать, почему ему так уж хотелось одержать победу именно в поединке с этой девятиклассницей. Почему-то он так злился на нее за ее хладнокровное упрямство. И все-таки что-то в этой юной особе его сильно раздражало. Он не был уверен, что ему станет приятно, если она разрыдается или хотя бы начнет канючить, но что-то ему подсказывало, что добиться этого будет нелегко. И вот тогда она его зауважает. А зачем ему, взрослому парню, уважение какой-то малолетки — на этот вопрос он вообще не мог ответить. Нужно, и все тут!
— Значит, часа через два подъедут эксперты-медики, возьмут у вас кровь на анализ, потом вам придется побеседовать с лейтенантом Павлом Петровичем Воронцом, который у нас занимается трудными подростками, ну и постановка на учет займет какое-то время. Словом, к утру мы вас, конечно, отпустим. Да, совсем забыл, придется посидеть в КПЗ, там прохладно, как раз протрезвеете.
— Нерадостные перспективы, — Маняша вздохнула. — Вы что, решили меня запугать до смерти?
Тут Сулейко почувствовал, как краснеет от стыда. Вообще-то он был довольно добродушным человеком. В отделе его даже считали чересчур мягким и податливым. Ему не любили доверять допросы, поскольку обычно все сводилось к тому, что он начинал сопереживать преступнику. По существу, разговаривать со свидетелями в лицее ему доверили впервые за те полгода, которые он проработал в отделении. И вот пожалуйста — он не справился с элементарным заданием: не смог добиться ни одного показания. И от кого? От детей! Позорище!
— Я и не думал вас пугать, — сконфуженно промямлил он, — просто обрисовал перспективы. В общем, вам действительно предстоит не самая лучшая ночка. Но есть варианты…
— Неужели? — она снова подняла на него глаза. В коих, к своему ужасу, Сулейко прочел откровенное презрение.
Он даже задохнулся. Ему захотелось бросить все к чертовой матери и отпустить эту девицу, куда там ей нужно, все равно куда, лишь бы она не сидела перед ним и не пялилась так, словно он полное дерьмо. То, что он такой и есть, он и сам прекрасно знал, но прочесть это в глазах шестнадцатилетней девицы — это уж слишком!
— Другими словами, вам от меня что-то нужно? — продолжила она, прервав затянувшуюся паузу, вызванную тем, что оперативник судорожно хватал ртом воздух, пытаясь справиться с собственными комплексами. — Можно узнать, что?
Он, наконец, совладал с собой и прохрипел:
— Расскажите, что вы знаете об убийстве учителя физики.
Она вздохнула:
— А если я действительно ничего не знаю, меня поставят на учет?
— Вы хотя бы попробуйте себе помочь. — «Она точно что-то знает». В этом Сулейко теперь уже не сомневался.
— А почему вы считаете, что физика убил кто-то из лицеистов? — она улыбнулась. — У вас просто какая-то навязчивая идея. Оглянитесь вокруг: все творят что кому вздумается. Вот Гоша на днях видел, как мужика тащили четыре женщины. Слушайте, а на физике, вернее, на его теле была шляпа?
— Шляпа?
— Ну да, обычно он носил шляпу, знаете, старомодную такую шляпу.
— Нет. По-моему, нет, а что?! — Сулейко опять почувствовал нарастающее раздражение. У него даже голова начала побаливать.
— Да ничего. Просто интересно, — она пожала плечами. — Вот если бы шляпа на физике была или валялась где-нибудь поблизости, то тогда его точно убили во дворе лицея, а если на нем шляпы не было…
— Слушайте, Кузнецова! — Голова лейтенанта теперь не просто болела, она раскалывалась от боли. — Была шляпа, не была шляпа! Вы что, до сих пор не протрезвели?
— Я знаю, что за дачу ложных показаний меня тут и расстрелять могут, поэтому врать не стану, я не чувствую себя окончательно трезвой.
— Очень хорошо. — Он встал, подойдя к двери, решительно распахнул ее и крикнул дежурному: — Забери эту даму! Пусть немного в кутузке потусуется!
Маняша послушно поднялась. В кутузку ей не хотелось, но сидеть в кабинете следователя ей не хотелось еще больше. Поэтому внезапное окончание беседы вселило в нее даже некоторую радость.
Однако «кутузка» еще издалека ей не понравилась — тесная комната с толстой решеткой вместо двери, до отказа забитая народом. К счастью, народ этот весь перекочевал из клуба «Паноптикум».
— Ну что?! — к ней с трудом протиснулись Сема, Леночка и Медведев.
Маняша прислонилась спиной к железным прутьям и закрыла глаза:
— Не знаю… Мне так плохо.
— Он тебя бил? — Сема сжал кулаки.
Она открыла глаза, посмотрела на него в упор и усмехнулась:
— Ты что, у нас не тридцать седьмой год. Никто меня не бил. Хотя ощущения как после хорошей трепки. Ну, вот кто меня так по-свински напоил?!
— А о чем он тебя спрашивал? — не унималась Леночка. — О чем?
— Да все о том же, о физике.
— А ты?
— А что я? — она вдруг разозлилась. — Я, как всегда, ничего ему не сказала. Теперь нас всех поставят на учет в милиции.
— Ничего себе! — возмутился Медведев. — Из-за какого-то придурка нас на учет! При чем здесь мы?!
— Ну, ты можешь дать показания следователю, может быть, он тебя и помилует. — Маняша снова закрыла глаза.
— А что ты думаешь, и дам! Очень мне нужно состоять на учете в милиции! — гневно воскликнул Медведев. — Мне в этом году в университет поступать, кто меня примет с криминальным хвостом? Думаете, игрушки? Армия — это уже не игрушки!