– Доктор Пе́трович?
– Вы – кто?
– Я – Вольдемар, Влад, сотрудник доктора Шнайдера.
– Что-то случилось?
– Нет. Просто доктор Шнайдер завтра рано утром уезжает и хотел бы сейчас увидеться. В том кафе, рядом с вашим домом. Не волнуйтесь: у меня машина.
Прикуп
Как и в первый раз, кафе было почти пустым. Шнайдер стоял около бильярдного стола и задумчиво глядел на разбросанные шары.
– Спасибо, что приехали. Сегодня я был с вами невежлив, но на то были свои причины. Вы хотели увидеться? Может, за разговором – партию?
– Нет. В другой раз. Сейчас просто хочется отдохнуть.
– От массовика?
– Да.
– Занятный тип.
– Более чем. – Пе́трович решил пока не делиться со следователем сегодняшним разговором.
– Он из себя что-то корчит, а на самом деле – мелкий шулер.
– Я так и подумал.
– По документам, наверняка фальшивым, выходец из Южной Родезии. Но как их проверишь? Нам же запрещено общаться с апартеидом. Так что вы хотели мне рассказать? – Шнайдер поставил кий в стойку и жестом пригласил Пе́тровича за стол, где стояла полупустая кружка пива. – Что-нибудь выпьете?
– Спасибо. Я – лучше чай.
Они сели за стол, бармен из-за стойки сделал вопросительный жест, Пе́трович, повысив голос, заказал:
– Мне, пожалуйста, черный чай. С бергамотом.
Бармен согласно кивнул, и аудитор повернулся к собеседнику.
– Ну, как у вас прошел первый рабочий день?
– Нормально. Вопросы появились. Поэтому (Пе́трович решил не раскрывать все карты) я решил часть этих вопросов переадресовать вам.
– Слушаю. – Следователь отхлебнул пива.
– У психиатра непорядок с отчетностью по наркотикам. Я хотел вас спросить, не проходила ли по вашему ведомству реализация на сторону?
Шнайдер пожал плечами:
– Как вы думаете, если бы проходила, психиатр бы сейчас гулял на свободе? По моему ведомству такой информации нет.
– Хорошо. Тогда следующий вопрос. Скорее даже задание. Группа членов клуба ездила летом в Рейнензиштадт. Искупаться в озере, сходить в казино.
– Забавно.
– Что?
– Я завтра с утра в Рейнензиштадт и уезжаю. Ну, об этом чуть позже. Что вас заинтересовало?
– Это здорово, что вы туда поедете. Я просмотрел счета гостиницы. За парнем, который вас интересует, не значились ни мини-бар, ни ночные каналы. Но несколько очень длинных телефонных разговоров. Если вы там зайдете в гостиницу и попросите их сделать выписку этих разговоров, то было бы интересно узнать, с кем он так долго разговаривал.
– Я пока не вижу, к чему это может привести, но сделаю. Что еще?
– У них весной была самодеятельная постановка «Гамлета». Это часть их терапии. Мне нельзя об этом расспрашивать, но было бы интересно узнать, кто из членов клуба какие роли играл? Мне кажется, что парень должен был играть в этом спектакле. Молодых в клубе немного, а в пьесе – Розенкранц, Гильдестерн, Горацио, Лаерт и сам Гамлет. Там были две приглашенные актрисы, которые играли Гертруду и Офелию. Если бы их расспросить…
– А зачем вам это надо?
– Я хочу понять, что привело парня в этот клуб. Без этого я не смогу выяснить, кто из членов клуба или его сотрудников мог иметь отношение к самоубийству. Поэтому я хотел бы вас попросить отвезти меня туда, на место самоубийства.
– Категорически нет. Если клуб в этом замешан и если за вами следят, то ни о каких совместных визитах, тем более на место преступления, речи и быть не может. А вот идея расспросить актрис мне нравится. Если парень играл с ними, то они могут рассказать кое-что о его характере. То, что не видно родственникам и знакомым. Прежде всего интересовали ли его девочки или мальчики? Я правильно вас понял? Ведь звонки из гостиницы могут привести туда же.
Так, Магомету не придется идти к горе. Остается только ждать, что она сама придет к нему. Пе́трович отхлебнул горячего чая (нет, это не тетушкин, какая-то горечь).
– В принципе, вы меня правильно поняли.
– Я вам сейчас… – Следователь повернулся к стойке: – Бармен, будьте добры, стаканчик «бехеровки». – И вернулся к разговору: – Расскажу, как все произошло на самом деле, и вы поймете, что уже начинаете мне помогать.
– Тогда я тоже выпью «бехера».
Шнайдер опять кивнул бармену рукой, сделал знак Пе́тровичу – сегодня угощаю я, – подождал, пока бармен не вернется со вторым стаканом, пока Пе́трович не достанет трубку, кисет с табаком и зажигалку, и только после этого продолжил:
– В доме был пистолет. Отцовский. Именной. – Шнайдер взял в руки зажигалку Пе́тровича: – Надо же, какое совпадение. Эта марка пистолета была выпущена недавно. У нее две особенности. Часть деталей сделана из полимеров, и у пистолета нет традиционного флажка предохранителя. Знаете, такой, американский, стиль: «Достал – и стреляй». Просто надо чуть сильнее надавить на курок. А выпустила его фирма, которая еще выпускает разную амуницию: саперные лопатки, штык-ножи и, – тут Шнайдер покрутил в пальцах зажигалку, – зажигалки для солдат. Да, ваша зажигалка сделана там же, где и тот пистолет. Восемь патронов в магазине. Мальчишка взял отцовский пистолет, включил кинокамеру и, улыбаясь, начал диктовать видеообращение. Кому – он не сказал. Он все время обращался в камеру на «ты»: «Ты видишь… ты знаешь…», и так далее. Очевидно, что речь шла о неудачном романе. Он словно подзадоривал своего невидимого собеседника: «Ты посмотришь, как я сейчас застрелюсь». И тут же: «Ха-ха-ха». Он щелкает затвором обоймы, и та падает ему на колени. А он – смеется. И говорит: «Я уже переболел тобой. Так что не бойся за меня». Тут он подносит пистолет к виску, улыбаясь, нажимает на курок – и вдруг выстрел.
– И это все на пленке? – Пе́трович даже не прикоснулся к настойке.
– Да, в том числе и вылетевшие на кровать мозги. В патроннике был еще один заряд.
– Неужели, – Пе́трович сделал глоток, – его отец был таким неосторожным? Держать заряженный патронник…
– Нет. Мы сделали экспертизу масла всех патронов из магазина, в том числе и вылетевшей гильзы. Масло на одном из патронов не соответствовало маслу на всех остальных, включая и вылетевшую гильзу. И оно не соответствовало маслу в запасной обойме, правда, та была пустая, наверное, отец ее всю отстрелял, но она хранилась, как и пистолет, в сейфе. Так что дополнительный заряд был сделан посторонним. Кто-то передернул затвор, дослал заряд в патронник, а чтобы никто ни о чем не догадался (знаете, на рукоятке этого пистолета такое оконце, через которое видно, сколько патронов в обойме), вытащил обойму и добавил туда еще один заряд.
– Кто?
– На первый взгляд все просто. На пистолете сохранились отчетливые отпечатки пальцев самого парня, его отца и жокея.
– Какого жокея?
– Сожителя тетушки парня. Той самой, с которой ваша секретарша сидела в кафе. Знаете, такая экстравагантная особа. Бывшая актриса, не совсем, но неудачница. Сейчас подрабатывает частными уроками актерского мастерства. Она поддерживала с отцом мальчишки хорошие отношения, поэтому, как потом выяснилось, он, зная о своем диагнозе, попросил сестру после его смерти присмотреть за парнем. Вот она и переехала в старый фамильный дом. Со своим любовником. Бывшим жокеем. Хотите знать, почему я не мог сегодня с вами разговаривать? Только давайте сначала выпьем. – И следователь, чокнувшись со стоявшим на столе стаканом Пе́тровича, выпил свою «бехеровку» одним махом. – Потому что у меня на внутренней линии висел прокурор. Ох, если бы вы знали, как меня достал этот клуб. Ведь когда я взялся за дело парня, то мне потом, перед самыми праздниками, подкинули еще одно дело. Один чиновник покончил с собой на вокзале в Рейнензиштадте. А в его бумажнике была визитка этого клуба. Ни прав, ни кредитных карт. Только наличные и эта визитка. Через этот клуб мы и установили его личность. Вот поэтому-то я и еду в Рейнензиштадт. Я же теперь в управлении, – следователь криво усмехнулся, – эксперт по этому клубу.
А за первое дело, этого мальчишки, я взялся потому, – тут следователь повернулся к стойке, приподнял свой пустой стакан и кивнул головой. Пе́трович подождал, пока бармен принес «бехеровку» Шнайдеру, и чокнулся с ним. Следователь сделал маленький глоток и продолжил: – Потому что я не верю в виновность жокея. Прокурор меня душит: тетя с сожителем знали, что мальчик был членом клуба самоубийц, но они не знали тамошних правил, что имущество самоубийцы отходит клубу. Так что у них была прямая корысть – зарядить патронник и стать наследниками. Очень немаленького состояния. Вот прокурор меня и душит: передавай дело в суд. Оказание содействия в совершении самоубийства. А я не верю. И тяну.
– Почему?
– Если честно, – не отвечая на вопрос, продолжил Шнайдер, – то я даже обрадовался второму делу по этой лавочке. Думалось, сейчас быстро с ним разберусь, прокурор и даст мне возможность поглубже копнуть дело парня. Но оказалось все наоборот. Мои ребята собрали показания в Рейнензиштадте, я пошел в департамент, где работал этот чиновник (это департамент внешней торговли), поговорил там с народом и выяснил…
Пе́трович не стал прерывать следователя – ему было интересно – и сделал еще один аккуратный глоток.
– Что-то вы скромничаете, – Шнайдер кивнул на почти полный стакан собеседника. – Много с шулером приняли, да? Я выяснил следующее. Чиновник был просто несчастным мужиком. Помните, в позапрошлом голу в предместье разрушился дом? Тогда шли проливные дожди, а цемент, на котором был построен этот дом (это выяснила экспертиза), был некачественным. Чиновник был на работе, когда по дому пошли трещины. Тогда вызвали полицию, пожарных, стали эвакуировать жителей, а его жена, чиновника, была в квартире одна. Спала под лекарствами. Она была больной. Вот так чиновник и стал вдовцом. По выходным продолжал ездить на свою традиционную рыбалку на озеро, а на работе замкнулся в себе. Почти ни с кем не разговаривал, стал зачем-то копаться в архиве. И, как выяснилось потом, записался в клуб самоубийц. Нет, он не был совсем пропащим. Конечно, сбережений почти не было, но государство выделило ему квартиру и беспроцентную ссуду на обустройство. Это он из нее (мне в банке сделали выписку) оплатил вступительный взнос в эту лавочку. Так что все действительно сходилось на клубе. Я позвонил прокурору, все рассказал, но, знаете, что я услышал в ответ? Сначала – долгую паузу. А потом – ледяной голос: «Шнайдер, перестаньте. Это было никакое не самоубийство, а просто несчастный случай. Так что закрывайте это дело». Да, в тот день на перроне собралась толпа, ждали какую-то американскую кинозвезду. У них там, в Рейнензиштадте, перед Рождеством всю неделю всякие праздники и фестивали. И этот чиновник действительно мог случайно упасть на рельсы. Я предложил прокурору не обсуждать это по телефону, и он мне на выходе с работы, д