Пе́трович вернулся к проверке. Сегодня только цифры, цифры и цифры. Никаких рассуждений. Потому что любая пауза заполнялась мыслью, что сегодня вечером он увидит Кристину.
Так, под вереницы цифр и прошел весь день. Походя Пе́трович заметил ошибку в расчетах стоимости того самого специального оборудования. Установку делали «хозяйственным способом», то есть своими силами. Конечно, не станете же вы приглашать электрика, который будет устанавливать видеокамеры в клубе самоубийц. Наверное, это была работа громилы Курта. А раз так, то оборудование надо было оприходовать по полной стоимости с его работой и начислить этому громиле установочные. Пусть сказочник даст хотя бы ориентировочную оценку времени установки этого оборудования, а я перерасчитаю.
С этим домашним заданием для секретаря он зашел отдать ключи и попрощался до завтра.
Интересно, во сколько она придет? Мерный стук колес трамвая на стыках рельс и его совсем детское, наивное позвякивание на поворотах настраивали на самокопание. Им тогда было по двадцать? Нет, ему было двадцать два. Международный кинофестиваль, он подрядился работать переводчиком, она в составе национальной делегации подающая надежды молодая актриса. Между ними была пропасть – не перепрыгнуть. Совершенно не случайно на традиционной для фестивалей прогулке теплоходом по реке к ней стал клеиться пожилой американский киноактер. Освободившись от перевода интервью французского режиссера столичной газете, он, прогуливаясь по палубе со стаканом охлажденного льдом джина, услышал девичий смех: «Я вас не понимаю. Нам нужен переводчик», и в ответ: Honey, let’s go to my cabin[25]. Пе́трович увидел, как один из зарубежных гостей, не очень, но известный в прошлом актер, в клетчатом пиджаке и парике, пытался обнять милую девчушку. Та неловко сопротивлялась, у похотливого экранного вчерашнего ковбоя уже потекли слюни, он еле держался на ногах (теплоход по традиции заходил на дегустацию монастырского вина) и продолжал лапать девушку. Публика на палубе посмеивалась, но никто не вмешивался: девочка, может, это – твой шанс? Пе́трович поставил стакан на ближайший стол и подошел к ним.
– I am an interpreter[26].
Кинозвездец мутными глазами посмотрел на юношу, что-то пробурчал и, шатаясь, пошел прочь. А девушка, девушка благодарно улыбнулась.
С этого все и началось. И продолжилось после фестиваля. В ней не было ни капли зазнайства принадлежностью к богеме. Сидя нагишом на кровати, они, смеясь, подсчитывали, сколько будет стоить их отдых на лыжах, сколько ночей ему надо будет отработать (он тогда устроился в ночную типографию), сессия горела, но это было так не важно, потому что чудесно. Она принесла небольшой гонорар за «кушать подано» в одном из столичных театров, они купили бутылку настоящего французского шампанского и коробочку с эклерами, так же устроились на кровати (комнатка была совсем маленькой, стола не было, только узкий пристеночек у окна) и мечтали.
Потом случился казус. «Казус белли»[27]. Ее пригласили на съемки комедии про лотерейный билет, действие происходило на курорте, она уехала. Прошел почти месяц, как-то раз он случайно увидел ее фотографию в бульварной газете с известным актером, заметка называлась «У нашего героя – новая пассия». Пе́трович тогда напился, пьяным пришел в типографию, его не пустили даже в раздевалку, он сел на пол в кофейне и отрубился. А очнулся, когда почувствовал, что его лоб отирают влажные теплые руки. Напротив него на корточках с носовым платком в руке сидела фасовщица, милая рыжая хохотушка, строившая ему с первых дней ничего не обещающие глазки. Она помогла ему встать (в таком виде, простите, но ко мне нельзя: папа очень строгий), и они пошли к нему.
Она его раздела, затащила в душ, вымыла, перетащила на кровать и как была – в одежде – легла рядом. Он проснулся от грохота разбитого стекла. Открыв глаза, он увидел на полу рядом с кроватью осколки той самой бутылки шампанского (мы украсим ее свечой; когда она догорит, то мы разлюбим друг друга). Поднявшись, он тут же получил по лицу справочником хозяйственных операций, катехизисом его будущих профессиональных успехов. Кристина собирала в уже и так набитую сумку свои вещи: «Говнюк, я вырвала у режиссера целый день, всю труппу отправила в простой, только чтобы увидеть тебя». Хохотушка, одетая, стояла у окна, прижав ладони к щекам.
Он повесил на стену календарь. И стал зачеркивать даты, когда он трахался с очередной новой знакомой, а по одиноким вечерам разглядывал под пиво эти перечеркнутые красным карандашом цифры. Тогда объяснения не получилось, Кристина вернулась на съемки, а оттуда – в родной город. Это он узнал много позже, когда количество зачеркнутых цифр стало зашкаливать. За это время сменилось два календаря. Конечно, можно было сорваться в тот город, но чем я с ней поделюсь? Этими календарями? А когда он готовился к защите диссертации – звонок в дверь, на пороге та самая хохотушка: «Я сегодня получила в типографии (сам он оттуда сразу же уволился) премию и хочу пригласить тебя в ресторан».
А чем ты сможешь поделиться сегодня? Неустроенностью? Прощальным поцелуем, последней лаской на этой земле, хохотушки?[28] Пе́трович тяжело вздохнул и поднялся к выходу из трамвая. Пусть Любляна сегодня будет бестактна и не позволит им остаться наедине.
Но чаянного не случилось. Когда Пе́трович вошел в приемную, там уже на диване сидела Кристина, а Любляна стояла в пальто, коротком (сегодня я не твоя девочка). Кристина поднялась ему навстречу: «Прости, что так рано – меня брат подбросил на машине», а Любляна: «Шеф, можно, я вас оставлю: у меня билет на ”Трамвай желания”?» Что же, если не бестактность, то пусть будет непосредственность. Иди, девочка. Удачного тебе трамвая.
Он пригласил Кристину в кабинет, жестом указал на стул, а сам неприлично первым уселся в кресло. Давай не будем ворошить прошлое.
Видимо, Кристина его поняла. Она не приняла приглашения сесть, а, обойдя стол, присела на него и, увидев пепельницу, вытащила из кармана пачку сигарет, сделала паузу, ухмыльнулась и достала из сумочки зажигалку. Закурив, она взяла в руки со стола механический календарь и стала его переворачивать. В окошке замелькали цифры, одна за другой, в обратном направлении, неужели она хочет дойти до года нашей разлуки? Нет, дальше. Наконец в окошке установился год, месяц и день теплоходной прогулки. Кристина сделала затяжку, еще раз ухмыльнулась и похлопала по мягкой коже стола:
– У тебя очаровательная секретарша. Функциональный стол, не правда ли?
Не ворошить прошлое – не значит хамить. Пе́трович еле удержался, чтобы не спросить: «Дорогая, а не твои ли страстные крики из-под жокея толкнули племянника на самоубийство?» Но, разглядев полутона сеточек морщин на очень усталом – нет, не от грима, а от жизни – лице, он встал с кресла, подошел к ней и положил руки на плечи.
– I am Your interpreter[29].
Брызнули слезы, и она уткнулась ему в плечо. Он, также обнимая за плечи, провел ее до кресла, усадил, а сам присел на корточки напротив: «Ну, рассказывай, что у тебя стряслось».
Эротика
Конец недели. Сегодня можно уйти пораньше. Ужин с Херманном только вечером, так что можно будет заглянуть и в бюро. На столе его уже ждал расчет времени Курта, потраченного на монтаж видеокамер. Аудитор принялся за перерасчет их стоимости и внесения исправлений в отчетность. О вчерашнем разговоре с Кристиной вспоминать не хотелось, и мысли уже переключились на Шнайдера. Что-то он давно не объявлялся. Наверное, застрял в этом Рейнензиштадте. Надо же, очевидный случай, а он все равно поехал. Профессиональная привычка доводить дело до конца. А ты? Пе́трович закурил трубку. Бери пример. Ты сегодня ужинаешь с Херманном, может, и он что-то тебе расскажет о несчастном Фридрихе Хиршбюле, благо что они работали в одном месте. Что там следователь говорил насчет его поведения? Он глотнул горячего кофе. Замкнулся в себе и стал рыться в архивах. Интересно, что заставило его в таком настроении лезть в старые дела? Об этом тоже можно спросить Херманна, а лучше посмотреть самому. Да и по фонду, может, придется покопаться в архиве. Давай-ка мы что-нибудь придумаем и отпросимся у Оле-Лукойе на понедельник. А сами отправимся к Херманну в гости – на работу. Что же такое придумать для сказочника? Вот он взял папку мероприятий, которая с первого дня не покидала его стол. Эротика. Тоже мне «вы должны все держать в голове». А мне с посещениями стриптиза как уставного вида деятельности сталкиваться не приходилось. Мне нужна библиотека. И вдруг от неожиданной маленькой удачи у него вспотели ладони. Самая лучшая библиотека по хозяйственному праву, она же находится как раз при департаменте внешней торговли.
Вот тебе и рецепт уйти от воспоминаний о вчерашнем разговоре. Пугануть Оле-Лукойе и отпроситься на понедельник в библиотеку. Пугать так пугать. Заодно пусть понервничает и этот сплетник, устроитель культурного отдыха. Берем стоимость одного посещения варьете (очень сомнительное целевое назначение расходов) и пересчитываем членские взносы «на девочек» с учетом налога на доход.
Эта идея так увлекла его, что он забыл даже про обед, а когда служанка своим приходом напомнила, он махнул рукой – некогда.
Закончив расчеты, он встал, навел порядок на столе, открыл окошко проветрить табачный дым и направился к секретарю.
Оле-Лукойе встретил его очень приветливо, эффект посещения прихода еще продолжал действовать. Встал, взял аудитора за руку почти у самой двери и усадил на стул.
– Как закончилась первая неделя?
– Неплохо. Спасибо за справку. Я сделал перерасчет полной стоимости оборудования. Но возникла еще одна проблема.