Комната закружилась вокруг меня, как карусель на полном ходу. Я не видел ничего, кроме этих расплывающихся серийных убийц. Я с такой силой вцепился в край стола, что у меня заболели пальцы.
— Мы связывались со всеми убийцами, с какими могли. И скажу тебе, тут уж мне пришлось попотеть. Но все говорят, что мы неплохо справились.
— Отлично справились, Тони.
— Даже лучше чем отлично!
— Я вот что скажу: зуб даю, это лучший клуб из всех, в которые я записывался!
Убийцы смотрели на меня, громко выражали свое согласие, кивали. А я глядел на членов клуба — переводил взгляд с одного лица на другое — и думал: «Это ведь шутка, правда? Это розыгрыш. Где-то здесь скрытая камера. Боже всемогущий, сделай так, чтобы это была шутка!»
— Ну и хватит уже про нас, Вобби. — Тони сел, прихватив еще с чьей-то тарелки жареную курицу. — Теперь мы тебя хотим послушать.
— Да, расскажи нам историю.
— Воблы у нас еще не было. — Я слышал голоса, но не знал, кто это говорит.
— Заклинаниями пользуешься? Опять смех.
— Сердца-то вырезаешь?
— Особенно одинокие.
— А потом жаришь?
— Ты их ешь?
— Ну спасибо, а я только что десерт заказала!
— Ты из них сердца вырезаешь. А зачем?
— Сколько ты уже сделал?
— Он еще новичок — троих всего.
— Да, не густо.
— Мамочка хочет знать, не урод ли он.
Тони громко щелкнул пальцами, и постепенно голоса стихли. Потом он повернулся и посмотрел прямо на меня. Я опять хныкнул.
— Сперва нам нужно имя.
Все, что я могу вспомнить сейчас — потому что этот вечер я постарался забыть как можно быстрее, — это какое-то жалкое бормотание об актере, которым я всегда восхищался. Об этом прекрасном, сверкающем отражении меня самого.
— Дуглас.
— Как-как?
— Какой Дуглас?
— Керк Дуглас?
— Фэрбенкс. Джуниор. Дуглас Фэрбенкс Джуниор. —До сих пор не понимаю, как я ухитрился выговорить эти слова, но их они удовлетворили.
Тони громко хлопнул в ладоши.
— Что ж, ладно, Дуги… Послушаем твою историю.
С той кошмарной ночи прошло четыре года, и почти каждый день я вновь и вновь вызываю ее в памяти. Четыре долгих и трудных года, в течение которых я сделал карьеру и занял уважаемую должность секретаря клуба.
Недавно я как раз получил ответ на свое объявление, размещенное в «Трибъюн». Появилась новая убийца, и мы надеемся, что она присоединится к нам. С той судьбоносной ночи количество членов клуба угрожающе сократилось — фактически, не считая меня, от первоначальных восемнадцати да еще нескольких, которые вступили в клуб уже позже, на данный момент осталось всего десять, и в последнее время мы предпринимаем огромные усилия, чтобы остановить развал. Тони, будучи председателем, особенно близко к сердцу принимает уход людей из клуба.
Я пытался уверить его, что людям просто становится скучно и они уходят, но он меня не слушает.
— Что-то здесь не так, Дуги…
Кэрол Ломбард
Привет, Бетти
Я слышу чей-то голос, но не прислушиваюсь.
Я предпочитаю сосредоточиться на наблюдении за людьми, утопающими снаружи. В этом городе небеса разверзаются каждый день — как будто тебя засадили в гигантскую мойку для машин, только без мыла. С тех пор как я сошел с самолета, ни разу на улицу без куртки не выходил.
Наконец я отрываю глаза от окна и обвожу взглядом «Гриллерс стейк хаус». Дерева там стало еще больше, потому что управляющий покрыл весь потолок буковыми панелями, так что теперь в этом баре чувствуешь себя в точности как в гробу. Я смотрю на лица слегка подвыпивших членов клуба, едва различимые в клубах сигаретного дыма.
Женщина, сидящая за широким столом прямо напротив меня, слабо и с надеждой улыбается, не обращаясь ни к кому в частности, и наклоняется над тарелкой с луком и печенкой.
— Я знаю, это ужасный способ становиться знаменитостью, но ни к чему другому у меня просто нет таланта.
Члены клуба сидят вокруг стола, накрытого на двенадцать персон. Их одиннадцать, и я наслаждаюсь свободой движений, появившейся благодаря тому, что многие первоначальные члены больше не посещают наши заседания.
Женщина смущенно отрывается от тарелки, беззвучно пожимает плечами, еще раз робко улыбается, надеясь, что хоть кто-нибудь обратит на нее внимание. Должно быть, море пустых, ничего не выражающих лиц пугает ее.
Появившись среди нас сегодня вечером, она попросила всех называть ее Бетти. В честь Бетти Грэбл. Я не вижу ее ног, но ни на секунду не сомневаюсь, что они не могли бы превратить ее в мисс Вселенную. Тем не менее я все-таки притворяюсь, что уронил платок, чтобы наклониться и взглянуть на них — просто на всякий случай. Я обнаруживаю под столом около двадцати самых разных ног и не знаю точно, какие из них принадлежат Бетти, так что я снова сажусь и изо всех сил стараюсь сосредоточиться на том, что она говорит. Это оказывается не так-то просто, потому что мое внимание отвлекает Ричард Бартон: он громко зевает и быстро прикрывает рот рукой. На вид Бетти сильно за тридцать, но, возможно, она моложе. В этом нет ничего удивительного, потому что скиллеры почти всегда выглядят старше своих лет. Возможно, я единственный, кому удалось сохранить моложавый вид. Мне сорок один, но в барах и клубах у меня до сих пор спрашивают удостоверение личности. Другие говорят, что это из-за моего маленького роста, но я не соглашаюсь и предпочитаю думать, что гораздо лучше быть вечно молодым, чем высоким. Я хочу сказать, в наши дни высоким может быть кто угодно.
Бетти еще раз нервно пожимает плечами, и я думаю, что у нее какой-то тик. Я пробую изобразить это, и после пяти неудачных попыток у меня все получается. Только когда я замечаю, что Тони смотрит на меня, я перестаю дергаться и притворяюсь, что просто разминаю руку, как будто она у меня болит от игры в теннис. Хоти, конечно, в теннис я не играю.
— Что ж… Пора подводить итоги. — Бетти нервно хихикает.
Кэрол Ломбард в ответ тут же передразнивает ее смешок, и я должен сказать, что Бетти этого не заслуживает. Окончательно растеряв всю свою уверенность, она немедленно опускает глаза и беспомощно смотрит, как Тони утаскивает с ее тарелки жареную печенку. Печенка оказывается такой жесткой и пережаренной, что ему приходится разрывать ее зубами, чтобы потом толстыми пальцами добраться до мягкой серединки.
Над столом повисает тишина, и, кажется, уже никто ничего не скажет. Эту тишину нарушает Верт, который говорит, как обычно, немного в нос. Раздается общий вздох облегчения, оттого что нашелся человек, желающий что-то сказать Бетти. Она немедленно с надеждой и ожиданием поднимает на него глаза.
— Бетти? Я могу называть вас Бетти?
— Конечно.
— Первый раз всегда самый трудный. Начинайте, и все будет хорошо.
Берту уже почти сорок, у него круглые плечи, жесткие волосы и тик на правом глазу. Он никогда не перестает удивлять меня, потому что совсем не похож на человека, который способен разговаривать в большом обществе, а между тем почти всегда он высказывается первым. Берт— учитель в начальной школе. Думаю, он так уверен в себе именно потому, что целыми днями кричит на маленьких детей.
Бетти краснеет и смотрит на Берта.
— Спасибо, э-э…
— Берт. Берт Ланкастер.
— Спасибо.
Бетти и Берт обмениваются серьезными взглядами, и я понимаю, что это помогло ей расслабиться.
Теперь, когда Берт разбил лед, все собравшиеся смотрят на Бетти более доброжелательно. Шер по-дружески кладет руку ей на запястье и смотрит ободряюще.
— Дебют — всегда дерьмо, мисс Грэбл. Бетти это придает мужества, она улыбается Шер и переводит взгляд на меня. Я немедленно отвечаю ей своим фирменным взглядом, сопровождая его легкомысленной и неотразимой улыбкой. Я наклоняюсь как можно дальше вперед, чтобы она заметила мой взгляд, но в этот момент Джеймс Мейсон зажигает свечу прямо у меня под носом. Я сердито смотрю на него.
но он ошибочно принимает мой взгляд за предложение выпить.
— Мне «Миллер лайт», а мамочка выпьет «Сент— Клементе».
— Это было здорово, Бетти. Просто здорово. —Тони Кертис говорит так, словно старается сдержать отрыжку. Он постоянно рыгает, когда говорит, потому его слова всегда звучат как-то сдавленно, и мне все время хочется от души шлепнуть его по спине — а может, и нет, учитывая, что ему случалось убивать и за гораздо меньшие провинности. — А теперь, как действующий председатель клуба, я прошу вас рассказать нам — и как можно подробнее — чем, собственно, вы занимаетесь. Бетти Грэбл, добро пожаловать в клуб.
Внезапно все сидевшие за столом становятся внимательными и заинтересованными. Все подаются вперед, глаза и уши готовы впитать любую крупицу информации. Люди, тонущие под темными небесами снаружи, забыты, на еду больше никто не отвлекается, все зажигают сигареты в предвкушении рассказа.
Бетти смотрит на Берта в поисках поддержки, и что-то в нем говорит ей: «Успокойся, Бетти, это твой час, я с тобой».
Я потираю руки под столом и ловлю себя на том, что раскачиваюсь на стуле.
Ох и люблю же я эти истории.
Бетти медлит еще чуть-чуть, собираясь с мыслями, и, глядя на нее, я прихожу к выводу, что в этой женщине что-то есть — что-то, чего я не заметил раньше, потому что не сосредоточился как следует. От нее исходит почти ощутимое тепло — тепло любви и женственности. И вообще она вполне милая — настоящая здоровая американка.
— Вы, наверное, знаете меня как Сучку-Поджигательницу. По крайней мере, так меня называют в газетах.
Я улавливаю в ее голосе мелодичную ритмичность, напомнившую мне о той английской актрисе, которая играла Мэри Поппинс. Классический фильм для любого возраста.
— Пока я убила шестерых. Сожгла им яйца.
Все сидящие вокруг стола резко втягивают воздух. Нервные пальцы тушат сигарету, чтобы тут же зажечь новую.
— Первый парень был сварщик — он-то и научил меня пользоваться паяльной лампой. Потому что это такие хитрые штуковины, не сразу и разберешься. — Бетти делает большой глоток красного вина и сразу чувствует