— Как бы не так! Я, например, не знаю, что вам передавал официант и какие у вас дела с Локтевым.
— Ну это уже слишком, — заметил Турецкий. — Это тебе и не положено.
Меркулову адвокат позвонил, едва забрал назад свой телефон, который необходимо было сдавать, прежде чем его пропускали к клиенту.
— Мне это приходило в голову, Юра, — сказал зам генерального прокурора, выслушав новую идею про Игнатьева, вычищающего компромат на себя, любимого, из клубного компьютера. — Прокомментировать никак не могу, поскольку это же следственный процесс, ты сам понимаешь. Будут неопровержимые улики и конкретные факты — немедленно дам тебе знать.
…Делать теперь ровным счетом было нечего, и Гордеев решил принять приглашение Ирины Турецкой, позвавшей его в гости на чашку чая, причем не на рюмку, а именно на чашку. Впрочем, он догадывался, что это будут за «гости». Ирина по-прежнему хотела познакомить его с какой-то своей «умопомрачительно красивой подругой». Как она сама утверждала, когда упомянутую подругу увидел Турецкий, у него просто отнялся язык. А также конечности, так что, слава богу, никаких глупостей он натворить не успел. Подругу звали Евгения, она была новой приятельницей Турецких, не так давно поселилась в соседнем подъезде, причем, по словам Ирины, первым с ней познакомился именно Александр Борисович, выскочив из дому «буквально на пять минут за сигаретами», да так и окаменев уже без контроля времени. На его беду, вышло, что, когда он увидел Евгению второй раз, она стояла и мило болтала с его собственной законной женой, то есть с Ириной же.
Гордеев не очень понимал, зачем ему нужно это приглашение на ужин, хотя допускал банальную мысль, что Ирина Генриховна хочет таким вот незамысловатым образом немного развлечься. Вернее, отвлечься. Ну что ж, никто не кинет в нее камень. Почему бы не помочь человеку, ну окажется соседка страшненькой, ничего, один вечер можно и перетерпеть, всякое в жизни бывает.
Подъезжая к Фрунзенской, Гордеев подумал, не купить ли цветов, но кому их тогда вручать? Купить два букета? Как-то пошловато. И он ограничился коробкой шоколадных конфет «Коркунов» и бутылкой «Шардоне». А еще захватил последнюю версию стрелялки «Квэйк», которой его недавно снабдил компьютерный гений «Глории» Макс. Гордеев помнил, что дочь Турецких увлекается такими штучками. Однажды папа, наблюдая из-за спины дочери, как она любыми видами оружия расправляется со всякой нечистью, пробормотал: «Подрастешь — в телохранители возьму». Нежнейшее и очаровательнейшее создание, Ниночка обожала сериал «Никита» и стрелковые виды спорта и ненавидела классическую музыку, к которой ее тщетно пыталась прислонить мама, первоклассный, между прочим, педагог. Такая вот была семья.
Всех их Гордеев знал уже много лет, но сейчас ему предстояло познакомиться с новым человеком, как видно, тоже с некоторых пор вхожим в этот дом. Казалось бы, ну что тут такого — одним знакомым больше, одним меньше, но отчего-то у Гордеева было неспокойно на душе. И едва он появился в квартире и увидел Евгению, он узнал почему. Гордеев посмотрел на нее и понял, что такая женщина снилась ему всю жизнь. У нее были темные миндалевидные глаза, которые, казалось, излучали тепло, лебединая шея и коротко стриженные огненно-рыжие волосы. Все по отдельности — не такая уж редкость, но все вместе рождало исключительной эффект. При этом она относилась к тому редкому типу женщин, которые, казалось, совершенно не имеют представления, какое впечатление производят на окружающих. А он, идиот, еще вяло сопротивлялся этому знакомству, даже вспомнить теперь было страшно!
Вечер получился замечательный. Гордеев потом даже не мог вспомнить толком, о чем они говорили и сколько времени провели дома у Турецких… Наконец сама Ирина Генриховна посмотрела на часы и заявила, что пора и честь знать. Между прочим, конфеты были давно съедены (не без участия, разумеется, Турецкой-джуниор), вино выпито, не говоря уж об ужине, предшествующем десерту.
Уже в прихожей новая знакомая посмотрела сперва на Ирину, потом на Гордеева с каким-то иным выражением лица. Что бы это значило, подумал Гордеев.
— Вот мы веселимся, это приятно, конечно. А… как там сейчас Александр Борисович? — сказала Евгения, грустно блестя темными глазами.
— Наверно, не хуже других, — буркнула Турецкая, сердитая непонятно на кого и непонятно за что. Впрочем, она нашла в себе силы смягчиться, вечер ведь и в самом деле удался: — Вся надежда вот на Юрия Петровича.
Гордеев подтвердил:
— Вытащим Александр Борисыча, не сумлевайтесь, граждане. Как говорил один известный телевизионный сыщик, в самых тайных делишках всегда отыщется человечек, который или что-то видел, или слышал, или знает, или помнит, или догадывается. Мы его откопаем и заставим свидетельствовать в пользу Александр Борисыча.
— И вы сможете его отыскать? — с ноткой восхищения спросила Евгения.
— Непременно, — без тени сомнения заявил Гордеев.
Они вышли во двор. Оказалось, эта потрясающая женщина, совсем не знойная, но — мечта поэта, была филологом, она работала на филфаке МГУ, писала диссертацию по Серебряному веку русской поэзии.
В беседке неподалеку лениво протекал диалог, который был слышен на весь пустынный двор.
— Ну чего мы тут сидим? Чего скучаем, спрашивается?! — говорил бодрый голос.
— А чего делать-то? — отвечал ленивый.
— Как чего делать, как чего делать?! Давай поедем к девчонкам в пединститут!
Евгения придержала Гордеева за руку:
— Подождите, давайте послушаем. Весна все-таки.
— К девчонкам в пединститут? — включился третий голос, нечто среднее между бодрым и ленивым. — Это можно, конечно, но ведь это же нужно в ночной идти, водки брать…
— Давай возьмем бутылку и поедем к девчонкам в пединститут!!! — немедленно соглашался бодрый.
— Их там трое, нас трое… — поддерживал уже второй голос.
— Вот, а я о чем? Давайте возьмем две бутылки и поедем к девчонкам в пединститут!!!
— Да маловато будет — две-то…
— Ну так давайте же возьмем три! Три бутылки возьмем! И поедем!!!
— Три? И нас трое? Так на фига нам куда-то ехать?!
Евгения прыснула, потом посмотрела на свой подъезд и сказала:
— Что-то не хочу домой. Давайте погуляем? Только не к девчонкам в пединститут.
Он был не против. Всего-то было около двенадцати. Весна в разгаре. Уже почти теплые ночи. Красота. Они медленно шли рядом и просто дышали ночным воздухом. Говорить ничего не хотелось, было хорошо. Евгения закурила какую-то узкую коричневую сигаретку, и буквально спустя минуту им навстречу попалась еще одна одинокая парочка. У девушки в руке была незажженная сигарета, и она сделала соответствующий жест: мол, вы позволите? Ее молодой человек, по-видимому, как и Гордеев, не курил. Евгения достала зажигалку и щелкнула, производя на свет маленькое голубое пламя. Девушка приблизилась со своей сигаретой, наклонилась… и в ту же секунду что-то произошло. Она вдруг обхватила горло Евгении, угрожая ей невесть откуда взявшимся ножом, а парень был уже позади Гордеева, весьма искусно вывернув ему руки.
— Выворачивай карманы, урод! — зашипел он.
— Сейчас, сейчас, — согласился Гордеев, — только руки отпусти, а то как же я их выверну?
Девица тем временем сняла с Евгении нитку жемчуга и пыталась содрать кольцо с мизинца, но при этом держала лезвие ножа под самым подбородком, и Гордеев понимал, что наибольшую опасность сейчас представляет именно она. Если, конечно, этот сукин сын сзади не выкинет чего-нибудь еще похлеще. Нож он не доставал, под ребро ничего острого не совал, просто держал мертвой хваткой и все. Ни газового пистолета, ни баллончика.
— Гера, посмотри, что у него в карманах! — крикнула девица.
— А кто его держать будет?! — огрызнулся парень. — Знаешь, какой здоровый лось попался?!
— Ниче, ниче! — ухмыльнулась девица. — Пока у этой сучки мой ножичек под ее нежным язычком танцует, хахаль дергаться не будет. Верно я говорю?
— Верно, — снова легко согласился Гордеев, внимательно глядя на ее руку. Кончиком лезвия девица все время слегка водила взад-вперед, нож действительно «пританцовывал» под подбородком Евгении.
Гордеев видел смятение на ее лице, но ни одного звука пока что его спутница не издала.
Парень наконец переменил положение рук, заставил Гордеева больше нагнуться вперед, он высвободил одну свою руку и быстро нырнул адвокату в карман. В то же мгновение Гордеев сделал резкое движение локтем назад, попадая, на свое счастье, точно в солнечное сплетение, иначе чем было объяснить, что грабитель Гера взвыл от боли и согнулся в три погибели? В следующую секунду четко поставленным хуком в челюсть Гордеев опрокинул его на землю, а еще мгновение спустя держал у виска газовый пистолет, который до того мирно пребывал во внутреннем кармане его пиджака. В темноте ночи, естественно, не было видно, какое это оружие. Пистолет себе и пистолет.
— Отпусти мою девушку, — тихо, но внятно сказал Гордеев.
— Не трогай его, подлец-скотина-негодяй-мерзавец-сволочь! — выпалила девица. — Ублюдок!
— Ого! — сказала наконец и Евгения. — Однако у вас словарный запас…
— Скорее, широкая грудная клетка, — пробурчал Гордеев и сделал вид, что отводит затвор. Кажется, вышло убедительно. — Отпусти ее, кому сказал!
Ножик все еще был под подбородком. Неудачливый грабитель Гера приходил в себя. Гордеев плотнее приставил пистолет к его затылку, чтобы тот почувствовал холодок стали.
— А ты его отпусти, — после некоторой паузы сказала девица.
— Ладно. Ожерелье верни назад.
— Какое ожерелье, козел?!
— Ну все, — устало сказал Гордеев. — Мне это надоело. Ты все еще не поняла, что не на тех наехала? — Он отошел на шаг назад и сделал вид, что собирается выпустить Гере пулю в голову.
Девица с воем бросилась вперед, одновременно отбрасывая в сторону жемчуг и нож, и, наваливаясь на Гордеева, пыталась расцарапать ему лицо. Адвокат кое-как оттолкнул психованную грабительницу, подобрал жемчуг и взял Евгению за локоть.