В тот же миг мою ногу обдало жаром – будто огнем опалило. Приоткрыв один глаз я с удивлением обнаружила распростертую над страшной раной ладонь Маду. Это походило на «лечение» Эйба, но выглядело гораздо внушительнее. Под царской рукой края раны на глазах сходились, возвращая искромсанные мышцы на прежнее место.
– Что вы делаете? – задала идиотский вопрос.
– Возвращаю все на свои места.
Я взглянула Царю в лицо. Только фиолетовые глаза смогла рассмотреть ясно – остальные черты были какими-то нечеткими. Голова кружилась, но, заметив, что на бедре остался только темный, покрытый корками шрам, я решительно попыталась подняться. Нога отозвалась глубокой, резкой болью.
– Не торопись. Боль пока останется – для исцеления понадобится время.
Я хотела возмутиться, но не успела – меня оторвали от земли и понесли на руках. От этого жеста меня снова затрясло, сердце запрыгало бешеным зайцем, желая пробить грудную клетку и ускакать прочь.
– Я сама дойду, – попыталась возразить я, но сильные руки настойчиво пережали мое тело.
– Нет. Сама не дойдешь. Пока придется полежать, но потом все восстановится. Не переживай за ногу.
Да уж, не переживай! Ноги и руки – самое ценное, что у меня есть в этом мире. Что я без них буду делать? Я хотела еще разок повозражать, но Маду, похоже, уловил мою задумку и резко перевел тему разговора:
– Значит, тебе не понравился мой подарок?
– Честно? Нет. Просто, я не интересуюсь такими вещами, правда… – подумав, я требовательно поинтересовалась. – Это какая-то проверка была, да?
– Тебе не интересны драгоценные камни? – Царь ответил вопросом на вопрос. – Так чем же тебя тогда подкупить?
– Я не знаю, – не совсем уловила суть я. – Когда придумаю, обязательно скажу. И вообще, вам-то зачем меня подкупать?
– Мне незачем. Другим найдется. Неподкупность – ценное качество, не находишь?
– Поняла, – смирилась я. – Очередная проверка на вшивость.
Я пристально взглянула Маду в глаза, пытаясь хоть немного понять этого человека. Его лицо вновь расплылось, потеряв четкость и ясность, и я решила больше не напрягаться – хватит на сегодня! Постаралась уже, вот теперь даже ходить не могу…
– Ты защитила меня от обезьян, зачем? – странный вопрос оторвал меня от мыслей.
Какой смысл спрашивать подобное? Мы вроде уже все решили и выяснили? Но ответить все же пришлось?
– Потому что вы были в опасности. Разве не ясно?
– И ты помогла бы любому?
– Да. Если кто-то в опасности, надо помогать, – монотонно отчеканила вдолбленную самой себе истину…
Всем, кто в беде, надо помогать. Рисковать собой, но помогать. Почему? Потому что потом будет больно вспоминать о том, что мог помочь, но испугался, струсил, прошел мимо… Потому что ни раз вот так вот другие проходили мимо меня…
– Кто научил тебя этому?
– Что? – я вновь взглянула в фиолетовые глаза и утонула в них.
Реальность утратила четкость, рассыпалась на куски, потом снова собралась в расфокусированное лицо Маду.
– Я спрашиваю, кто научил тебя этому? – он повторил вопрос, а потом, поймав мой туманный, отрешенный от боли и слабости взгляд осторожно опустил меня на землю.
Царь коснулся рукой своего лица. Раздался тихий щелчок, и в его отведенной ладони осталось что-то прозрачное.
– Ого, – удивленно выдохнула я, вглядываясь в нереальное, идеализированное, будто созданное на компьютере для какой-то пафосной он-лайн игры лицо. – Что это?
– Дыхательная маска. Я не могу долго дышать местным воздухом.
– Зачем же сняли?
– Потому что это честно. Так кто научил тебя…
Слабость победила. Я едва расслышала последние слова и даже попыталась ответить:
– Жизнь научила…
Мой собственный шепот растворился в глухой и слепой тьме, переполнившей сознание. Темнота, и больше ничего.
Хоуп
Абашева лежала в доме. Хоуп вопросительно кивнула старику Ише, спрашивая позволение повидать ее. Тот разрешил, молча указал на дверь – проходите…
В небольшой комнатке было светло и чисто. Посреди пола на плетеной циновке спал Бонго. Две кровати стояли у стен. На той, что справа, лежала укутанная одеялом Алсу. Она не двигалась. Неестественно бледное лицо выглядело слишком нездоровым и почти детским.
– Алсу, – шепотом позвала Хоуп, с облегчением отметив, как дернулись от звука темные ресницы спящей девушки. – Привет. Ты как тут?
– Нормально…
Ну, конечно – «нормально». Что еще можно ожидать от Абашевой, которая под страхом смерти ни признает собственной слабости.
– Ходить можешь?
– Могу.
Заметив недоверие Хоуп, она попыталась встать на ноги, но землячка остановила ее:
– Да лежи ты, уже. Не вскакивай.
Алсу тут же присмирела, а потом, окинув взглядом лица гостей, на полном серьезе заявила:
– Слушай, Хоуп, научи меня думать, а?
– Чего? Думать?
Хоуп вопросительно взглянула на Белого, который только руками развел.
– Ты у нас мозговитая, Надюх. Голова у тебя варит, – взглянув на грустное, измученное лиц Абашевой он тут же добавил обнадеживающе, – у тебя, мелкая, голова тоже хорошая… крепкая – двери вышибать можно.
– Я не мелкая, – сердито буркнула в ответ Абашева. – А насчет головы та прав. Не могу я своим отшибленным мозгом понять, что тут вообще происходит. Не могу. Может, я что-то неправильно делаю, а?
– А ты сама подумай, – не выдержав душеизлияний, которые почему-то сочла за кокетство, Хоуп сердито отчитала лежащую перед ней девушку. – Что ты, Абашева, все геройствуешь? Все мужика из себя корчишь? Докорчилась? Валяешься теперь тут… Жалко мне, что мозги на двоих не делятся. Стань уже наконец нормальной девкой. Нормальной! Носи брюлики, блин, выйди замуж, детей нарожай…
Хоуп даже задохнулась от гневной тирады. Давно она не давала волю эмоциям настолько, но упрямая Абашева выбесила, достала своими выходками, своим тупым упорством, постоянным желанием быть не такой как все, лезть куда-то, драться, колечиться… Хоуп никогда бы не призналась, что волнуется за нее, переживает. Поэтому она сурово взглянула на Абашеву, которая тут же пробурчала с привычным упрямством:
– Я такая, какая есть. Другой не стану.
– Брось ты это дело, Надюх, – неожиданно поддержал Алсу Белый. – Мелкая – кремень. Знаешь, из щенка питбуля всегда вырастает питбуль, хоть ряди его в банты, хоть нет.
– Спасибо, Белый, – Абашева благодарно улыбнулась ему, – только я не питбуль. Я дворняга, которая навсегда останется дворнягой. Я не такая, как ты, Надь. Не такая умная, не такая успешная, я не смыслю в моде и драгоценностях, не умею думать на много шагов вперед, я совершенно не способна соблазнять парней и вообще…
Выслушав это честное признание, Хоуп улыбнулась грустно, а потом заявила искренне, без тени недовольства, иронии или двусмысленности:
– Дура, ты, Абашева. Я ведь не свою копию из тебя сделать хочу. Наоборот, – она понизила голос до шепота. – Просто, ты уникальная: долбанутая на всю голову, неадекватная идеалистка, но уникальная, понимаешь? И такие как ты, должны оставлять потомков… Так тебе понятно? Ты, как редкое животное, которое во что бы то ни стало надо сохранить, развести породу, ясно? – она взглянула на Алсу с такой фанатичной яростью, что той стало страшно и смешно одновременно. – Поэтому, Абашева, тебе, черт возьми, придется быть женщиной, иначе никак…
Алсу
Ну и разговорчик вышел! А последнее светловское признание меня разве что до слез ни растрогало. Она что, и впрямь решила обо мне заботиться? Это ми-ми-ми, как мило. Светлова, я тебя тоже люблю! И тебя Белый! Как же классно, что вы у меня есть? Я, сморщив нос, улыбнулась в потолок…
Когда они ушли, я попыталась вздремнуть. Оказалось, что притворяться здоровой не так-то легко. В итоге вырубилась и проспала до следующего утра. Когда проснулась, солнце било в окно.
У окна на стуле сидел Эйб и плел что-то из сухой травы. Похоже, он сидел рядом со мной давно. Это было странно. По ногам пробежал холодок. Я скосила глаза, убеждаясь, что одеяло откинуто, и мое больное бедро полностью открыто взгляду парня.
– Ты чего тут сидишь? – догадываясь о причинах эйбова присутствия, поинтересовалась на всякий случай.
– Как нога? – ответил он вопросом на вопрос.
– Да ничего вроде. Маду ее сразу вылечил.
– Ага, – сухо согласился Эйб. – Снаружи, а внутри остался яд. Так лечить надо постоянно.
– Яд? – я вопросительно взглянула на соседа.
– Да, – невозмутимо ответил тот. – Маду не знал о нем. Это обезьяны – они умные. Местные мажут зубы ядовитыми ягодами содзи, чтобы сильнее ранить своих жертв – сами додумались.
– Ты снова лечил меня? Спасибо.
– Пожалуйста.
Эйб. Замарашка-Эйб. Вечно немытый, нечесаный, в пыльной нестиранной одежде. «Мечта», а не парень! Я напряженно вгляделась в укрытое толстым слоем белой пудры лицо. Из-под всклокоченных, свалявшихся волос на меня смотрели бесцветные глаза. Привычная улыбка надтреснула «штукатурку» на щеках… Странный он все-таки тип. Странный и непредсказуемый. А я ведь по сути даже не знаю, как он выглядит. Интересно, если он помоется, я его вообще узнаю?
Эйб закончил плести, и поставил на подоконник фигурку собаки, похожей на Бонго.
– Ух ты, здорово! – искренне восхитилась я. – А ты все можешь сплести?
– Смотря что.
– А шляпу можешь?
– Могу.
– Слушай, Эйб, а сплети мне шляпу, – я аккуратно села на кровати и провела над головой руками, изображая круг, – такую, как у лорда Райдена.
– У кого? – парень вопросительно склонил голову к плечу.
– У Райдена, – повторила я, тут же сообразив, что Эйбу неоткуда знать персонажей массовой культуры моего родного мира. – Это такой бог грома и молний из одной легенды, которую рассказывали на моей родине….Хотя не-е-ет. Лучше сплети мне шляпу, как у Кунг Лао – это такой крутой воин. А я вставлю в ее края лезвия и буду швыряться во врагов!
– Зачем тебе мужская шляпа? – спросил вдруг Эйб на полном серьезе, в его глазах я заметила едва заметный проблеск настоящего, не натянутого на лицо искусственной улыбкой, веселья.