Я ставлю сумки на тротуар и разминаю пальцы.
– Извини, – говорю я, – появилось одно дело, и…
– Дай-ка отгадаю, – хмыкает она. – Группа. Я киваю.
– Выступление, – объясняю я. – В Бостоне. Я добилась, чтобы их включили в программу, так что мне придется быть там…
Я замолкаю, а Лула мрачно смотрит на меня. В ее взгляде присутствует нечто знакомое – точно так же она смотрела, когда мы в детстве играли в какую-нибудь игру и она позволяла мне выиграть.
– Отправила тебе по «мылу» свои записи, – говорю я. – Можешь просто взять их с собой и зачитать. Скажи Олдену, что я заболела, в общем, придумай что-нибудь. Сможешь?
Она продолжает смотреть на меня, молча и напряженно, как на чужого человека. Которого когда-то знала, но долго не видела. Или всячески избегала.
– Спасибо, – говорю я, инстинктивно дотрагиваясь до ее локтя. Она переводит взгляд на мою руку, и вид у нее такой, будто моя рука заразная. – Я серьезно, – добавляю, убирая руку.
– Конечно, – бросает она, поворачиваясь, чтобы зайти в салон. – Развлекайся.
– Лула? – окликаю я ее, когда она толкает дверь. – Еще кое-что.
– Ну, я в этом не сомневалась, – говорит она, под звон колокольчиков закрывая дверь.
– Я тут сказала папе, что сегодня ночую у тебя, так что… Ну, ты понимаешь… если он спросит…
Лула хмыкает. Ветер треплет полы ее черного пальто.
– Ты хочешь, чтобы я ради тебя соврала? Смотрю на нее умоляющими глазами.
– Лула, пожалуйста, – прошу я. – Обещаю, в долгу не останусь. Когда вернусь, я сама доделаю проект, ладно?
Лула вздыхает, встряхивает головой и опять толкает дверь.
– Естественно, доделаешь, – беспечно говорит она. – Только не забудь вернуться, ладно? Я уже начала привыкать к тому, что ты рядом.
Я улыбаюсь и наклоняюсь за сумками.
– Тэм? – говорит она, одной ногой переступив порог.
– А?
Она кивает в сторону моря, в сторону материка, в сторону реального мира, лежащего за морем.
– Будь осторожна, – договаривает она. Мне хочется помахать ей на прощание, но у меня заняты руки, так что я просто пожимаю плечами, и хумус Тедди вываливается на тротуар.
– Со мной все будет в порядке, – говорю я и подбираю пластиковый контейнер, надеясь, что еда не пострадала. – Это всего одна ночь.
Лула смотрит, как я неуклюже перехватываю сумки, а потом скрывается в салоне. Через окно я вижу, как она подходит к Гасу и, глядя через его плечо, восхищается работой.
Я бреду к парковке и взглядом ищу фургон Росса, моля бога о том, чтобы мы не опоздали на паром.
До Бостона мы добираемся без приключений. Все довольно быстро входят в свои обычные роли. Росс ведет машину и на ходу возится со сложной музыкальной системой, которую они с отцом установили лишь недавно. Музыку он практически не слушает: даст прозвучать первым тактам какой-нибудь мелодии и переключается на следующую. Тедди сидит на пассажирском сиденье, высмеивает GPS и вгоняет всех нас в легкую панику, уверенно заявляя, будто мы пропустили поворот. Мы с Юджином сидим сзади, в кузове, пристроив ноги среди путаницы проводов, а за нами все время что-то дребезжит в ящике для инструментов.
Единственное отличие – если не считать вопиющего отсутствия Ноя – это присутствие Симоны. Несмотря на холодную погоду, она одета в мини-шортики в цветочек и абсолютно прозрачную белую блузку (чтобы лучше было видно цветочный рисунок на черном кружевном лифчике). С той минуты, когда мы выгрузились с парома, она не умолкает. Она рассказывает, как ей хочется побывать в новой блинной недалеко от фестивальной площадки. Рассказывает обо всех друзьях, которые придут на ее дебют. Рассказывает, по какому принципу она выбрала в поездку этот наряд, и о еще пяти других вариантах, от которых она отказалась. В конечном итоге Росс вежливо предлагает ей поберечь голосовые связки – ведь они понадобятся на выступлении. Я изо всех сил сдерживаю улыбку.
И вскоре все снова идет, как прежде. Тедди жалуется на то, что ему никак не удается заарканить одну девчонку, а я предлагаю ему дать ей больше свободы.
– Ты же играешь в группе, – напоминаю ему. – Достаточно привести ее на выступление. Остальное сложится само собой.
Росс изводит Юджина советами, как поскорее найти девушку, и я говорю ему, чтобы отстал от бедняги.
– Некоторые не спешат останавливаться на чем-то конкретном, – твердо говорю ему я. – Может, они хотят убедиться, что встретили правильного человека?
Росс бросает на меня в зеркало заднего вида свирепый взгляд и обеспокоенно глядит на Симону, но та не снимает наушники с тех пор, как он велел ей замолчать, что-то тихо напевает и смотрит в окно.
Когда конец пути уже близок, я раскрываю нашу «Библию» и сверяюсь с расписанием.
– Саундчек в полдень, – говорю я. – Потом у нас есть несколько часов на репетицию и подготовку. Я захвачу мерч, – кошусь на коробку с футболками и CD-дисками у моих ног, – и буду ждать вас в гримерке в четыре тридцать. Ваш выход ровно в пять, тик в тик, и выступление не должно длиться дольше сорока минут. Так что если вы хотите выступать на бис, – перелистываю страницу и смотрю на отпечатанный плейлист, – я бы перескочила через «Девушку из лифта» и «Ты и остальные» и сразу перешла бы к «Вдохнови меня, друг» и так далее. Как вам?
Ребята одобрительно кивают, и я вижу, как Симона вынимает из ушей наушники.
– Простите, – говорит она, легонько прикасаясь к моему колену двумя пальцами. Ее ногти выкрашены в разные цвета, и на каждый наклеено по крохотному цветочку. – А не разумнее ли оставить «Девушку из лифта» и спеть ее перед вызовом на бис? Она, знаете ли, такая мощная. Такая сильная.
Я чувствую, что у меня начинает гореть шея, но все же держу себя в руках. «Девушка из лифта» – это первая песня Ноя обо мне, о том, как я застряла в лифте, когда мы с классом ходили в музей естествознания. Его самого там не было, но он сочинил историю об этом, о том, как я заснула и ехала в лифте, пока не нашла его во сне.
Нервно кручу на пальце кольцо. При мысли, что Симона будет петь мою песню – нашу песню – мне хочется на ходу выпрыгнуть из машины и добираться домой автостопом.
– Она права, – тихо соглашается Тедди. – Это потрясающая песня. – Я чувствую, как сбоку на меня смотрит Юджин, спереди, в зеркало заднего вида – Росс. Никто больше ничего не говорит, и повисает тяжелая, гнетущая тишина.
– Ну, ладно, – наконец говорю я, делая пометки на полях списка.
Росс вслед за большим автобусом-столовой медленно въезжает в зону разгрузки. Тедди оборачивается и задорно улыбается.
– Ну что, вперед. Давайте всех сделаем.
Глава четырнадцатая
За сценой в темных комнатках с низкими потолками толпятся исполнители и их помощники. Я смотрю выступление из-за кулис, и от того, что я слышу голоса одновременно и вживую, и через динамики и вижу одновременно и затылки ребят, и радостные лица толпы, во мне оживают знакомые ощущения. Исполнение безупречно, никто бы и не догадался, что Симона поет с ребятами недавно. Сначала от ее присутствия на сцене мне неуютно, но потом я даже забываю, что когда-то было по-другому. Все так, как надо. И как ни больно мне признавать, в свете прожекторов она держится очень естественно.
Во время исполнения «Девушки из лифта» я ухожу за сцену, но все равно отлично слышу сильный, чистый, красивый голос Симоны. Песня звучит по-другому – темп ускорился, появился новый, почти джазовый свинг. Голос у Симоны легкий и приятный, он совсем не похож на низкий, с хрипотцой, голос Ноя, но даже стоя у передвижного бара-столовой, я понимаю, что публике нравится.
Выступление заканчивается, и ребята с Симоной уходят со сцены. Толпа вскакивает и провожает их восторженными криками. Один из звукотехников одобрительно хлопает Росса по спине, друг Симоны, ударник с дредами из другой группы, обнимает ее. Юджин пробирается ко мне. Его черные волосы взмокли от пота.
– Что скажешь? – спрашивает он, прислоняя контрабас к стене. – Нормально?
– Нормально? – смеюсь я, подавая ему бутылку воды из переносного холодильника. – Да вы, ребята, отжигали так, что дух захватывало!
Я беру еще несколько бутылок и отдаю их Россу и Симоне, устроившимся на потертом диванчике.
Подходит Тедди, раздвигая занавеску из бус. По обе стороны от него двое парней постарше в дорогих футболках и модно потертых блейзерах.
– Чуваки, – говорит Тедди, вставая между нами. – Смотрите, кто пришел.
Я не сразу соображаю, кто это такие – мы встречались лично только один раз, на концерте в Провиденсе, а так общение ограничивалось телефонными разговорами или перепиской по электронной почте. Это ребята из нашего лейбла, из «ЛавКрафт». Джон и Джеремайя.
Дальше следуют объятия и похлопывания по спине. Симона подскакивает, чтобы представиться, и получает свою долю похвал.
– Новое звучание очень чистое, – говорит Джон, а может, Джеремайя. – Строится на том же фундаменте, но приобретает аутентичный, этнический оттенок. И при этом абсолютно свежий.
– Мы очень заинтересованы, – соглашается с ним другой. – Во всем.
Тедди почти кричит:
– Они хотят, чтобы мы вернулись!
Ребята обмениваются быстрыми ошеломленными улыбками, и в следующее мгновение в комнатке начинается самый настоящий хаос. Хохот смешивается с радостными воплями, слышны звонкие хлопки, когда все обмениваются жестами «дай пять». Юджин хватает меня в охапку, хотя такой взрыв чувств для него не характерен.
– Получилось! – кричит кто-то. – У нас все получилось!
Джон и Джеремайя уже обсуждают детали.
– Ребята, я знаю, что вы планировали турне, до того как Ной…
– Кстати, прими наши соболезнования…
– Я понимаю, что вы трудились изо всех сил, но дело в том, что одна наша серьезная группа ищет коллектив для «разогрева».
– «Люсия и Кикс»?
У Росса глаза вылезают на лоб, а Симона вопит так, будто наступила на крысу.
– «Люсия»? – повторяет она. – Да вы прикалываетесь.