«В мое время ни родители, ни школа нам не давали никакой информации по вопросам любви, секса и даже гигиены… Моя наивность в этих вопросах была смешна и, пожалуй, глупа. Сейчас, наверное, трудно поверить, что я до двадцати лет не знала, откуда родятся дети, думала – из попы… А посмотрев прекрасный фильм “Ромео и Джульетта”, я была страшно расстроена тем, что между ними была не платоническая (как я считала, читая эту трагедию Шекспира), а плотская любовь, которая казалась чем-то постыдным, нехорошим и грязным» (женщина с высшим образованием 1937 г. рождения).
Главными источниками теоретических знаний для этих людей были произведения Мопассана, Куприна или Драйзера, а практических – разговоры и игры со сверстниками. Все это, естественно, сказывалось и на сексуальной практике. 2. Среднее поколение, родившееся между 1945 и 1965 гг. и сформировавшееся в 1960—1980 гг., было поколением персонализации (generation of personalization). В 1960-х годах были «реабилитированы» индивидуальные чувства, появился «интим», сексуальность стала более свободной и рефлексированной. Классическая литература XIX в. дополняется более современной западной.
«Подлинные проявления человеческих чувств приходилось отыскивать в романах Золя, Стендаля, Жоржи Амаду и Гарсия Маркеса, Франсуазы Саган и других западных авторов» (мужчина 1945 г. рождения).
Доля людей, не получивших дома в детстве никакой сексуальной информации, сократилась с 90% до 80 и меньше, хотя всего 5% опрошенных считали эту информацию достаточной.
Их сексуальное поведение также отличается от поведения старшего поколения. Средний возраст первого свидания снизился с 19 до 18 лет у обоих полов (мне кажется, это произошло значительно раньше. – И. К. ), как и первого полового акта – до 18 лет у мужчин и 19 лет у женщин. Но главное – их сексуальные практики стали более разнообразными. Число имевших внебрачные связи ленинградских мужчин в 1970-е годы превысило 50%, у женщин число супружеских неверностей по сравнению с предыдущим поколением удвоилось с 15% до почти 30. Около половины опрошенных уже практиковали такие, сравнительно новые, сексуальные техники, как оральный секс и позиция «женщина сверху». Существенно снизилась оценка девственности как условия вступления брак и т. д. Более разнообразными стали и сексуальные сценарии. Анна Роткирх называет это «отсутствием общего, единого для всех сексуального опыта» (Роткирх, 2002. С. 159). На самом деле «единого для всех опыта» не было и не могло быть никогда и нигде, даже у животных; просто люди стали свободнее говорить о своих реальных переживаниях, не подгоняя их под обязательные стереотипы. Это, естественно, вызывает споры и конфликты, в том числе внутрисемейные.
«Атмосфера в нашей семье всегда была довольно пуританской, никаких “телячьих нежностей” между родителями и нами, детьми, никаких двусмысленных разговоров при детях, слишком откровенных книг и репродукций. “Просветительных” бесед мама со мной тоже не проводила (в результате, когда у меня в 11 лет начались месячные, я не знала, что это такое, а откуда берутся дети, узнала еще позже…» (женщина 1958 г. рождения).
«Когда я выросла, мама мне честно сказала, что не может быть мне советчиком в вопросах секса. Для нее и бабушки это всегда были грязь и грех. Они не находили в сексуальных отношениях никакого удовольствия. А ведь у бабушки было семеро детей и гульливый муж» (женщина-библиотекарь 1964 г. рождения).3. Младшее поколение, родившееся после 1965-го и сформировавшееся после 1980 г., было поколением гласности, или артикуляции (generation of articulation). Сексуальность стала для него нормальной частью повседневной жизни, о которой можно свободно говорить, спорить, равняться не на социальные, а на личные нормы и т. д.
Это поколение продолжило снижение среднего возраста сексуального дебюта до 17 с небольшим лет у юношей и до 18 с небольшим лет у девушек. Оно расширило свой сексуальный репертуар. Сексуальное знание перестало быть узнаванием «про это». Вопрос, обязательно ли нужно сохранять девственность до брака, утратил для него актуальность. Одна женщина 1966 г. рождения рассказала, что уже в шестилетнем возрасте она искала в Большой Советской Энциклопедии слово «секс» и очень удивилась, не найдя его там.
Это поколение стало поколением преодоления стыда . В автобиографиях мужчины и женщины этого поколения рассматривают сексуальность исключительно в контексте «коммуникации» или «удовольствия». Многие из них сознательно выбирают сексуальных партнеров. Они впервые описывают мастурбацию не как нечто постыдное, а как источник радости.«Не помню, с какого возраста я начала онанировать. Может быть, класса с седьмого-восьмого. Это занятие доставляло мне массу удовольствия. Я доставала с полки какой-нибудь том “Тысячи и одной ночи”, находила эротическую сцену и, несколько раз ее перечитывая, сдвигая плотно ноги, кончала. Все эти сцены я знала уже практически наизусть» (женщина 1966 г. рождения). «И однажды в ванной я познакомился с надежным товарищем всех мужиков – онанизмом. Нет в этом ничего постыдного, поскольку не мастурбирует только человек больной или начисто лишенный половой функции… И десятилетний мальчишка лежит на дне ванны и никак не может понять, что это с ним такое произошло. Но кайф был невыразим» (мужчина 1968 г. рождения).
Главные выводы петербургского исследования не были сенсационными, они лишь подтвердили выводы прежних сексологических опросов и литературно-публицистических описаний, которые все, начиная с книги Михаила Штерна (Stern, 1979. P. 282), относили советскую сексуальную революцию именно к 1970-м годам. Однако это исследование выполнено более строго и систематично, содержит много новых существенных деталей, сравнивает российские тенденции с мировыми и поднимает новые теоретические вопросы.
В 2005 г. Анна Темкина продолжила исследование 1990-х годов путем интервьюирования 18 молодых, от 17 до 26 лет, информантов (11 женщин и 7 мужчин) в Санкт-Петербурге и Челябинске. Задача заключалась в том, чтобы выяснить, пришел ли на смену позднесоветской поведенческой «революции в повседневности» и «дискурсивной революции» 1990-х новый, гендерный этап сексуальной революции. Наибольшее внимание при этом, естественно, уделяется сдвигам в женской сексуальности.
По мнению Темкиной, главные сдвиги в сексуальной культуре 2000-х годов, по сравнению с прошлыми поколениями, это:
– рационализация, контроль и планирование женщинами своей сексуальной жизни, ответственное отношение женщин к репродуктивному здоровью, повышение активности и компетентности в сфере сексуальных отношений, позиционирование себя в качестве субъекта сексуального желания и удовольствия;
– распространение ответственного отношения мужчин и женщин к сексуальным практикам;
– ориентация на партнерство в сексуальных отношениях.
Автономизацию женской сексуальной жизни, ее отделение от репродукции и от «женской судьбы» признают как женщины, так и мужчины. Но выравнивание гендерных стандартов характерно преимущественно для образованных городских слоев. В целом по стране гендерная поляризация мужского и женского миров сохраняется. Признается приоритет сексуальных потребностей мужчины, тогда как большинство репродуктивных практик (контрацепция, забота о здоровье) остаются сферами женской ответственности. Молодые мужчины, как и их отцы из позднесоветского поколения, из этих сфер самоустраняются и/или в них не допускаются. От мужчин ожидается выполнение традиционалистских ролей добытчика или спонсора, связанных с материальными благами и обеспечением безопасности, а от женщин – материнство, сексуальное и прочее обслуживание мужчин. Практики безопасного секса и ответственного родительства в таких условиях затруднительны. На фоне снижения возраста вступления в сексуальные отношения, распространения СПИДа и ЗППП возрастает лицемерие общества и государства, которые ограничивают сексуальное образование как способствующее «моральному разложению», не замечают нехватки знаний и безответственного отношения молодых мужчин и женщин к сексуальной жизни и интерпретирует эту жизнь как неизбежную «судьбу» (см. Темкина, 2008, с. 314—315, 336—337).
Для доказательных исторических обобщений сравнения немногих «сексуальных историй» не достаточно, нужны репрезентативные массовые опросы, которых в России нет. Однако общие тенденции трансформации российской сексуальной культуры документированы довольно солидно.
Возраст сексуального дебютаПервая долгосрочная тенденция – снижение возраста сексуального дебюта.
Динамика возраста сексуального дебюта ленинградских студентов с 1965 по 1995 г. по обобщенным данным С. И. Голода (каждая подвыборка состоит из 500 студентов обоего пола, в возрасте от 18 до 24 лет, как правило – неженатых) представлена в таблице.
Возраст начала сексуальной жизни ленинградскими студентами (процент тех, кто уже имеет сексуальный опыт) (Голод, 1996. С. 59)Мы видим, что число подростков, начавших половую жизнь до 16 лет, за 30 лет выросло больше чем вдвое, а доля молодых людей, осуществивших сексуальный дебют между 16 и 18 годами, увеличилась с 33 до 52,8%.
Те же тенденции наблюдались у других категорий городской молодежи. Среди опрошенных в 1969 г. молодых специалистов, повышавших в Ленинграде свою квалификацию, моложе 16 лет начали сексуальную жизнь 7% мужчин и 1% женщин, между 16 и 18 годами – 22 и 8%, от 19 до 21 года – 30 и 40%. Двадцать лет спустя, в 1989 г., эти цифры составили соответственно: 11 и 1%, 32 и 13%, 42 и 46% (Голод, 1990б. С. 23).
Для общественного сознания 1990-х эти сдвиги были принципиально приемлемы. По данным репрезентативного опроса ВЦИОМ (июнь 1993 г.), средний возраст начала половой жизни респондентов («В каком возрасте вы впервые вступили в половую связь?») был 19,5 года. В то же время на вопрос: «С какого возраста, по вашему мнению, допустимо начало половой жизни?» – люди, среди которых было значительно больше пожилых, чем юных, назвали 17,9 года (Бочарова, 1994).