— Не будем упреждать события. Скажу тебе другое — сейчас настало время для совместных действий с официальными структурами. Пора заманить к нам Половцева. С этой задачей ты справишься лучше меня, в этом я совершенно уверен.
— Н‑да?
— Понимаешь, старший лейтенант — это прыщ, который постоянно зудит. А ты оказываешь на него противовоспалительное действие.
Шуба с сюрпризом. Кто вы, мистер Нифонтов?
Алла Белоярова вошла в свой кабинет, не раздеваясь — секретарши на месте не было, а на столе надрывался телефон.
— Да. Белоярова.
Она привыкла говорить резко. Никогда не знаешь, на кого наткнешься. В крайнем случае, тон можно и смягчить. Но быть милой с первых же слов довольно глупо. И недальновидно.
В трубке некоторое время было тихо. Тишина казалась странной, насыщенной чьим‑то присутствием. Алла помолчала, вслушиваясь в наполненный дыханием и жизнью эфир, потом более осторожно сказала:
— Я вас слушаю.
— Это ты? — тихо спросил мужской голос. Он был таким близким и ярким, что Алла непроизвольно вздрогнула. — И ты не боишься телефонных звонков?
Комок темного страха вполз Алле за шиворот и обнял ее за шею мягкими лапами. Она не ответила — просто потому, что дышать стало нечем.
— Я по‑прежнему здесь, — продолжал вкрадчивый голос. — Я рядом с тобой. И ты от меня не спрячешься, имей в виду. Никуда не спрячешься.
Трубка захлебнулась короткими гудками, и Алла медленно положила ее на место. Ее била дрожь. Во время разговора свободной рукой она сжимала в кармане шубы маленькую картонку — и всю ее помяла. Машинально вытащила на свет, расправила, покрутила в руках, перевернула и изумленно моргнула. Картонка оказалась визитной карточкой с потрепанными углами. Похоже, ее долго таскали в кармане. «Василий Петрович Нифонтов», — было написано на ней. Ниже шел номер телефона — и все. Поразило Белоярову не столько то, что она понятия не имела, кто такой Нифонтов. На обратной стороне визитки, наискось, размашисто и явно впопыхах было написано: «Позвони мне. Вопрос жизни и смерти».
Алла придвинула к себе кресло и опустилась в него. Достала из сумочки сигареты, прикурила и глубоко затянулась. Пальцы до сих пор дрожали, однако вид пистолета, лежавшего рядом с косметичкой, немного ее успокоил. «Кто такой этот Нифонтов?» — стала размышлять она, загнав свой страх поглубже в подсознание. Думала‑думала, но не придумала ничего стоящего. Однако приписка, сделанная от руки, не давала ей покоя. Что, если она все же знает этого типа? Не по фамилии, а в лицо? И он рассчитывает на ее помощь? Вопрос жизни и смерти… От балды такие вещи не пишут. Вероятно, у него что‑то случилось, он сунул визитку ей в шубу и теперь ждет звонка. Если это не какая‑то ошибка.
Алла не привыкла оставлять дела недоделанными, слова недосказанными, мысли незавершенными. Она скинула шубу на соседний стул, придвинула к себе телефон и, помедлив, набрала номер, диктуя его себе с визитки вслух. Не сразу, но ей ответил довольно бодрый голос. Фоном к нему шел уличный шум, близкие голоса, короткие автомобильные гудки.
— Василий Петрович? — деловито спросила Алла.
— Он самый. А это кто? Кто говорит‑то?
По одной короткой фразе можно было сразу определить, что тип с визитки не входит в круг ее знакомых. У него был простецкий выговор и тот веселый оптимизм в голосе, который свойствен лишь людям, живущим простой и понятной жизнью.
— Белоярова.
Вместо того чтобы сказать: «Я что‑то не припоминаю», абонент по‑детски удивился:
— А кто вы такая?
— Не знаю, что и ответить, — в голосе Аллы появились иронические нотки. Она поняла, что пустила стрелу мимо цели. Глупая ошибка, которую теперь нужно как‑то исправить. Ей было жаль времени и досадно, что она, как маленькая, купилась на этот самый «вопрос жизни и смерти». — Сегодня утром в кармане своей шубы я обнаружила вашу визитную карточку.
«Свалявшуюся и грязную», — хотела добавить она, но сдержалась. На том конце провода сопели и думали.
— Мою? — наконец удивился Нифонтов. — У меня уже сто лет, как… Подождите, — искренне озадачился он. — В кармане шубы, говорите? А на карточке было что‑нибудь написано?
— Было, — с прежней иронией, но уже слегка нервничая, ответила его собеседница. И процитировала: — «Позвони мне. Вопрос жизни и смерти». Это вам о чем‑нибудь говорит?
— Господи! — неожиданно заорал на том конце провода невидимый глазу Нифонтов. — Неужели это вы?! Та цыпочка из ночного клуба? Вы меня точно должны помнить. В гардеробе я стоял, когда вы шубу снимали. Я по всему залу вас разыскивал! А потом написал вам такие вот слова, чтобы вы, значит, мне позвонили. Разве я мог такую цыпочку упустить?
У Аллы стало сухо в желудке, как бывало всегда перед очередным приступом гастрита. Гастрит обострялся, когда она нервничала.
— Я думал, вы про меня и забыли! — продолжал фонтанировать Нифонтов. — Рад, рад, что ошибся. Значит, Белоярова? А звать как?
— Алла Антоновна, — резко ответила та.
Она немедленно рассердилась. Из‑за какого‑то идиота придется несколько дней сидеть на диете! А то и лекарства пить. И почему она так беспокоится? Желудок сжимался, как резиновый мячик, из которого выпускают воздух. Этот тип сказал: «Цыпочка из ночного клуба». Следовало немедленно развеять ужасные подозрения, возникшие на периферии сознания.
— Так вы уверяете, что мы встречались в ночном клубе? — уточнила Алла своим фирменным надменным тоном, который мог осадить на скаку любую лошадь, даже с джигитом на спине. — А как я, по‑вашему, выгляжу? И когда мы встречались в этом вашем ночном клубе?
— В «Надувной подушке»? Ну… Когда‑когда?
Он назвал дату убийства Аршанской. И тот самый клуб… Потом с воодушевлением стал описывать блондинку и вдруг озадачился:
— А чего, нет? Это, что ли, не вы? Если не вы, откуда в вашей шубе моя визитка?
Алла почувствовала дурноту. Мысли в ее голове вращались, словно шары в лототроне. Всему этому было только одно объяснение: ее шуба оказалась на месте убийства Аршанской. В тот самый вечер… На ком‑то другом.
— Ладно, — мертвым голосом сказала она, желая немедленно прекратить разговор на опасную тему. — Вероятно, тут какая‑то ошибка.
— Погодите‑погодите, — неожиданно опомнился Нифонтов. Его голос сразу очистился от всякой игривости. — Тут такое дело… В «Надувной подушке»‑то кое‑что случилось. В женском туалете. А вы ушли как раз перед тем, как та девица кричать начала! — Он некоторое время влажно дышал в трубку, потом заключил: — Нам с вами встретиться надо, понятно? И трубочку не бросайте. У меня ваш телефон в мобильнике отпечатался.
Угрожающий тон Алле не понравился. Однако она была просто не в состоянии сейчас мыслить здраво и вообще продолжать этот разговор. Ей следовало все обдумать.
— Хорошо, давайте встретимся, — быстро сказала она. — Увидите меня, и тогда все разъяснится.
Они договорились о встрече. Нифонтов напоследок сказал:
— И шубу свою наденьте. Я ее хорошо запомнил, потому как моя жена о такой мечтает. Я эту вашу шубу узнаю, что бы вы мне ни говорили. У нее воротник особенный, и пуговицы такие… закрученные.
Положив телефонную трубку, Алла откинулась назад и закрыла глаза. В тот вечер она была на спонсорской вечеринке. Шуба висела в гардеробе без номерка. Ее мог взять кто угодно. Этот кто угодно, вероятно, надел шубу, поехал в «Надувную подушку», находившуюся неподалеку, убил там Аршанскую, а потом вернулся и повесил вещь на место.
Кто это был? Убийца?
Она встала, подняла шубу и осмотрела со всех сторон. Аршанской сделали укол, значит, следов крови быть не может. Хотя бы это… Алла решила, что ей просто необходима чашка горячего чая. Спрятала сумочку в ящик стола, повесила злосчастную шубу на руку и отправилась в приемную. Толкнула дверь — и замерла на пороге.
Люси Антиповой по‑прежнему не было на месте. На ее столе лежала трубка городского телефона, издавая неприятные каркающие звуки. На деревянных ногах Алла подошла поближе, подняла ее и поднесла к уху. Так и есть — короткие гудки. Сердце ее на секунду застыло.
Кто‑то был здесь, в приемной, и слышал ее разговор с Нифонтовым. Кто‑то в редакции теперь знает про шубу.
Алла прикусила губу и принялась притопывать ногой, пытаясь успокоить нервы. В этот момент в приемную вошла секретарша. Как всегда, черт знает во что одетая. И гладко причесанная. Бледная лилия без запаха и цвета.
— Где ты была? — резко спросила Алла.
— У Полусветова. Письмо на подпись носила. Вы же сами велели…
Она действительно велела, возразить было нечего.
— Ты никого не видела в коридоре? Вот сейчас, когда возвращалась? Может быть, кто‑то попался тебе навстречу?
— Свиноедов, — ответила Люся. На ее щеках появился слабый отсвет зари. — То есть он как раз шел по коридору. Навстречу.
Арт‑директор не только попался ей навстречу. Он остановился, поздоровался и сказал что‑то такое велеречивое насчет погоды… И при этом легонько коснулся Люсиной руки. Это прикосновение до сих пор огнем горело на ее коже.
Начальница Люсиного смущения не заметила. Алла Белоярова уже давно сформировалась как женщина деловая, а ко всякого рода любовно‑романтическим бредням, не имеющим прямого отношения к карьере и деньгам, была холодна даже в юности.
— Свиноедов… — с непонятным раздражением повторила она.
Люся молча кивнула. Потом спохватилась:
— Еще Зинаида. Она сейчас в холле.
— Протирает «Гадящего голубя»?
— Нет, она кресла щеткой чистит.
Добавлять Люся ничего не стала. Хотя дверь одного из кабинетов как раз плавно закрывалась, когда она проходила мимо. Это был кабинет ответственного секретаря. Но кто в него вошел — сам Яковкин или кто‑то другой — она не видела.
Декабрьская «Принцесса на горошине». Следы в обратную сторону
Стас Половцев явился к Сильвестру не с голыми руками.
— Я не стал заранее расспрашивать, для чего понадобилась такая информация. Надеюсь, это действительно важная штука, а не какая‑нибудь фигня, которая нужна вам вообще… для общего развития. А, да что там! Все равно потом всё мне расскажете…