Настоящий Большой Космос может начаться с чемоданчика с 30 миллионами долларов, а может – с заявления. Образец его доступен на сайте Центра подготовки космонавтов имени Гагарина; он состоит всего из 12 слов: «Прошу вас рассмотреть мою кандидатуру для прохождения отбора в кандидаты в космонавты».
Официальная – и реально существующая, и, более того, работающая – комиссия по отбору космонавтов обещает отправить в космос разносторонних личностей, не достигших возраста Христа. Зная о потенциальных опасностях предприятия, связанных с разного рода недомоганиями, организаторы хотят иметь дело с теми, кто в состоянии минимум 14 раз подтянуться на перекладине, а также умеет прыгать на батуте с поворотом на 90, 180 и 360 градусов, причем халтурщиков, у кого высота прыжка менее 60 см, отсеивают.
Желающие совершить Большое Космическое Путешествие должны иметь опыт работы по специальности не менее пяти лет, а также уметь пользоваться электронной почтой; обладание необходимым минимумом знаний в области культурологии – условие sinéquanone[22]. Если вы женщина, которая подтягивается 14 раз и скачет, как кузнечик, – вам придется пройти тщательное гинекологическое обследование. Но и гармония всех возможных талантов вовсе не гарантирует путевки на Байконур.
В сущности, космос начинается даже не с амбулаторного листа и трудовой книжки, а с рулетки. Максимальная длина ступни – 29,5 см. Максимальное расстояние между углами подмышечных впадин – 45 см. Максимальная ширина бедер в положении сидя – 41 см. Что – «поехали»? Вот то-то и оно; как говорил Пончик в «Незнайке на Луне», «мне в космос нельзя, я тяжеленький».
Требования выглядят ужасно неромантическими, не сказать кафкианскими; на самом деле невесомость лишь кажется чем-то невероятно романтическим.
На самом деле без гравитации человеку очень и очень плохо, точнее, неудобно: есть, спать, мочиться, не говоря уже обо всем остальном. Гагарин вон даже карандаш не мог удержать во время полета; и Гагарину еще повезло – ему, по крайней мере, не надо было пить во время полета собственную мочу, а вот вам, если вы в самом деле намерены стать космическим путешественником, – придется. Ну, хорошо, «очищенную», но тем не менее.
Если уж речь зашла о меню: скорее всего, вы будете закусывать деликатесные жидкости собственной грязной одеждой – ну, разумеется, также «переработанной»; раз начав, трудно остановиться. Страшно даже подумать, сколько раз за время путешествия вы успеете съесть собственную рубашку. Что еще они придумают «очищать»? Придумают, не беспокойтесь. Да-да, все мы прекрасно осознаем, что полет в космос – не увеселительная прогулка; только вот мало кто понимает, до какой степени не увеселительная.
Если вы полагаете, что пожирание рубашки – это самое страшное, то ошибаетесь. В любой книжке о космическом путешествии есть коллизия, связанная с наступлением нештатной ситуации. В идеале – хотя, разумеется, было бы недальновидно рассчитывать на столь экзотичные приключения – заражение космической инфекцией или контакт с чужими существами, которые первые полгода скребут по обшивке корабля щупальцами и лишь затем проползут непосредственно в ваш скафандр. Бог с ними, с инопланетянами; пусть будет тривиальнее. Представьте себе, что в каком-то электроприборе – а так бывает – случилось короткое замыкание и он заискрил: понимаете, что произойдет, особенно в закислороженной среде? Взрыв: полная аннигиляция частиц, из которых вы состояли. А потеря связи с Землей в результате электромагнитной бури? А столкновения с метеоритами? Это ведь только кажется, что напичканный интеллектуальным оборудованием корабль в состоянии увернуться от чего угодно. Ну, хорошо, допустим, он увильнул от булыжника или космического мусора, а что делать с пылинкой, которая, однако ж, летит со скоростью 60, допустим, тысяч км/час? Да плюс ваши, скажем, 28 тысяч. И? Что «и»: дыра в обшивке, разгерметизация, прощай, дорогая береза, прощай, любимая сосна. Такого рода инцидент может произойти в любую секунду, вас об этом предупреждают, и это тоже правила игры в Большое Космическое Путешествие.
Однако ж самое опасное в космосе даже не инопланетяне и не пыль-убийца, а люди, обычные люди.
Разумеется, вы разумный человек и не собираетесь ни с кем ссориться в таких неподходящих условиях. Но представьте, что у другого космонавта – который тоже выращивает зеленый лук – улетит колпачок от зубной пасты и залетит к вам в рот? А если еще через пять минут вы вдохнете крошку хлеба, за которой этот болван не уследил? А если ночью ему вздумается храпеть? Замкнутое пространство; канализировать раздражение невозможно.
Нет, это вам не суборбитальный самолет – тут будут приключения, обязательно будут.
Что на самом деле нужно настоящему потенциальному космическому путешественнику – так это какая-нибудь добротная угроза: известие о комете, которая столкнется с Марсом или Венерой, нашими соседями, и устроит опосредованный коллапс Земле; вторжение инопланетян или злокозненный комплот Саудовской Аравии, Северной Кореи и Южного Судана, который сделает Землю необитаемой.
Тогда, вместо того чтоб клепать приложения для айстора, люди займутся тем, чем им и следует – поиском планетыдвойника, терраформингом Марса, полетами на спутник Юпитера – Европу и сбором антивещества для экспедиций на расстояния, измеряемые световыми годами.
И даже если «запасная планета» так и не найдется, даже если вы каждый день будете блевать в собственный шлем, все равно выполнять такую миссию – это круто; путешествие ни в одну страну, ни на какую территорию не сравнится с настоящим путешествием в космос.
Напоследок – хорошая новость. В 2029 году к нам прилетит астероид Апофис. Он пройдет либо очень близко к Земле, либо врежется в нее. Чтобы этого избежать, придется высаживаться на него, закладывать атомную взрывчатку, затем взлетать оттуда; дело найдется для всех – и для профессиональных космонавтов на зарплате, и для путешественников-добровольцев, и для туристов.
Эффект Бильбао
Известно, что в коллективном сознании жителей России витает идея сделать страну а) livable (в переводе – пригодной для жизни «среднего класса»); б) «конвертируемой» – то есть местом, где, как в Лондоне, Брюгге и Амстердаме, будут пастись существа высшей расы – иностранцы. Начальство знает об этом и в целом относится к чаяниям избавиться от чаадаевско-декюстиновского клейма благосклонно.
Особенно ощутимы ребрендинговые потуги в Москве – где теперь шагу нельзя пройти, чтобы не вляпаться в какой-нибудь каток, центр современного искусства или трехзвездочную гостиницу.
Между тем, несмотря на колоссальные средства, вложенные в обретение «новой физиономии», Россия попрежнему демонизирована мировым сообществом, никакого туристического бума нет и в помине, а буржуазия, хоть ты тресни, не верит в перспективы вестернизации и под разными предлогами, от невозможности защищать интересы «Кировлеса» до дороговизны иномарок, норовит, согласно последним исследованиям, улизнуть на ПМЖ в Испанию.
Минуточку… – в Испанию? что такое, спрашивается, есть в этой Испании, что туда все стремятся? Приходилось ли вам слыхать когда-нибудь об «эффекте Бильбао»? Нет?
Во второй половине 1990-х архитектор Фрэнк Гери по заказу муниципалитета испанского города Бильбао выстроил удивительное здание – филиал Музея Гуггенхайма. Диво дивное, чудо чудное, оно напоминает гибрид артишока и летающей тарелки… Геббельса и Клары Цеткин… как бы то ни было; факт тот, что, именно благодаря этому зданию за считаные годы – если не месяцы – в городе, ранее известном разве что как гнездо баскских сепаратистов, своего рода испанский Ачхоймартан, началось процветание. Сюда хлынули туристы со всего мира – а затем и инвестиции. Тотчас же был отчеканен особый термин – «эффект Бильбао»: вы нанимаете какого-нибудь дорогого архитектора, строите некий – один! – архитектурный объект, который – бац! – становится «знаковым» или даже «иконическим» и выступает катализатором «обновления» окрестностей – а уж затем вокруг него выстраивается «идентичность». Влажная, сами видите, фантазия любого политика, работающего на местности, чей потенциал считается недооцененным.
Как никому в Москве/России, страстно желающей претерпеть именно такого рода метаморфозу, не пришло в голову сделать что-то подобное – уму непостижимо; ведь ни в столице, ни где-либо еще, странным образом, нет такого «иконического здания» – само существование которого могло бы стать источником быстрых – напоминающих волшебство – перемен. Ни собор Василия Блаженного, ни Мавзолей, ни главное здание МГУ, при всем уважении, с этой функцией никоим образом не справляются. Учитывая тот факт, что «бильбаоизация» – похоже, единственный рецепт, который еще не попробовали здесь применить, разве неправомерно предположить, что превращение страны – и радикальная мутация общества – за счет иконического здания есть не что иное, как самая реальная из всего спектра перспектив, существующих здесь и сейчас.
Разумеется, тотчас же встает вопрос – что такого необычного следует построить в Москве, чтобы «эффект Бильбао» проявился во всей полноте и с гарантией?
О том, что это может быть, следует спрашивать не архитекторов, а тех, кто знает Россию лучше всего: разумеется, писателей. Неплохим подспорьем – и кладовой свежих идей – могло бы стать творчество В. Г. Сорокина, чей статус главного литератора современной России вряд ли кому-то придет в голову оспорить. В его книгах, в частности в «Метели» и «Теллурии», описывается фантасмагоричная, но хорошо узнаваемая Россия будущего, главная особенность которой – диспропорция, странное искажение размеров. Здесь на каждом шагу встречаются объекты, напоминающие обычные, но увеличенного или уменьшенного размера – вроде «малых лошадушек» и хтонических великанов. Очевидно, что диспропорциональность, нарушение естественных масштабов здесь – всего лишь естественная реализация метафоры, описывающей феномен жизни в стране, чья идентификация в значительной степени обусловлена присущей ей «несоразмерностью»: здесь слишком большие пространства, гипертрофированно большое государство и – карикатурно маленьки