Однако, непонятки между нами ещё остались:
– Это были твоих рук дело? Там – в берлинском отеле…?
Вижу, он на грани нервного срыва – значит, ответ для него однозначен и врать бесполезно. В том, что он догадался про мою роль в своём гипертрофированном сексуальном возбуждении – приведшем его в немецкую кутузку, ничего удивительного. Ведь, это я маячил последним возле его ужина в тот вечер и, значит только я мог подсыпать туда какое-то средство – приведшее к столь «неоднозначному» результату.
И никто другой.
Моё скорбное молчание он понял правильно – поэтому больше с укоризной, чем с угрозой взревел:
– …ЗАЧЕМ?!
С простодушно-покаянной улыбкой на роже лица, состроив как можно более невинные глазища, я:
– Как говорил в таких случаях один мой хорошо-шапочно знакомый: «Хотели как лучше, а получилось как всегда!». Видя, как та «блонди» воротит от тебя свою арийскую мордашку – я из самых благих пожеланий, подсыпал в твой ужин противоротное зелье…
Тяжело вздыхаю, и:
– Но видно неверно «на глазок» определив твой вес – неправильно подсчитал разовую дозу… Прости, если сможешь, Давид…
Тот, сперва онемев, затем разразился бурной тирадой – общий смысл которой был такой:
– «Приворотное зелье»? Что за бред?! Ты – круглый дурак, если считаешь меня идиотом!
Несколько обиженно:
– Может я и «дурак»… Может и совершенно «круглый» – как глобус Украины, со стороны видней… Но за остатки зелья – срубил с одного американского туриста три тысячи долларов.
Упоминание про заработанный гешефт, всегда заставляет еврея серьёзно относиться к вашим словам. Лейман, разявив рот:
– «Три тысячи долларов»?!
– Конечно! Тот, сперва тоже не верил, но после того как мы с ним за ночь перетрахали один парижский бордель…
Последняя проверка:
– Название борделя! БЫСТРО!!!
Я практически без заминки, отчаянно грассируя и безбожно искажая – произнёс французское название «весёлого заведения», где мы были с Иохелем Гейдлихом и, тот заметно расслабился.
Крайне заинтересованно спрашивает:
– Где взял?
– В Нижнем Новгороде, у одного старика-китайца. Забавный тип! Учит драться ногами и лечит иголками – втыкаемыми в тело…
– Зачем тебе было «приворотное зелье»?
С нескрываемо-жгучей завистью, как будто в первый раз, оглядев с ног до головы его могучую аполлоно-геркулесовскую фигуру:
– Конечно, тебе этого не понять, Давид! На тебя девушки и так – штабелями вешаются… Не считая, конечно, лезбиянок и расисток – вроде той… Хм, гкхм… Не к ночи будет упомянута.
Повожу ладонью по собственной лысой головушке и поникшим голоском, демонстрируя комплекс размером с внешнее кольцо Сатурна:
– Мне же, с моей ничтожной внешностью и крохотным размером полового члена… Даже родная мать говорила мне, что с таким пенисом – мужчину способна любить только его собственная мама.
Вижу – проникся. Ведь евреи сентиментальны и очень любят свою еврейскую матушку…
По-моему, ему даже стало меня жаль!
Траурно помолчали и первым его вопросом было, крайне заинтересованное:
– А скажи, Серафим: того приворотного зелья больше не осталось?
Хохотнув в душе, внешне с понурым видом отвечаю:
– Увы! После того досадного недоразумения, я решил от него избавиться.
Сожалеющее цокнув языком, добавил:
– Согласен, я – идиот! Мог бы раскрутить этого пиндоса и на три с половиной штуки баксов.
Тот, непонятно к чему относящемуся, угрожающе:
– Ну, если соврал…
Не объяснив, к каким именно моим словам-утверждениям – он испытывает сомнения и, каким образом собирается проверять их правдивость, зато заметно успокоившись, Давид буркнул:
– Ладно, заходи – не трону.
Вернувшись с балкона в гостиную, он поставил картонку на обеденный стол, развязал ленточку, снял крышку, и… Вскрикнув что-то по-еврейски, что-то типа «О, Боже мой!», он восхищённо-опасливо – как обращаясь к кобелю бойцовой породы:
– Это сделал ты, Серафим?
Косясь на «товарища Отто», мол – опасаясь откровенничать в его присутствии:
– Нет, это сделал вовсе не я. Мне эти «вещдоки» в трамвае подкинули – пока я кемарил.
Ответил честно, правдиво – но таким тоном, что он мне явно не поверил.
Не став выяснять подробности, Лейман деловито пересчитал скальпы и, несколько недоумённо вопросил:
– Этих пятерых я знаю… Кто, кем был этот седой?
– Так, «статистическая погрешность», – с деланной небрежностью маньяка, – сам знаешь, Давид: «лес рубят – щепки летят».
Почесав голову:
– Зачем?
– Для доказательства. Ведь, в вашей «конторе» – на слово не верят.
– Вот здесь ты прав, – посмотрев в глаза, – но лучшим доказательством были бы деньги…
– Прекрасно это сам понимаю! Но товарищ Иванов из Посольства сказал, что приоритетным – является наказать отступников и, в приказной форме – потребовал их ликвидировать… Кстати, приказ тоже здесь – на дне коробки. Завонялся конечно среди этой падали, но если ты не шибко брезгливый…
Товарищ Лейман брезгливым не был. Достав приказ и прочтя, он воскликнул в сердцах:
– Старый дурак!
Срывая злость, Лейман изо всех сил пнул лежащего ничком Резидента.
Я, очень осторожно:
– Может он и дурак – тебе видней. Но кроме этого досадного обстоятельства, товарищ Иванов ещё – старый революционер и представитель ИНО ОГПУ. К словам которого, таким как я – надо прислушиваться, а приказы – беспрекословно выполнять.
– Да, я тебя не обвиняю.
Несколько раз глубоко вздохнув и успокоившись, помолчав и подумав, Лейман покосившись на подозрительно неподвижного Резидента:
– Ладно, давай про деньги.
Смотря в том же направлении, предлагаю:
– Может, на балкон выйдем?
– Говори здесь – этот уже остывает… Должно быть, разрыв сердца случился – после того, как ты из спальни – где покойник, вышел.
«Ага… Вали теперь всё на меня!».
– Ты уверен?
Он, со знанием дела:
– Что я – свежих покойников мало видал?
Приглядываюсь:
– Вроде точно – зажмурился товарищ Отто… Так сказать – погиб на боевом посту.
– Да пидорас он, а не товарищ! Был всегда пидарасом – пидарасом и подох.
Изрядно покоробило такое отношение к смерти – пусть даже и пидараста, но всё же человека:
– Давид! Про мёртвых только хорошее или ничего.
– А что хорошего можно про него сказать?
– Ну… Может, он пролетарского происхождения?
Возмущённо:
– Ты, что? Издеваешься?
– Нет. А что – похоже?
Ну да ладно, это их – чекистов-нелегалов «тусовка» и, мне туда со своим «уставом» – лезть не след.
Давид Лейман становится несколько назойлив:
– Так что там с нашими деньгами?
Приятно удивляюсь, захлопав ресницами:
– Эти деньги уже стали «нашими»? Нашими с тобой, Давид?!
Резко:
– Даже не думай! Эти деньги принадлежат…
Глядя на забегавшие карие семитские глазки, я разочаровано:
– Понятно… Эти деньги того – кого надо, деньги.
– Совершенно верно. Так, где они?
– Не знаю, как там у вас – евреев, а у русских – неприличного говорить о деньгах при покойнике. Выйдем на балкон или отнеси его в спальню.
Лейман предпочёл второе, как оказалось позже – у этого верзилы-отморозка был страх высоты. Когда он как пушинку вскинул то, что когда-то – буквально десять минут назад, было Андре Айвеном на плечи, появилась новая идея:
– Постой-ка минутку, Давид…
– Что ещё?
– Нужно подготовить «место происшествия» для полиции. Чтоб направить расследование на ложный путь.
– …???
– Ты развяжи его как можно быстрей – пока не закоченел и, сняв люстру – на какой-нибудь верёвке подвесь труп за шею к потолку в спальне. О, кей?
– Зачем?
– Типа, повздорив с любовником, наш резидент свернул ему шею, а сам повесился… Смекаешь?
– А сломанные пальцы?
Пожав плечами:
– Всякое средь этой публики бывает… «Садо-мазо», например, или ещё какие половые совращения. Но в таких случаях – следователи в первую очередь обращают внимание на задницу, что даст нам время свалить куда подальше…
Восхищённо цокнув языком:
– Ну, голова… Однако, «шито белыми нитками».
– Согласен, но возможно – пару суток нам с тобой удастся выиграть.
Подобрав с пола невесть как оказавшийся там носовой платок, аккуратно – хотя и не без брезгливости, я поднял «самотык» и положил его в коробку со шляпами.
Давид, пуча гляделки:
– А зачем эту «штуку» туда?
– Ещё не знаю для чего, но чую – пригодится. Не нам с тобой, так товарищу Ягоде. Слышал – любит он всякие буржуйские диковинки.
Недоумённо пожав плечами, типа – «тебе видней», Лейман движением плеч подкинув поудобней, понёс труп экс-резидента в спальню.
Когда Лейман вернулся, я встретил его сидящим в кресле и вопросом:
– Интересно, каким образом тебе удалось уйти из берлинских застенков? Ты часом – не ученик Гудини?
Тот, несколько бахвалясь:
– Гудини – просто мелкий поц! Толпа немцев-антисемитов бросилась громить полицейский участок чтоб линчевать меня. Под шумок я придушил полицейского и сбежал. Ну а там товарищи помогли уехать в Париж.
Тоже, устроившись поудобней напротив меня в кресле, перевёл стрелки на более интересующую его тему:
– Так, где деньги?
Глаза в глаза, отвечаю без запинки, как на духу:
– У некого товарища Рейха. Якова Самуиловича Рейха. Знаешь такого? Он же – «товарищ Томас» или «Джеймс».
Тот, аж подскочил:
– Что ты брешешь?!
Я, абсолютно спокойно и, бровью не моргнув:
– Собака брешет! А я, «за что купил – за то продаю». И сам подумай – откуда бы я тогда, вообще узнал это имя? В захолустной дыре под названием «Ульяновск», откуда я к вам с Ягодкой приехал – такие имена, ещё реже птичьего молока встречаются.
Встав, подошёл к коробке со скальпами и, стараясь не касаться резинового члена – двумя пальцами за длинные волосы вытащил один из них: