Эх, темнота наша!
Ладно, в Москве обменяю по курсу.
Начальник Волостного управления НКВД Абрам Израилевич Кац, дал мне целый список начинающийся женским почерком (носочки, чулочки, штанишки…) и, после третьего напоминания — застенчиво сунул мне в руку пару жёлтых кружков с волосатой мордой последнего Недержанца.
— Думаешь хватит, Абрам Израилевич?
— Если не хватит, — прокартавил тот, — прокурор добавит.
Ну, это он у меня научился!
Как говорится: «нашим же салом и нам же — по сусалам».
Ульяновский прокурор, действительно — добавил. И собственных «хотелок» и, финансовых средств в виде почему-то фунтов стерлингов.
Но не много.
«Сверху» намекнули, я прямо поставил вопрос перед Анисимовым и прямо перед отъездом в Париж — меня как прошедшего кандидатский стаж, принимали в ряд ВКП(б).
Всё шло гладко, пока из задних рядов кто-то не выкрикнул:
— Так он же из поповичей! Какой из него коммунист?
И тут же в зале заседаний неясно «зашумело»:
— Не достоин!
Однако, стоило лишь Анисимову поднять голову, «шум» мгновенно стих.
Из-за так называемого «ленинского призыва» — наша ячейка ВКП(б), за год увеличилась — как бы не в три раза. Причём, да: «контингент» попёр вполне определённый — из самых, что ни на есть «низов» и, пары ношенных лаптей за душой порой не имеющий.
Самый, что ни на есть «гегемон»!
Я чувствовал на себе злые, завистливые взгляды и невольно поёжился:
«Кажется, у меня будут проблемы!».
Но пока «призывники» будут сидеть на попе ровно и товарищу Анисимову в рот заглядывать — нежданно-негаданно для них самих, попав на столь высокий уровень. Лишь потом, годика через три — когда обвыкнутся да нахватаются, могут и «в зубы» нам с ним заглянуть!
Оглядев президиум со старыми кадрами, усмехнувшись, говорю:
— Хорошо понимаю, что дело не во мне. Некоторым товарищам, которые ещё под стол пешком ходили — когда товарищи Анисимов, Кац и Взнуздаев кровь буржуйскую проливали за Советскую власть… Или же, вообще — мутной каплей висевшие на «концах» своих папаш, в то время как товарищ Конофальский — по царским тюрьмам и каторгам гробил своё здоровье… Я очень хорошо понимаю — этим «молодым да ранним» товарищам, не терпится усесться на их места.
У Фрола Изотоповича при этих словах, заиграли желваки…
— Однако, им не следует торопиться — своё от них никуда не уйдёт! Этим товарищем следует сперва хорошо подучиться, чтоб хотя бы в теории — знать то, что их старшие товарищи постигли на практике.
После этого, я с полчаса тёр про важность образования для каждого активного комсомольца и молодого коммуниста.
— Товарищ Свешников, — сквозь гул голосов прокартавил от волнения Абрам Израилевич, — говори прямо — что ты хочешь?
— Предлагаю ходатайствовать перед вышестоящими инстанциями, об открытии в Ульяновке рабочего факультета. «Рабфака», стало быть.
Предложение понравилось обеим сторонам, прошло «на ура» и было принято единогласно. Следом, меня приняли в партию — минимальным большинством голосов, при… Раз, два, три, четыре, пять… Надо будет хорошенько запомнить эти рожи… При пятерых голосах против и столько же воздержавшихся.
Накануне моего отъезда из Ульяновска в Нижний, ко мне приехала Елизавета, привезшая новую партию «кадров» в подразделения моей «теневой империи». Распределив их, уже под вечер вернулись домой, поговорили об кой-каких делах — «текучке и мелочёвке» и, главное рассмотрели результаты тестов кандидатур преподавателей и курсантов на «Курсы секретарей-референтов» — только что созданные при «Бюро по трудоустройству „Шанс“».
— «Лучше меньше, но чаще!», — процитировал я классика, — особенно на первый раз.
Поэтому, из более чем ста человек — выбрал всего семь курсантов: пять девушек и двух парней и, двух преподавателей — которые их будут обучать по методикам, составленных мной по «роялистому» учебнику Ильи Мельникова.
Кроме этого, «приходящие» преподаватели будут обучать их скорописи, умению печатать на пишущей машинке, делопроизводству, бухгалтерии и основам юриспруденции.
Во время ужина пообщались за столом с Отцом Фёдором и, уж собрались было идти в опочивальню — чтоб уединиться там и заниматься всякими безобразиями, как вдруг он встал у нас на пути, крестом раскинув руки:
— Грех это! В любом другом месте, кобелируйте сколько угодно — слова против не скажу… А в отчем доме, прелюбодеяния и греховного блуда не допущу!
Не долго думая, повернувшись, встал на одно колено, и:
— Елизавета Владимировна! Предлагаю Вам руку и сердце!
Та, не будь дура, задрав носик:
— Ты мне не сказал ни разу, что любишь меня.
Не меняя позиции — приложив предлагаемую руку к предлагаемому же сердцу, делаю признание:
— Я люблю тебя! Выходи за меня замуж, а?
— Хорошо, я согласна.
Встав, беру её за руку, и:
— Ваше преподобие, Отец Фёдор… Обвенчайте нас!
Тот, бороду вздыбив:
— Прямо здесь и прямо сейчас?
— Прямо сейчас и в Храме. И желательно, с как можно более точным соблюдением всех полагающихся в таких случаях обрядах.
Возмущается зело:
— Так на вас же даже креста нет!
Крещусь на иконы в углу и толкнув локтём, заставляю сделать это и свою суженную:
— Ничего! Мы оба — крещённые, а за отсутствие символов веры, ты Батюшка — наложишь на нас положенную в таких случаях епитимью и произведёшь отпуск грехов.
Долго ли, коротко, но после слов:
— Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и, в здравии — пока смерть не разлучит нас.
Мы с Елизаветой, отправились в спальню, где…
А вот семейные отношения — это уже святое!
Поэтому про «это» — больше ни слова.
В Нижнем Новгороде заскочил к своим ребятам в Губисполком РКСМ — дав последние «инструкции», пообщался с Верой Ивановной Головановой — своим литературным агентом и, возврадовшись что ручеёк гонораров не иссякает, поехал и перетёр о кое-каких делах с Ксавером.
Ну, сами понимаете, да?
За эту весну, мы с ним просто сказочно наварились на облигациях государственного займа…
Слава Наркому финансов Сокольникову Григорию Яковлевичу (Гирш Яковлевич Бриллиант) и долгая ему лета!
…И продолжая это делать, хотя уже и не с такой маржой — тихой сапой подбираемся к «Всесоюзному текстильному синдикату», планируя установить над ним контроль.
Предупреждаю его, ибо после того, как я вброшу «дохлую кошку» — возможны события самого причудливого характера и, наши с ним интересы могут пострадать:
— Партнёр! Есть у меня чуйка, что этой осень может произойти чёрт знает, что…
— Это, что же? — навостряет уши, — определеннее сказать не можешь?
— «Чёрт знает, что» — куда ещё определеннее? Поэтому настоятельно рекомендую быть готовым ко всему, что угодно, скупать золото, валюту, ширпотреб и продовольствие. Естественно, без фанатизма — а то загремим мы с тобой под фанфары…
Тот, прищурившись:
— Война будет?
Посмотрев на потолок, сделав вид, что подумал и уверенно пророчествую:
— Нет, войны не будет! По крайней мере — большой войны.
Уже попрощавшись, стоя на пороге:
— Кстати, я тут скоро в Париж еду…
Тот, явно не в духе от моих слов:
— Скатертью дорога!
— Привести, что?
Ксавер, махнув рукой:
— Мне ничего не надо — у меня всё есть. А чего нет…
Повернувшись, размашисто перекрестился на икону в углу:
— … Раздобуду с божьей помощью.
— Ладно, намёк понял, — обращаюсь к стоящему за его спиной Упырю, — у тебя тоже «всё есть»?
Тот, недолго думая:
— От какого-нибудь хорошего французского ножика не отказался бы.
— Хорошо, будет тебе «французский ножик»…
Придётся привезти ему двуручный рыцарский меч, хахаха!
А где наш третий мафиози?
— … А что-то Саула я сегодня не вижу.
— Да, лечится он.
— Лечится? В смысле — болеет? От чего лечится, от какой хворобы — может какие заграничные лекарства привезти?
Упырь весело:
— От лишней дырки лечится.
— В смысле? Аппендицит вырезали?
— Да, подстрелили его пару недель назад…
Вполне искренне ахнув:
— Да, ты что⁈ Что ж он так неосторожно?
— Ничего, не первая и не последняя! На нём, всё как на собаке зарастает!
— Ну, передавай ему от меня привет и пожелай здоровья.
Едем дальше.
Комаров Даниил Игоревич — который помог мне с электрификацией Ульяновска, ныне занимающий достаточно высокую должность в энергосистеме Среднего Поволжья, узнав что я еду в Париж тоже дал мне «списочек». Но вместо денег, вручил «рекомендательное» письмо к Полпреду СССР во Франции — Леониду Борисовичу Красину, которого знал лично.
Ну, что ж — если им правильно распорядиться, при определённых условиях — это будет дороже любых денег.
Заведующему Нижегородским губернским отделом НКВД Матвею Самойловичу Погребинскому — про «презренный металл», бумажные «шелестелки» или — хотя бы абы какой «эквивалента стоимости», я напоминать не стал. Ибо после нашего прошлогоднего знакомства на товарной станции, наши отношения напоминают таковые же у ковбоя и дойной коровы. Ну или же, говоря совсем уж откровенно — рэкетира и лоховатого барыги-предпринимателя.
И в обоих случаях — я отнюдь не первый их этих персонажей!
После недавнего же, в буквально смысле этого слова — рейдерского наезда, когда он — сняв меня с трёх должностей в системе «НКВД», покусился на «самое святое» — на с таким трудом созданное «Особое проектно-техническое бюро № 007» (ОПТБ-007)…
Мы с ним стали напоминать двух повздоривших ковбоев у салуна: вежливые улыбки, под прикрытием которых — руки тянутся к «миротворцам» на поясе.
А там — кто первым и более точно выстрелит!
Я это знаю и, он тоже знает, что это знаю я. Так что, отчёт времени смертельного поединка пошёл.