ил в партию и вел работу в большевистском подполье, с 1911 года страдал на царской каторге и ссылке и, в дальнейшем принимал активное участие в Октябрьской революции.
Всё это — галимый фейк, если не сказать больше!
На самом деле Генрих Григорьевич, не имел с большевиками ничего общего до самого семнадцатого года. Из предреволюционных же «заслуг», за ним числится лишь знакомство с пролетарским писателем Максимом Горьким, который видимо и дал «Ягодке» мощного пинка вверх. Это выяснил в 1930 году старый член партии, отбывший десять лет на царской каторге, один из заместителей Ягоды — Меир (Меер) Абрамович Трилиссер, по собственной инициативе предпринявший исследование биографии «обскакавшего» его начальника.
Что мне стоит побудить его сделать это раньше, зная про уже существующую личную неприязнь между ними?
Ничего!
Политический вес Ягодка будет набирать лишь после смерти в июле 1926 году Феликса Дзержинского. ОГПУ возглавил Вячеслав Менжинский — занимавший до того момента пост Первого зампреда. Последнюю должность займёт Акулов Иван Алексеевич (наконец-то хоть один русский!), а после того как тот возглавит Прокуратуру СССР — вторым человеком в этой структуре, наконец-то станет наш «герой».
А так как «шеф» к тому времени буквально на ладан дышал и, через год отдал Марксу душу, всё дело безопасности первого в мире государства и крестьян оказалось в руках сына Гершена Фишелевича — ювелира из Рыбинска, дальнего родственника Якова Свердлова и близкого приятеля классика советского соцреализма — живущего в солнечной Италии.
Так, что «методы против Кости Сапрыкина» у меня имеются!
Натравлю-ка я через «Могучую кучку» Куйбышева и его «Рабкрин» на Ягоду. Если будет вал «сигналов» от трудящихся — то как и, в случае с Авербахом и Киршоном — тот должен будет должным образом отреагировать.
При первой же возможности, вызвал в «13-ый отдел ОГПУ по работе с общественностью» Модеста Карловича — руководителя «Могучей кучки» и от имени Геббельса Адольфа Виссарионовича, поставил соответствующую задачу. «Сигналы от трудящихся» о сомнительных «революционных» заслугах Ягодки — в этот раз должны идти в две инстанции: кроме «Рабкрина» — в само ОГПУ, конкретенее — Дзержинскому, Менжинскому, Меиру Абрамовичу Трилиссеру — Начальнику Иностранного отдела ОГПУ (ИНО ОГПУ)…
Однако, я весь в сомнениях: Дзержинский — шибко занят, Менжинский — ленивый лодырь, а Трилиссер — одной «породы» с Ягодкой и, в данный период времени — они вовсе не обязательно в «контрах» меж собой.
Да и при любом раскладе, чтоб начало действовать — нужно время!
А времени у меня нет…
Поэтому кроме того, дал особое задание Гешефтману — не так давно поступившего в Особую дивизию ОГПУ:
— Миша! Ты Якова Блюмкина помнишь?
— Того жидовчика?
— Миша!
— Извиняюсь… Того еврейчика — которого ты опустил в «Стойле»?
— «Опустил»? Да мы с ним даже в сортир вместе не выходили! Так… Морально нагнул. Короче, помнишь, да?
— Конечно, помню, — Миша, еле слышно скрипнул зубами, — я почему-то — каждого из их племени, навсегда запоминаю…
У каждого свои «скелеты и тараканы», поэтому больше не обращая внимания на его юдофобию:
— Кажется, нашего общего знакомого в Москве нет — иначе бы он обязательно засветился среди поэтической тусовки, в «Стойле Пегаса». Однако, в столице проживает его кузен — Аркадий Максимов, он же Айзек Биргер…
Внимательно слушает, слегка скосив глаза куда-то в сторону.
— … Он, работник ОГПУ и возможно — по поручению Генриха Ягоды следит за Борисом Бажановым — Секретарём Центрального комитета. Запомнил?
— Угу.
— Постарайся найти его и, как можно крепче сдружиться — но не попадаясь на глаза Блюмкину, если тот вдруг вернётся.
И ещё, подумав:
— Слушай Барон… Конечно, понимаю — опасно, но надо как-то взять «под колпак» Куйбышева. Где проживает, где бывает, много ли пьёт и имеется ли любовница. Найди из своих — пару беспризорников понадёжнее и действуй.
Тот, с присущим всем двуногим любопытством:
— Какую-нибудь многоходовочку мутишь, Ангел?
— Много будешь знать, Миша, — щёлкаю его по кончику носа, — быстро состаришься!
— И плохо буду спать.
Щёлкнув ещё раз по носу:
— Вот видишь! Всё понимаешь, а спрашиваешь.
[1] Каменный Мавзолей будет закончен только в 1930 году. В саркофаге Мельникова же, мумия В. И. Ленина будет находиться в вплоть до эвакуации в 1941 году.
[2]Каннер нередко упоминается в воспоминаниях Б. Бажанова, бежавшего на Запад бывшего сотрудника Секретариата ЦК РКП(б), как один из наиболее доверенных сотрудников Сталина в начале 1920-х г… Каннера обвиняли в исполнении наиболее щекотливых поручений, например, в убийстве Э. Склянского, заместителя Троцкого по РВС.
Глава 4Берлинский инцидент
«Крепко подружиться», в понимание Давида Леймана означало прицепиться «банным листом» и не отлипать.
Я его с первого же взгляда невзлюбил, хотя и умело скрывал эту личную неприязнь. Наоборот, если посмотреть со стороны: идут два лучших — хотя и предпочитающих дружить молча, друга. Слава Богу, в отличии от того же Блюмкина — не болтливый «репей» попался, а то бы я завел его в самый дальний безлюдный сортир и там пристрелил, нах…
А потом — пусть со мной что хотят делают!
Познакомил Давида со своими двумя архитекторами и, началась — казалось бы бесконечная подготовка к загранпоездке.
На сборы, на оформление загранпаспортов, визы и всего такого прочего, у нас оставалось чуть менее недели. За это время, пока готовились загранпаспорта и визы, в Наркомате иностранных дел — куда наша «великолепная четвёрка» ходила как на работу, нам настойчиво внушали — что мы являются бойцами великой армии строителей социализма, отправляющихся во вражеское окружение. Находясь на территории врага, мы должны являть собой образец скромности, стойкости перед искушениями буржуазной среды и преданности пролетарскому долгу…
Бла, бла, бла…
Но время провели в общем-то с пользой!
За это время мой руководитель секретной миссии успел переодеться в культурно-европейское и, стал выглядеть уже не как древне-библейский беспредельщик Голиаф — а как голливудско-культовый Арни Шварц из нашего светлого некоммунистического будущего.
Ещё б ему чёрные очки вместо этих круглых «стекляшек» — не отличишь от молодого Шварцнеггера, в самом начале его актёрской карьеры!
За это время я его достаточно хорошо изучил, полностью изменив свое мнение об этом человеке. Это, не тупой «шкаф» — посланный выбивать долги, а довольно умный, осторожный и очень опасный человек — намеренно скрывающий свою сущность за личиной недалёкого увальня, со сдвигом на почве марксизма.
Тем более и языки, оказывается, знает.
— Давид! Как будет по-немецки: «коммунист»?
— «Kommunist»!
Ну, а что говорил? Чешет, как по-писанному!
— А как «Коминтерн»?
— «Komintern».
— Рот фронт?
— «Rot front».
Только диву давясь:
— До чего же наши языки схожи! А как будет: «Не бейте меня и дайте покушать»?
— «Schlag mich nicht und lass mich essen». Ты мне уже надоел, заткнись!
Чешу в затылке:
— Не… Лингвистические различия всё же имеются.
Неимоверно-жутчайшая круть и лингвистические способности моего Большого босса — выяснилась после первого же покушения, устроенного мной на него через Барона.
Нанятый тем уголовник в линялой тельняшке под кургузым — видно с чужого плеча пиджачком, не успел даже как следует замахнуться ножом — как был прямо на моих глазах обезоружен и скручен. Выматерившись на совершенно неведомой мне фене, Давид заломил ему руку — к чуть ли не затылку и, почти спокойным голосом спросил:
— Кто послал?
Тот, враз заверещал жертвенным поросёнком:
— Я его не знаю! Сунул сотню и показал тебя! Сказал: «Пырни этого жида пером в жопу и убегай — получишь ещё столько же».
Тот задумчиво глядя на меня:
— Кто бы это мог быть?
— Богом клянусь — я его не знаю, — злоумышленник от боли, уже волком выл, — отпусти, кореш — ты мне сейчас руку сломаешь!
Чуя беду, не дожидаясь вопроса: «для чего, кому это выгодно?», предложил было:
— Давай отведём его в милицию, Давид? Там, враз расколется: «МУР» есть «МУР»!
Машет головой:
— Больше чем знает, он не скажет.
И довольно ловко свернул этому бедолаге шею — благо вокруг было довольно безлюдно, а проходившие редкие прохожие сделали вид, что ничего не видели.
Такое, простому человеку доводится видеть не часто — а я так, вообще — вижу в первый раз… Поэтому тут же на месте «вытошнил» весь обед — упав в глазах руководителя операции, сразу на несколько пунктов:
— Да ты слабак оказывается, товарищ Свешников. А говорил — воевал, в польском концлагере сидел…
Вдруг, схватив за грудки, подтягивает к себе и уставившись чёрными как дуло пистолета зрачками:
— Название концлагеря, быстро!
Первое, что в голову пришло:
— Биркенау!
— Где это?
— Близ Освенцима!
Рисунок 5. НЕ ЗАБУДЕМ, НЕ ПРОСТИМ!!!
Польский концлагерь для пленных красноармейцев. По приблизительным прикидкам, в подобных лагерях смерти было зверски замучено от 50 000 до 80 000 человек.
В принципе, всё верно: прежде немецко-фашистского для евреев — в той местности находился польско-демократический концлагерь для пленных красноармейцев, с практически теми же порядками. Разве что без газовых камер и крематориев для сжигания трупов по причине технической отсталости.
— Комендант?
Польские фамилии тяжело запоминаются, поэтому вместо настоящих военных преступников — которым место только в Катыни, называю первые на ум пришедшие:
— Капитан Лех Валенса! Этот, платил часовым по три сигареты за каждого убитого красноармейца.
— Офицеры?
— По фамилии знаю одного лишь братьев Качинских — оба поручики. Старший, любил наказывать розгой из колючей проволоки, скотина, забивая насмерть… Младший, заставлял руками выгребать дерьмо, а отказавшихся — пристреливал.