Как их там, мать их так?
Фрэнки Костелло, Лаки Лучано, Аль Капоне, Фредерика Феллини, Фрэнсис Альберт Синатра…
Затем, Давид предложил нам сходить в «весёлый дом», типа на экскурсию:
— Посмотреть, как буржуазия морально разлагается.
Но мы с архитекторами дружно отказались:
— Буржуазия, «разлагается» точно так же, как и пролетариат — максимум в три естественных «отверстия».
Ну и так — пошатались до вечера по столице Веймарской Республикой — архитектуру, людей посмотрели, себя показали. Как раз не так давно, немцы «голосами домохозяек» — выбрали президентом небезызвестного Гинденбурга, который через восемь лет назначит канцером Гитлера.
Дык, они ж не знали!
Ну, что сказать?
Мне Берлин очень понравился!
Чистенько, опрятненько, аккуратненько… Народ одет хорошо, недостатка продовольствия не чувствовалось. Хотя, проигравшая мировую войну Германия переживала далеко не лучшие времена — но даже берлинские трущобы, по сравнению с центральными московскими жилыми кварталами — выглядели гораздо выигрышней. Не так давно выданный немцами кредит в 300 миллионов золотых марок, для закупок Советским правительством машин и оборудования для заводов и фабрик — тоже о многом говорит.
Такое ощущение, что проигравших — кроме нас нет…
Особых проблем с языком не было. Александр Александрович Прасолов, по-немецки понимал — хотя и «с пятое по десятое» и, даже Давид Лейман — вполне сносно общался с местными на какой-то татабарщине.
Лишь ваш покорный слуга ходил дурак-дураком, со скуки встревал со своими компьютерными американизмами в разговоры или читал вслух часто попадающиеся вывески на русском.
Да, да!
Однако, даже не зная дойче шпрехе — в Берлине не пропадёшь.
Этот город, а вовсе не Париж, в этот самое время — считается «столицей» русской эмиграции. Всюду слышится родная речь и даже довелось по этому поводу иметь удовольствие слышать такой анекдот, в переводе:
'Встречаются два наших:
— Ну, как тебе Берлин?
— Отличный город, но два недостатка.
— Это какие же?
— Слишком много немцев и они всё ещё плохо говорят по-русски…'.
Зацепился тут с одним в котелке и нафабренными усами, который явно намекая на Леймана, запел было о «жидовском засилье» в России — которую они потеряли.
А я, чуть не за грудки хватая:
— Ну, а что поделаешь коль те, кто должен был править Россией и защищать «мышцей бранной» русский народ — русские аристократы, все эти Голицыны да Оболенские — ещё до Революции разбежались по Парижам? Свято место не бывает, господин без Отечества! Так что, скакал бы ты лесом — пока я тебе в бубен не зарядил…
Мда… А ведь перспективы, с помощью русской диаспоры в Германии, в 20-е годы — несколько подкорректировать будущую историю, были просто блестящие. Но мы их как всегда — торжественно просрали.
Кстати, о «перспективах», пусть и не столь радужных.
Мне через день, через Фрица Юнгера — назначена встреча с Председателем «Межрабпома» Вилли Мюнценбергом. А этот Давид-Голиаф, за мной как привязанный ходит.
Как бы и, мне «не просрать», а?
А что же делать, то?
Никого из берлинской шпаны я не знаю, «грибной порошок» его не берёт…
Терминатор из жидкого металла, иттить его мать!
Вдоволь нагулявшись, ещё пару раз поскандалив-поругавшись с нашими бывшими соотечественниками по идеологическим причинам, просто со скуки, иль из хулиганских побуждений — уставшие и довольные возвращаемся в отель, чтоб поужинать и отправиться по своим камерам… По номерам, то бишь — отдыхать до утра лёжа.
Настроение у меня, я бы не сказал — что шибко «ахти», но тут…
Вроде ресторан — а одни лишь «парочки», свободных женщин нет и, некому «присунуть» — поднимая собственную самооценку и вместе с ним настроение.
Смотрю, а наш кучерявенький оказывает знаки повышенного внимания официантке в ресторане при отеле — молодой белокурой немочке, чем-то похожей на Мерилин Монро. Такая глупенькая, болтающая всякую ерунду милашка — от которых, обычно без ума мужики.
Сидим за столиком вдвоём с архитектором, не торопясь кушаем, изредка делясь впечатлениями об насыщенном событиями прошедшем дне. Внимательно наблюдаю за развивающимся, прямо на глазах, романом и подумываю о групповушке.
Интересно, интересно: наш то «Терминатор» оказывается — на поверку оказался живым человеком, которому ничто не чуждо!
А что же чистокровная арийка?
По некоторым признакам — наш ухажёр вызывает у неё лишь одну лютую неприязнь. Но она не может прямым текстом отшить клиента — видимо опасаясь за своё рабочее место. Тоже не открытие: гостиничный бизнес и проституция — сиречь синонимы. Даже если и не заставляют «ноги раздвигать» — ты должна привлекать клиента, а не отталкивать…
Иначе, для чего мы тебя такую красивую на работу взяли?
Впрочем, на мой взгляд — пока всё в рамке приличий, даже за задницу её — в отличии от постояльцев, не лапает. Заметил я уже такой местный обычай.
Но, вот немец за соседним столиком — вся морда в шрамах, должно быть ветеран войны, так не считает и, от злости кусает губы.
Определённо, он очень сильно не любит евреев!
Наш Просолов — тоже туда же, то и дело бурчит:
— Привыкла эта публика к вседозволенности.
Я, со смешком:
— Александр Александрович! Давайте завидовать молча. Люди молодые, взаимно-привлекательные — как-нибудь сами разберутся в своих отношениях.
Немец угрюмо сопит, Прасолов опять за своё:
— Да, что он себе позволяет?
— Александр Александрович, успокойтесь! Не насилует же он её в конце концов.
Немец за соседним столиком, оказывается, немного понимал по-нашему: видать морду — ему «покарябали» где-то на Востоке:
— Пусть попробовать! Deutschland, das ist nicht Russland! Управа быстро auf diesem jüdischen Schwein найдёт!
«Так, так, так… — соображаю, — ага».
Эврика!!!
Не всё ещё потеряно: есть ещё у меня одно — последнее, но очень действенное средство. Похлопав по карманам:
— Сан Саныч! Я Вас на минуту оставлю. Кажется, портмоне в номере оставил…
— Не извольте беспокоиться, я заплачу за Вас.
— Извините, но с детства приучен — не разрешать расплачиваться за себя взрослым мужчинам!
Впрочем, когда несколько задержавшись, я вернулся из номера за столик — архитектора, уже след простыл. Возможно, закончив с ужином — он решил посетить «комнату для мужчин», чтоб потом до утра не вставать.
Еврей-переросток же, всё также крутится возле предмета своего вожделения и, видно ждёт — когда клиенты постояльцы отеля разойдутся по номерам, чтоб приступить к более решительным действиям.
Доев, жду когда «Большой босс» проголодается — когда инстинкт самосохранения перевесит «основной» инстинкт. Его ужин почти не тронут, а ведь за него деньги плачены.
Его деньги, между прочим!
Наконец, «натура» взяла своё и, вновь усевшись на своё место — тот буквально в один присест смёл всё со своей тарелки и вновь умчался к своей «белокурой бесовке».
Ну, что? Дело сделано и, пора идти баиньки…
Проснувшись утром, зевая и потягиваясь выхожу, нахожу Прасолова и поздоровавшись, спрашиваю:
— Мне привилось или ночью действительно был какой-то шум?
— Ну и сон у Вас, Серафим Фёдорович — я прямо завидую! Я Вас уж и тормошил, и…
— И, всё же?
— Представляете, ваш жидовчик…
— Фи, Александр Александрович! Не уподобляйтесь старорежимного околоточному надзирателю с Крещатика.
— Ну, а как ещё назвать вашего знакомого? Зверски изнасиловавшего официантку? Великодержавным русским шовинистом, что ли?
Напрягаю извилины, морщу лоб:
— Это он ту — беленькую?
— Да, её!
— Одобряю выбор! А почему сразу «изнасиловал»? А может, у них… ЛЮБОВЬ!!!
— Вот именно, что изнасиловал, — того трясёт как при лихоманке, — причём — зверски! Привыкли у нас, понимаешь к вседозволенности…
— Зачем сразу думать о самом плохом? Может это — провокация германской военщины? Британской разведки? Эмигрантских белогвардейских организаций? Масонов, наконец⁈
Психует:
— Серафим Фёдорович! Вы — умный человек, но иногда… Как будто бредите!
По его словам, преступление было совершенно — чуть ли не на глазах у почтенной публики.
Сперва, более-менее адекватно ухаживающий за девушкой постоялец — казалось бы, в один момент сошёл с ума!
Затащив жертву в подсобное помещение, он сорвал с неё одежды и рыча принялся за своё «чёрное» дело. На крики прибежали люди — которым с большим трудов оторвать насильника, до последнего пытавшегося продолжить коитус:
— Его так и увезли в полицию — рычащего, голого… С эрегированным пенисом! Представляете, Серафим Фёдорович?
Мотаю головой, протестуя:
— Нет, не представляю. И даже не хочу этого представлять!
«Разве что с Кисой разок так попробовать, в нашей „ролёвке“? Всего пару ложек из пузырька и, пока у меня — „в ноль“ не „сточится“, а у неё — пополам не треснет… Бугагага!».
— Девушку увезли на «карете скорой помощи»… Совершенно голую… Окровавленную… Боже ж, ты мой… Он её чуть не порвал — зверь, истинный зверь!
'Блин… Определённо передоз!
Однако, попробуй рассчитай правильно дозу «Пролетарской стойкости» для такого бугая — не имея нужных навыков ни в химии, ни в фармацевтике!'.
— Мда… Нехорошо получилось.
— Так, ваш знакомый ещё и немца искалечил.
Ну, а это — вообще хорошо и, даже — очень прекрасно!
— Того, со шрамами? И насколько сильно? Часом не убил — с него станется…
— Челюсть сломал и четыре зуба одним ударом выбил.
Пилять, от Давидки я ожидал большего…
Слабак!
— Ничего страшного! До Второй мировой — как на собаке заживёт.
— Что Вы сказали? До «Второй мировой…»? Войны⁈
— Да, так — мысли вслух. Не берите в голову, Александр Александрович.