ники!
Из-за спины выпавшего в осадок офицерика, какой-то субтильно-инфантильный на вид молодой человек, излишне пафосно-радостно воскликнул:
— Пусть будет «оккупация», лишь побыстрей вернуться домой и увидеть комиссаров — развешенных на фонарях. Кто встанет во главе России?
Недоумённо пялюсь, как баран на крашенные ворота:
— Какой «России», панове? Не будет больше никакой России — забудьте это слово. А все болота от Смоленска до Урала, будут называться так — как назывались до вашего Петра-Сифилитика… МОСКОВИЯ!!!
Тот, в растерянности:
— А кто встанет во главе Московии? Великий князь…
Его перебили:
— Никакой монархии! Судьбу обломков Империи будет решать Учредительное…
В свою очередь:
— К чёрту «Учредиловку»! Только генерал Кутепов, РОВС и военная диктатура!
— Генерал Миллер…
— К ЧЁРТУ!!!
Ну, понеслась жара!
Дождавшись, когда они все изрядно перелаявшись, хоть немного остынут и вновь обратят взор на меня, пьяненько расхохотавшись прямо им в лица:
— Хахаха!!! Ну и дураки же вы все, панове!
— А кто же тогда? — недоумённо переглядываются, — оккупационная администрация?
— Да, те же комиссары и встанут во главе Московии, Татарии, Сибири и прочих «украин» — территориальных образований на месте прежней «тюрьмы народов». Они уже доказали, что умеют меж собой договориться и хоть как-то — да управлять этой дикой территорией. А вот, вы господа — нет!
Эффект — буквами-словами не опишешь.
И даже цифрами в двоичном коде… Как будто, все разом застыли — будто фрукты-овощи под азотной заморозкой.
Обвожу всю толпу хмельным взором и, с видом «что у трезвого на уме, у пьяного — на языке», бомблю дальше:
— Самые умные из большевистской верхушки, которые давно поняли — что никакой «мировой социалистической революции по Марсу и Энгельсу» не будет. Которые, уже привыкли к высокому положению, к «праву сильного», к роскоши… Которые, чтобы сохранить свой «статус-кво» — уже давно работают на Совет Антанты. Остальных, да — мы будем иметь удовольствие видеть «на фонарях».
Народ безмолвствует…
— А вы, что? Думаете, зря или по своей дурости комиссары — Россию на республики поделили, да какой-то непонятный «Союз» создали?
Палец в потолок:
— Нет, не зря и вовсе не по дурости… А по плану генерала Макса Гофмана! Чтоб, нам потом легче границы оккупационных зон делить.
Помолчав, наслаждаясь произведённым эффектом, и:
— Думаете, зря большевики через свой Коминтерн русское золото на Запад сплавляют? Думаете, это они так «мировой пожар» разжигают? Не угадали! Репарации нам — ещё до войны выплачивают, да индульгенции себе во спасение покупают.
Помолчав, пошатываюсь:
— Ещё немножко подождём — когда комиссары у мужиков землю забирать начнут, их самих сгоняя в сельскохозяйственные коммуны и начнём… Год или два ещё и, нет никой России… Ни красной, ни белой…
Довольно-таки изрядная толпа переглядывается и перешёптывается:
— Так получается, пан, все большевистские комиссары — сидящие в Кремле, работают на Совет Антанты⁈
С досадой цокнув языком:
— В Кремле? Нет, панове — далеко не все, к огромному сожалению. Тогда бы, вообще без единого выстрела всё получилось: войска НАТО вошли бы на территорию бывшей Российской Империи — по приглашению Совета Народных Комиссаров. А вот в Коминтерне и на Лубянке — как бы, не больше половины «наших». В так называемых «союзных республиках» — почти все народные комиссары, всё руководство национальных компартий поголовно. После оккупации, они все останутся в своих креслах и будут править — лишь слегка исправив «вывеску». Ну, например: из просто «коммунистических» — став «национал-коммунистическими»… Или — «мусульманско-коммунистическими», «тюрко-коммунистическими». Всего-то одно слово добавь — а как оно весь смысл меняет, панове!
Наконец, кто-то недоумённо задал общий вопрос:
— А как же мы, господа? Где наше место?
И тут я их, как холодным душем:
— Ваше место возле параши, панове!
Насладившись произведённым эффектом, поясняю:
— А зачем вы нужны России и тем более — её огрызкам? Вы плохо управляли той Россией, ещё хуже воевали в Японскую и Мировую войну — больше в плен сдавались. Вы плохо воевали в Гражданскую войну — больше по парижам отсиживались. Вы останетесь там — где есть, панове! Париж, Берлин и Харбин — уже привыкли к русским швейцарам, таксистам и шлюхам.
Не заметил, как звенящая тишина сменилась угрожающим гулом — как растревоженный пчелиный рой, при попытке Вини-Пуха стырить мёд. В воздух взметнулись трости и зонтики. Толпа, человеческих особей в двадцать — в коей наблюдались и крайне возбуждённые дамы, надвигается на меня как стая рыжих собак на Маугли. Журналистов с коих всё началось — нигде не видно, первым вплотную подскакивает офицерик с гвардейскими усиками. Левой рукой хватая меня за грудки, а правой с зажатым канделябром — с хищным прищуром целясь мне прямо в «табло»:
— Ах ты, куРва пшекская!
Так, меня ещё никогда не оскорбляли и, взревев боевой шляхетский клич…:
— Пся крев!
…Опередив буквально на мгновенье, лбом бью его в переносицу — брызги крови на моё лицо и сопли в стороны, а перехваченным канделябром — отмахиваюсь от ещё двух взбесившихся эмигрантов с тростями.
Вспомнилось ещё одно ругательство из популярного в моей юности польского фантастического фильма:
— Курва матка!
В меня полетели предметы сервировки столов вместе с их содержимым. Метнув боевой подсвечник в толпу — чтоб выиграть время, хватаю столик и прикрывшись им как щитом — пытаюсь пробиться на выход.
Тщетно!
Разворачиваюсь и запрыгнув на соседний столик…:
— Ще польска не сгинела!
…Метаю свой столик в окно и, почти вместе с ним и брызгами стёкол — выпрыгиваю наружу. Умудрившись остаться на ногах, несусь как олень по какой-то там Авеню, за спиной слыша всё более и более отстающий топот и, крики:
— Держи чёртова ляха!
Смотрю, а впереди бегут со всех ног ещё двое… А эти что натворили, интересно?
Поравнялись, пригляделся — да это ж мои журналисты!
Куда это они так быстро? Неужели в редакцию журнала «Современные записки»?
— «Динамо» бежит, панове? А «Трудовые резервы»?
Ну, что вам — трудно ответить: «Все бегут!»?
Молчат, пыхтят, дико косясь… Ну, да ладно — мне с вами всё равно не по пути.
Сворачиваю в ближайший же переулок и был таков.
Моё дело — «прокукарекать», а там — хоть не расцветай!
Вот жаль только — шляпу свою в стиле «а-ля Аль Пачино», пролюбил…
Операция «Вброс дохлой кошки» продолжается.
К моменту моего приезда в Париж, Советское посольство и особенно Торгпредство в нём — напоминало, если не Ноев ковчег с его парными скотами — то Вавилонскую башню после смешения языков, это точно. К моменту образования СССР и, даже несколько позднее — каждая из республик пыталась вести свою собственную внешнюю политику и торговлю и, в почти каждой из них имелся свой Наркомат иностранных дел.
Когда же после подписания союзного договора, это явление обозвали «национал-уклонизмом», а саму прерогативу отдали общесоюзному Наркоминделу под началом товарища Чичерина — всех этих «суверенных» дипломатов, потребовалось куда-то срочно пристроить — чтоб на своих национальных украинах не барагозили. Вот их и распихали по советским посольствам представительствам за рубежом. Дольше всего за «национал-уклонизм» держалась Украина и Грузия. Вот их «дипломатов» и, было больше всего в Советском посольстве во Франции.
Толку от них никакого, зато и вреда меньше — оставайся они «дома» со своим местячковым сепаратизмом.
Вообще, у меня такое ощущение… Говорил, уже или нет?…Что дипломатия в Эпоху НЭПа — как сельское хозяйство в Эпоху Застоя. Место почётной ссылки для проштрафившейся партноменклатуры.
Вот, к примеру, уже этой осенью, вместо Красина на посту Чрезвычайного и Полномочного — будет назначен Раковский. Этот, хотя и по происхождению болгаро-румын — но такая «незалежная свыдомятина», что хоть счас записывай в Небесную сотню и немедленно отправляй на Майдан.
Позже, здесь же побывают на различных должностях такие одиозные личности и будущие жертвы сталинского режима, как Валериан Довгалевский, Георгий Пятаков, Буду Мдивани и прочие им подобные…
Здесь можно привести слова доктора Геббельса по поводу министерства иностранных дел Третьего Рейха:
«Большего скопища самых гнусных личностей, я никогда не видел».
Вот, вот! Не в бровь — а в глаз!
И точно такими же словами, как состояние сельского хозяйства при «развитом социализме» — про возглавляемую гомосеком Чичериным советскую дипломатию «Лихих 20-х», можно смело сказать:
Она лежит на боку.
И у меня сложилось такое ощущение, что легче, проще и гуманнее — было бы пристрелить эту «клячу», чем попытаться заставить её скакать!
Однако, всё это была присказка, сказка будет впереди…
Нашим бывшим соотечественникам ничто человеческое не чуждо, поэтому кроме серьёзной прессы — типа вышеперечисленных печатных изданий, в Париже существует и так называемая «жёлтая» или «бульварная».
Её представители любят собираться тоже на Монмартре, но с другой стороны холма. Здесь тусуется множество местных и наших же художников-эмигрантов, покупающих их картины американских туристов и просто лиц «вольных» профессий — ищущих на чём подзаработать.
Небольшие кафе стоят рядами — только вывески в глазах мелькают, когда идёшь мимо. В одних пиликает гармошка и слышится французский шансон, в другом — бренчит «шестиструнная», под которую поются русские романсы.
«Сквозь чугунные перила ножку дивную продень…», «Отвори, потихоньку калитку…», «Уж давно отцвели…».
Хм, гкхм…
Ни разу не попалось песня «про поручика Голицына и корнета Оболенского» или что-нибудь ей подобное. Может, обогатим русскую зарубежную литературу «Госпожой удачей» из «Белого солнца пустыни»? «Господа юнкера, кем вы были вчера…», «Господа офицеры, голубые князья…»?