Тот, прижав руку к груди, горячечно залепетал:
— Я не хотел! Это они… И Анисимова… Этот, ваш подстрекал!
— Федька-ассенизатор?
— Да, он!
Понимающе кивнул головой:
— Понимаю: гиперактивность тупых исполнителей — неправильно тебя понявших. Но, сейчас речь не об этом…
Достаю из папки листочек с печатью:
— Возьми, ознакомься с законом.
Пока тот, обдирая глаза об параграфы — пытается включить «соображай», я ему разжевываю и вкладываю в уши:
— Ты чистосердечно каешься, сдаёшь всю контрреволюционную организацию в целом и каждого её члена в частности, даёшь показания на её идейного вдохновителя и указываешь источники финансирования. А правосудие за это, распространяет на тебя «Закон о защите свидетеля»… Про такой закон, тоже ни разу не слышал?
— Нет.
Подсовываю другую «гербовую» бумагу:
— … Получаешь новые документы на другое имя, чистую биографию, немного «подъёмных» и сваливаешь куда подальше…
Последние сомнения я развеиваю «свёрточком» от Погребинского, полученным в Москве:
— … Здесь всё вышеперечисленное. Лично я рекомендую Ташкент — там сытно, тепло и, мухи цеце не кусают. Там тебя никто не знает и не достанет. Как устроишься, а здесь всё устаканится — вызовешь семью.
Единственное, что в этом уроде осталось человеческого — это отличный семьянин, примерный муж и любящий отец двоих детей. Его супруга вот-вот должна родить третьего: видать, этим можно объяснить — но не оправдать захват дома Отца Фёдора.
Решил свить уютное семейное гнёздышко!
Но не мной было сказано: не строй себе счастье на несчастье других…
— Так, что?
Тот, почти радостно:
— А кто «идейный вдохновитель»?
— Погребинский. Он же — «источник финансирования»: обкладывает данью частников и кооператоров, создал банду грабящую государственные склады и, на приобретённые таким образом средства — ведёт активную антисоветскую деятельность, готовясь свергнуть народную власть. Так, что?
Практически не раздумывая больше:
— Я согласен! Дайте мне…
Даю ему чернильницу с ручкой, несколько чистых листков и один уже заполненный:
— Здесь всё готово. Осталось переписать, поставить дату — сегодня двадцать седьмое октября и расписаться.
Когда работа была окончена и уже бывший Начальник Ульяновского отдела НКВД, изнеможенно откинулся на спинку стула, прямо рукавом гимнастёрки вытирая пот со лба, я внимательно перечитал его «чистосердечное» признание и удовлетворённо кивнув, громко крикнул:
— Фриц, заходи!
— Да, да…?
— Делайте, как условились.
С готовностью:
— Яволь, герр Шеф!
Немец мгновенно накинул удавку на шею и слегка придушил болезного, пока «ассистенты» удерживали того от излишне резких движений. Я же в это время заскочил на стол, снял лампу и взамен накинул на массивный кованный крюк тонкую — но прочную пеньковую верёвку, предварительно щедро натёртую простым совдеповским хозяйственным мылом.
— Давайте его сюда, камрады! Шнель, шнель!
Буквально пара секунд и, хрипящий «Гражданин начальник» — оказался «танцующим» на цыпочках на собственном столе, судорожно пытающимся руками разорвать душившую его петлю. Из выпученных по-жабьи глаз на багрово-синюшнем лице — катились крупные, как у плачущей лошади слёзы, а из штабных галифе…
— ФУ!!! Это что надо жрать и сколько, чтоб так предсмертно вонять⁈
Фриц, озадаченно посмотрев на это:
— Das Dingsbums… Это надолго, Шеф!
Я, брезгливо морща нос, согласился:
— Да, нехорошо получилось…
Длину верёвки неправильно рассчитали, так нас всех и перетак.
— … Дык, ладно я, ну а вы то куда смотрели? Мне порекомендовали вас троих, как опытных в подобных делах.
— Нам не приходилось делать этого раньше, Шеф.
— Эх…
Привыкли поди — взрывать, стрелять, да резать во время Великой войны. Эх, мне бы парочку наших казачков — уставившими «глаголями» все польские да галицийские еврейские местечки в тот же период…
Да, где ж их взять?
Повывелся ныне казак на Руси!
Вот и этот, вроде мужик боевой и всякие виды видевший — а стоит, как Валаамова ослица и нерешительно спрашивает:
— Помочь ему?
— В смысле? «Отходняк» прочитать?
— Если за ноги потянуть — быстрее умрёт.
Выходя из кабинета, я безразличным голосом:
— Как хочешь, «помощник». Только смотри в его дерьме не измарайся — мне с тобой ещё сегодня работать. И не забудь его табельный «Наган» назад в кобуру вернуть, как «успокоится».
Повеситься, предварительно утеряв табельный ствол — это будет весьма канифольно выглядеть.
Зашёл в соседний кабинет, где освобождённые из застенков командиры «Вагнера» Васильцев и Купцов, ещё несколько человек командного и преподавательского состава «Полицейской академии», писали — но уже не «чистосердечные признания», а заявления.
Почувствуйте разницу, как говорится!
После так сказать «изменения гражданского состояния» — вполне естественные бурно-радостные «обнимашки», со слезами на глазах. «Полапав» их — стараясь не задевать отбитые рёбра и, дав «полапать» себя — читаю затем их «бумаготворчество» и, внимательно разглядывая «слегка помятые» во время допросов лица, делая замечания по сюжету:
— А разве следователи, во главе с Начальником отдела — не понуждали вас присоединиться к антисоветскому заговору и, убить товарища Жданова и всех коммунистов в Нижнем Новгороде? А потом дождаться нашествия интервентов и на Москву вместе с ними пойти? Чтоб, по петровскому принципу: «где зубец — там и стрелец», развесить комиссаров на кремлёвской стене?
Те переглядываются в полном обубуении, но едва ли не хором:
— Принуждали!
— А разве они не зверски убили на ваших глазах двух молодых комсомольцев, чтоб вы были сговорчивее?
— Убили!
— А разве они не стращали тем, что в случае отказа — расправятся с вашими семьями?
— Стращали!
— Но вы стойко держались, не изменяя делу Ленина и пролетарской революции?
— Держались!
Тычу пальцем в бумагу:
— А почему в бумаге не указано? По вашим объяснительным, можно понять — что весь свет сошёлся клином на каком-то Серафиме Свешникове… А кто это такой? Да, никто по сравнению с товарищем Ждановым и Мировой революцией! Про него можно вообще — лишь вскользь упомянуть, не велика цаца.
Чешут в затылках:
— Понятно…
— Ну, раз понятно — немедленно переписать!
Почему всё так легко получилось? Практически захват власти в отдельной волости?
Пока я отсутствовал, моей службой безопасности распускались слухи, что «Контуженный» вернётся и, причём не просто так — а на «белом коне». Почти все в это верили, а кто не верил — предпочитал на всякий случай помалкивать в тряпочку.
Ну, а то, что нашлось полтора десятка гиперактивных идиотов во главе с Федькой-ассенизатором…
Так, что с идиЁтов возьмёшь?
По моему возвращению, тут же был пущен слух, что я действую по прямому распоряжению главы Нижегородской губернии — в который все поверили, буквально на счёт «раз».
А попробуй не поверь в это!
Коль со мной были Анисимов, Брат-Кондрат и другие комсомольцы — выходцы из Ульяновска… С ними — решительно настроенные бойцы из «Ударных отрядов по борьбе с хулиганством» (УКО) и трое «воинов-интернационалистов» со зверскими рожами.
По этому поводу народная мудрость гласит:
«Кто палку взял — тот и капрал».
Большинство милиционеров Ульяновска — которых я знал ещё со времён операции по разгрому прорвавшейся с Дона банды и, которые ещё не забыли — как я спас их души от почти стопроцентной гибели, не удивились моему появлению и охотно присоединились к операции «Не всё скотам масленица».
Ну, а там, надеюсь — словами Екатерины Великой:
Победителей не судят!
К восьми часам, после короткого митинга возле Управления, во время которого я поведал о раскрытом антисоветском заговоре — умело пристегнув его к происходящим международным событиям, ввёл чрезвычайное положение по городу и волости, а устами ульяновского народного судьи — было объявлено о самоубийстве нового Начальника отдела НКВД и провозглашено:
— В связи с чрезвычайно сложной обстановкой — всеми подразделениями НКВД, ведомственной, вневедомственной и транспортной милиции, школой подготовки и переподготовки, вплоть до особого распоряжения — будет руководить товарищ Свешников.
То бишь теперь, я — главный мент в Ульяновской волости.
Я же, уже своей властью — назначил трёх своих бывших заместителей начальниками Ульяновской вневедомственной милиции, «Школы подготовки и переподготовки рядового и младшего комсостава транспортной и вневедомственной милиции» — (ШППРМКТВМ) и «Особого проектно-технического бюро № 007» (ОПТБ-007) при Ульяновской исправительно-трудовой колонии).
На свои бывшие должности, то есть, временно бывшими занятыми «пришельцами».
Тут же были арестованы двое подручных назначенца Погребинского и, трое из четверых начальников силовых структур. Начальника невоенизированной охраны Ардатовского сектора НКПС, я трогать не стал: во-первых — он самый безвредный, во-вторых — находится в столице одноимённого уезда, где имеется своя «мафия».
Ладно, мне и этих троих хватит для громкого процесса.
Двоих подручных покойного, методом систематического избиения пытавших Васильцева и Купцова и, лично причастных к убийству двух бойцов «Вагнера» — ознакомившись с личными делами, решил до судебного процесса не допускать.
Нет, вовсе не из чувства мести… Вернее, не только из-за него.
Они мужики жизнью тёртые, «правильного происхождения», воевавшие за народную власть, заслуженные члены партии и так далее. Характером, по-крестьянски быковато-быдловатые и, на «сотрудничество» со следствием не пойдут. Поэтому, не допрашивая (у меня имеются подделки их корявого почерка с нужными показаниями) запер их в камере, а при этапировании в Нижний…