Таких тайн между Ангелиной и бабушкой существовало превеликое множество. Несостоявшаяся беременность, фактическое исключение из института, роман с темнокожим студентом, бабушкины исповеди, ее планы по отъезду из города.
Потом, конечно, общение значительно сократилось, но и годы спустя обе были скорее близкими подругами, чем просто родственницами.
Почувствовав присутствие кого-то рядом, Ангелина повернула голову и увидела Юрия, молчаливо стоящего чуть позади.
— Нож наточен, — лаконично доложил он. — Картошка на огне.
— Как ты догадался про нож? — спросила она, только сейчас обнаружив, что глаза у нее на мокром месте.
Задав вопрос, она поспешно отвернулась.
— Тупой, — ответил Юрий. — Но не я.
Ангелина невольно улыбнулась.
— Это я поняла, — сказала она, проводя мизинцем по ресницам. — Иди в дом, скоро есть будем.
— Будешь страдать в одиночестве?
— А вот это не твое дело.
Ангелина думала, что после этих слов он уйдет, но ошиблась. Юрий остался.
— Знаешь, — сказал он, — когда-то я тоже переживал похожее горе и тоже в одиночку. Много раз.
— И как будет дальше? — тихо спросила она. — Боль пройдет?
— Нет. Боль останется. Но сделается привычной.
— От этого станет легче?
— М-м. — Он покачал головой. — Но живут же люди без рук, без ног. Свыкаются. Плохо, но иначе уже все равно не будет, так что приходится приспосабливаться. То же самое, когда кусок души ампутирован.
Это было очень точно подмечено. Именно так себя Ангелина и чувствовала. Как будто из души удалили что-то жизненно важное. Осталась фантомная боль. К ней следовало помаленьку привыкать.
— Видишь сарайчик? — спросила она, показывая кивком на просвет в листве. — Бабушку нашли там. Среди граблей, лопат и всякой пыльной рухляди. Я им этого никогда не прощу.
— Я здесь из-за тебя, а не из-за твоей бабушки, — холодно напомнил Юрий и ушел с крыльца.
«Мерзавец, — подумала Ангелина. — Но предельно откровенный мерзавец. Никем не притворяется, ничего из себя не строит. Может быть, было бы лучше, если бы все люди вели себя так? Говорили то, что думают, а не то, что требуют приличия. Не улыбались бы тем, кому не хотят улыбаться. К врагам относились, как положено относиться к врагам… Скольких убил этот Ярышников в своей жизни? Скольких еще убьет? Но с ним мне спокойней и надежней, чем с так называемыми добропорядочными гражданами, которые прикрывают собственную трусость всякими моральными оправданиями».
Развернувшись, она вошла в дом. Не глядя на нее, Юрий крошил лук, чтобы высыпать его поверх нарезанных огурцов и помидоров. Ангелина тоже на него не глядела, но видела, благодаря особому устройству женских глаз. Прошествовав мимо, она поднялась по крутой скрипучей лестнице наверх.
Первая комната была отдана в распоряжение Юрия. Здесь стояла заранее застеленная раскладушка, неработающий компьютер, столь же бесполезный проигрыватель с колонками и телескоп на треноге, который Ангелине подарил один ухажер, полагавший, что подарки женщинам должны быть непременно эксцентричными. Выбросить трубу было жалко, а разбираться со всеми этими окулярами, зеркальцами и штативами было некогда, да и не хотелось. Поэтому телескоп был установлен на даче, как бы с целью наблюдать за луной и звездами, а на самом деле в виде бессмысленного и нелепого украшения слишком большой и слишком пустой комнаты.
При жизни бабушки пол был занят яблочной нарезкой, травами и чесноком, разложенными сохнуть на газетах и тряпках. Приехав сюда после похорон, Ангелина все сгребла в кучу, ссыпала в один мешок и отправила в мусор. Она не варила компоты из сушки и не занималась заготовками на зиму. Она была современной девушкой, стремящейся поменьше соприкасаться с пережитками первобытно-общинного строя. Но бабушку было жалко, и за нее нужно было обязательно отомстить. Как в незапамятные времена. Вспомнив, как Юрий Ярышников прорывался сквозь ворота, Ангелина усмехнулась. Этот мужчина разберется и с Котовым, и с его шестерками…
А потом возьмется за нее, за Ангелину. Может быть, даже потребует аванса.
Услышав шаги на лестнице, она зашла в смежную комнату и закрыла за собой дверь. Здесь было ее личное пространство. Приобретя злополучную дачу, Ангелина приготовила одну комнату для себя, чтобы проводить какое-то время с бабушкой. Завезла офисную мебель, ворох одежды, которой не пользовалась в городе, постель, ноутбук, даже беспроводной интернет подключила, хотя работал он здесь медленно и с перебоями. Получился гибрид кабинета, гостиной и спальни. Ангелина так здесь ни разу и не заночевала. Все откладывала на потом. А жизнь на потом не отложишь.
— Энджи? — послышалось из-за двери.
— Что еще за «Энджи»? — недовольно спросила она.
— Ну, имя Анжела тебе не нравится, — сказал Юрий. — А «Ангелина» как-то слишком пафосно. Вот я и решил переделать на английский лад. Была такая песня хорошая, «Энджи». Слыхала?
Как бы для того, чтобы лучше расслышать ответ, он взял да и открыл дверь.
— Стучать надо, — резко произнесла Ангелина. — А если бы я была раздета?
— На это я и надеялся, — сказал Юрий, остановившись возле книжного шкафа. — Но зря.
— Зря. В музыке я мало что смыслю и вообще хочу побыть одна.
— Я тоже люблю одиночество, — сказал он, листая растрепанный детектив. — Но ужинать предпочитаю в обществе красивой женщины. Пойдем? Все готово.
Ангелина почувствовала настолько сильный голод, что вынуждена была сглотнуть слюну, но внезапное упрямство, охватившее ее, заставило ее отвергнуть предложение.
— Сейчас я расскажу, что будет дальше, — сказал Юрий, беря другую книгу. — Я опять позову, ты опять откажешься. Снова и снова. Каждый раз тебе будет все обидней, потому что на самом деле ты очень проголодалась, но тебе будет казаться, что тебя недостаточно настойчиво уговаривают. Это как в детстве, когда, надувшись, отказываешься от мороженого, а потом злишься на себя, на родителей, на весь свет. Но уже поздно. Уговаривать перестали, мороженое съели без тебя. Ты этого добиваешься?
— Знаток детских душ, — съязвила Ангелина, отставляя ногу и переплетая руки под грудью.
— И женских, — добавил Юрий.
— А мужских?
— Мне своей вполне достаточно. С ней бы разобраться. Ты не носишь лифчик.
Переход был столь внезапный, что Ангелина решила, что она ослышалась.
— Что? — переспросила она.
— Лифчик. — Юрий показал пальцем. — Ты обходишься без него. Мне это нравится.
Она подняла руки чуть выше, прикрываясь.
— Если ты думаешь, что для тебя стараюсь, то напрасно.
— А для кого? — удивился он.
Его наглости и самоуверенности не было предела.
— Для себя, — отрезала Ангелина. — Не люблю, когда что-нибудь меня стесняет.
— Тогда спишь голой, — решил Юрий. — Комары не кусают?
— В наше время это не проблема. Есть масса приспособлений, отпугивающих комаров. Хорошо бы еще завести приспособления от…
Она не договорила, выразительно посмотрев на него. Юрий усмехнулся:
— По-моему, женщины мечтают о приборах обратного действия, — заметил он, не моргнув глазом. — Чтобы мужчины слетались, как комашки на свет.
— У тебя превратное представление о женщинах, — осадила его Ангелина.
Попыталась осадить, потому что Юрий покачал головой:
— Духи, голые ноги, макияж, прически. Женщины делают все, чтобы приманивать к себе мужчин. Часами полируют ногти и пятки, выщипывают волосы, терзают себя диетами. Только не говори мне, что вы занимаетесь этим из врожденного стремления к совершенству. Мы вам необходимы, как воздух.
— Не больше, чем мы — вам, — отрезала Ангелина.
Руки она незаметно для себя опустила, а когда опомнилась, не стала возвращать на место. Маечка на ней была не слишком тонкая, но и не чересчур плотная, в самый раз. Если кому-то интересно, пусть пялится. Ангелина ни от кого ничего не скрывает и скрывать не собирается. Вот такая она, смотри, Ярышников. А не нравится, проваливай к чертям собачьим!
Он повернулся, чтобы уйти. Ангелина похолодела.
— Эй! — окликнула она.
— Да? — отозвался он, пересекая комнату с раскладушкой и телескопом.
— Ты куда? — спросила Ангелина.
Не спросила, а брякнула. Более идиотский вопрос было трудно придумать. Внутренний холод сменился наружным жаром. Ангелина почувствовала, как ее щеки предательски разгораются.
— Я — есть, — ответил Юрий, начиная спуск по лестнице. — Приглашать во второй, третий и четвертый раз не буду, потому что без толку. Хочешь — присоединяйся, хочешь — капризничай, дело твое. Минуты три подожду, но не больше.
Его голова скрылась в лестничном проеме.
— Накладывай, — сказала Ангелина. — Я сейчас.
Минуты полторы она постояла у открытой балконной двери, делая глубокие вдохи и выдохи, а потом пошла вниз. Юрий встретил ее без преувеличенного восторга и язвительных усмешек, отчего Ангелине стало легко и свободно.
Прежде чем налить себе из плоской металлической фляги, он показал ее девушке и вопросительно приподнял брови. Она кивнула, стараясь не слишком греметь вилкой, так и мелькавшей между тарелкой и ртом. Они выпили без тостов и жеманства, которое часто сопровождает этот ритуал, проводимый малознакомыми мужчиной и женщиной, оставшихся наедине. Наполняя ее бокал, он словно предлагает ей повод отдаться, и она прекрасно понимает условия этой нехитрой игры. «Ах, ах, я такая пьяная, что не контролирую себя, пользуйтесь мной». А потом крик души: «Не виноватая я, он сам пришел!»
Классика жанра.
— Это шотландский виски, — сообщил Юрий, отвинчивая колпачок фляги. — Некоторые любят ирландский, но я предпочитаю скотч.
— Чем они отличаются? — вежливо спросила Ангелина, которой на самом деле было абсолютно все равно, какой виски пить, лишь бы в компании этого мужчины с не очень подходящей ему фамилией Ярышников.
— Ох, специалисты назовут как минимум десяток отличительных признаков, — сказал он. — А у меня один критерий оценки.
Он с удовольствием выпил и принялся забрасывать в себя дольки помидоров, перемежаемые огуречными кружками.