зал Летягин. — С таким не страшно одиночество.
Дама сбилась с шага, дернула шлею, заволокла кобеля в парадное, только тугие яйца блеснули. Стрела попала в цель. Женщины стыдятся одиночества, как уродства или проказы. Если бы еще кобеля отравить, было бы совсем замечательно, но Летягин был прагматиком, не склонным к пустым мечтаниям.
— Иди, папа, — сказал он, глядя в сторону. — Нет, сначала номер карточки продиктуй. К обеду деньги будут у тебя.
— А наличными немного можно? — проблеял отец жалобно. — Мне нужно немного… э-э, подлечиться. А то давит. — Он подержался за голову. — Сейчас выпью, просплюсь и больше ни-ни.
Летягин достал бумажник, вытащил наугад пару купюр и протянул их с напутствием:
— В небольших дозах алкоголь даже полезен. Главное, норму знать.
— Я знаю! — радостно воскликнул отец.
Его норма была известна: от отключки до отключки. Летягин улыбнулся губами.
— Диктуй номер карточки.
— У меня социальная. Только для пособий и…
— Тогда новую заведи, — нетерпеливо сказал Летягин. — Потом позвонишь.
— Это не бесплатное удовольствие, — сказал отец.
— У тебя же есть деньги.
— Ну…
Они предназначались для другого, разумеется. Поморщившись, Летягин дал отцу еще и напомнил:
— Больше здесь не появляйся, тем более что я на некоторое время уеду. Будем держать связь по телефону.
— У меня… — начал отец.
Продолжение было известно наперед, так что выслушивать его было совсем не обязательно.
— Номер пополню, — сказал Летягин, — а денег в руки больше не дам.
«А то, чего доброго, загнешься раньше времени, — продолжил он мысленно. — Сначала квартиру на меня переписать надо. Тебе для завода и так хватит».
Прощание заняло совсем немного времени, потому что отец гарцевал на месте, как боевой конь, заслышавший трубы. Избавившись от него, Летягин поднялся к себе. Собираясь в командировку, он все пытался понять, где пролегает та черта, за которой родители перестают быть авторитетными, любимыми или просто близкими людьми, с которыми хочется советоваться, делиться радостями и печалями, общаться, вспоминать прежние времена.
Четкой границы не существовало. Когда-то Летягин любил папу и маму, потом побаивался их, потом они перестали вызывать у него что-либо, кроме тревоги и дискомфорта. А ведь было время, когда оба считались людьми интеллигентными, уважаемыми, самостоятельными. В детстве Летягин даже стеснялся их немного, потому что ни у кого из его сверстников не было таких ярких, видных, преуспевающих родителей. И вот нате вам! Маман на старости лет свихнулась и сбежала с каким-то сорокалетним донжуаном, который из нее вьет веревки и тянет последние деньги. Папаша спился и дошел до ручки. И это родители? Это их нужно почитать и любить?
Как ни старался Летягин, у него не получалось. Угрызения совести из-за сделки, заключенной с отцом, не мучили. Если старикан возьмется за ум и начнет трезвый образ жизни, то ему ничего не угрожает. Он сам представляет для себя опасность, не сын. Никто ему водку силком в глотку не льет. Его собственный выбор.
Выбросив отца из головы, Летягин сел в машину и отправился на задание. Лето радовало относительно мягкой погодой, ветер, врывающийся в салон, нес приятную прохладу, трава на обочинах не пожелтела, радуя взор сочной зеленой свежестью.
А вот при виде Мамая Летягин насторожился. Предводитель «варягов» был мрачен и зол. Они расположились на покосившейся лавке в тени сирени. Бойцы не мешали, занимались своими делами, но лица у них тоже были преисполнены какой-то мрачной злобы.
— Что случилось? — спросил Летягин напрямик.
— Два пацана пропали, — неохотно ответил Мамай. — Пошли ночью с кренделем одним разбираться. Евгений какой-то.
— Артемов?
— О! Как ты допер?
— Этим. — Летягин приставил палец к виску. — У меня не голова, а база данных. Так Петрович говорит.
Брови Мамая подвигались, выбирая расположение, и сошлись на переносице, образовав три глубокие вертикальные морщины. Поврежденный глаз полузакрылся, тогда как второй цепко следил за собеседником.
— Кстати, насчет Петровича, — произнес он. — Стукнешь Котову про Бутуза и Шмата, ты сам пропадешь без вести. Потеряем мы тебя, понял?
Летягин просвистел несколько тактов незатейливой мелодии, встал и направился к машине.
— Эй, постой! Да постой ты, тебе говорят.
Выскочивший из тени на солнце Мамай замигал, растеряв весь свой грозный вид.
Летягин выставил брелок, машина откликнулась электронным чмоканьем. Мамай стремительно приблизился, придержав открытую дверцу.
— Если Котов узнает, тут всем мало не покажется, — пояснил он совсем другим тоном. — Ты же теперь наш? Так не подводи.
— Это вы теперь мои, — холодно возразил Летягин. — Шеф звонил?
— Звонил, — неохотно признал бандит.
— Тогда не нарывайся. Я не люблю, когда меня пугают. Сам напугать могу.
Их взгляды столкнулись и застыли, упираясь друг в друга, проверяя один другого на прочность. Через несколько секунд Мамай опустил глаза и буркнул:
— Не заводись, Летяга. Нам с тобой делить нечего.
— Есть, — возразил Летягин. — Но об этом позже. Сперва расскажи, что с пацанами стряслось.
Мамай ответил не сразу, заинтригованный вступлением. Наконец, решив, что проявлять излишнее любопытство несолидно, заговорил:
— Шмат с Бутузом должны были у того кренделя забрать документы на дом. С отмычкой пошли, чтобы без шума. Шума не было, тут все по уму. Но теперь их самих нет.
— Значит, не вернутся, — заключил Летягин.
Говоря, он неспешно шел обратно в тень, а главарь бандитов послушно плелся за ним, ожидая продолжения.
— Сбежали они, — сказал Летягин, садясь на лавку. — Подались в дальние края.
— Быть того не может. — На этот раз Мамай остался стоять. — Надежные пацаны, не раз в деле проверенные.
— Но ведь до этого твоих надежных пацанов, если не ошибаюсь, побуцали как следует?
— Со всеми бывает.
— И с тобой?
Летягин сорвал листок сирени, размял в пальцах, понюхал.
— Я сто раз погибал, — сказал Мамай, — и, как видишь, живой. Меня хрен сломаешь.
— Давай без пафоса этого. Не о тебе сейчас речь. Шмату с Бутузом дважды настучали по голове. Они пораскинули мозгами и решили поискать работенку поспокойней.
— Поймаю, убью!
— Не поймаешь, — огорчил бандита Летягин. — Они к отходу заранее подготовились. Вот скажи мне, они огнестрельное оружие на дело взяли или холодное?
— Огнестрел, — ответил Мамай с видом человека, еще не понимающего, куда клонит собеседник.
— Значит, точно сбежали. Если бы собирались с Артемовым по-тихому разобраться, то им ножей хватило бы. Открыли, вошли, вышли — ни одна собака не заметит.
— Блин! — Мамай выругался. — И в самом деле, в бегах без стволов никак. Суки. Отдувайся теперь за них.
— Котову ничего пока не скажем, — решил Летягин. — Незачем ему такими пустяками мозги засорять.
— Так он же все равно потом узнает.
— Вот! Ключевое слово.
— Какое слово?
— Потом, — повторил Летягин со значением. — А этого «потом» может не быть. Не для всех оно, понимаешь?
Мамай посмотрел по сторонам, потом на собеседника.
— Нет, — буркнул. — Не понимаю.
— Думаешь, наш разговор записывается?
— Ничего я не думаю. Похаваешь с дороги? Мы шашлычков с утреца сварганили.
Мамай сделал приглашающий жест в сторону сторожки. Летягин похлопал по шершавым доскам рядом с собой.
— Падай. Дело есть.
— Дела у прокурора, — сказал Мамай и сел.
— Я умнее Котова, — сказал Летягин тихо. — И удачливее. А еще моложе и здоровее. Он мамонт. Ему вымирать пора. Долговато землю топчет. И без толку.
— Я-то тут при чем? — Бандит пожал плечами. — Ваши расклады, не мои.
Он все еще опасался, что его провоцируют, но такими словами, что прозвучали только что, не бросаются. Вряд ли коммерсант Олежка Летягин позволил бы себе такие откровения в адрес всемогущего босса, даже если бы сейчас он разыгрывал спектакль.
— Мамай, — задушевно произнес он, — не темни. Думаешь, я не знаю, что ты по краю ходишь? Котов как-то обмолвился, что, может, это твое последнее дело. Сказал, ему предъяву за тебя выкатили. Проблемный ты, говорит.
Бандит сделал вид, что чешет бровь, на самом деле придержав изуродованное веко, которое приобрело раздражающее обыкновение подергиваться, когда обстановка становилась нервной.
— А ты, значит, меня спасти решил? — спросил Мамай. — Корефаном моим заделался?
— Мы не друзья и никогда друзьями не будем, — спокойно сказал Летягин. — Но партнеры из нас получатся. Знаешь почему? Угроза одна и цель общая.
— Какая?
— Котов.
Это был предельно лаконичный и исчерпывающий ответ. Мамай почувствовал, как у него похолодело в животе, а в висках застучали суматошные молоточки. Так случалось с ним всегда в моменты опасности. Перед прыжком.
— Что ты конкретно предлагаешь? — спросил он, не поворачивая головы, чтобы видеть площадку перед собой.
Летягин дернул плечами:
— Валить.
— Валить мне, а ты в сторонке стоять будешь?
— Мы вместе к нему войдем, Мамай. И вместе выйдем — хоть на ногах, хоть вперед ногами.
— Как ты себе это представляешь, Летяга? Вокруг шефа куча шкафов службу несут. Все при стволах и при делах. У них ксивы на ношение оружия. Дырявят, не задумываясь.
— Трупы не защищают, — тихо возразил Летягин. — И тем более им не служат.
Похолодев еще сильнее, Мамай вскочил и быстро обошел заросли сирени, проверяя, не прячется ли кто-нибудь у них за спинами. Это был критический момент и для Летягина, который решил, что бандит встал для того, чтобы схватить его и отправить к Котову, зарабатывая себе спасительные очки.
Испуг обоих оказался напрасным. Вернувшись, Мамай прочно обосновался на прежнем месте, положил кулаки на колени и предложил:
— Излагай дальше. Начало мне понравилось.
Прежде чем заговорить, Летягин незаметно перевел дух.