«Мы готовы», — коротко передал он старейшинам.
«Клан ветвей — готов», — донесся ответ.
«Клан горных трав — готов»…
«Клан утренней росы — готов»!
«Клан северной звезды в трех часах от города Йар…», — прозвучало чуть более уныло.
Остальные кланы уже несколько дней, как доложили о полной готовности.
«Ждем до заката трех лун», — обернувшись к нетерпеливо столпившимся вокруг альмам, сказал старейшина.
Послышались недовольное шипение. Ожидание было тягостно и воспринималось сейчас как наказание. Мы были живыми существами, и умирать никто не хотел. Промедление же, давало мыслям власть над разумом и пробуждало страх. Мрачно переглядываясь, соплеменники уселись на землю. Сев рядом, сестра обняла меня за шею и, преклонив голову, тихонько заплакала. Поколебавшись, я раскрыл сознание и потянулся навстречу…
Воспоминания… Такие светлые и грустные, далекие и желанные. Наш маленький шалаш, мать у костра, новорожденны, еще лысый детеныш-Гаа. Ина с растрепанными зелеными волосами и такими же заплаканными, как сейчас, глазами. Отец впервые наказал ее за непослушание и запретил отходить от стоянки. Я невольно улыбнулся, вспомнив ее детское горе. Сестра любила бродить по лесам с того самого мига, как сделала первый самостоятельный шаг. Она была прирожденным разведчиком — тихая, гибкая, чуткая. Даже я никогда не мог застать ее врасплох.
«Помнишь, как мы нашли убежавшего Гаа в яме?» — всхлипнув, Ина улыбнулась и поймала мой взгляд.
«Конечно, ты вся перемазалась, пока вытаскивала его»…
«Он был такой беспомощный, такой жалкий… Знаешь, я ведь действительно подменила его потом на другого анна… Хотела, чтобы он жил».
«Нет, я не знал»…
«Ведущий самец нашего стада — и есть тот маленький Гаа. Я хранила эту тайну много лет».
Погладив ее по изумрудно-золотистым локонам, я вздохнул. Ночь дышала покоем, и кое-кто из альм уже стал засыпать. Усталость последних дней давила на плечи и немного притупляла чувства. Пожалуй, вынужденная остановка была даром небес — всем требовался отдых, чтобы восстановить силы. То, что предстояло совершить утром, на самом деле являлось делом непростым и требовало огромных затрат энергии. Аккуратно положив уснувшую сестру на землю, я лег рядом и закрыл глаза.
Маленькая зеленая планета вращалась между моих ладоней, поблескивая на солнце жемчужными ниточками рек и снежными горными шапками. Я видел облака, плывущие по нежно-голубому небу и уродливые желтые проплешины полей в просветах. Деревянные города Тальмов смотрелись язвами на теле Эльтэра. Словно чума, они постепенно пожирали плоть планеты. Смердящая, отвратительная зараза…
«Клан Северной звезды — готов!»
Резко сев, я огляделся. Над Эльтаром занималась заря. Огромное красное солнце выползало из-за горизонта, заливая небо кровавой краской. Поднялся ветер, и с полей потянуло запахом гнили и навоза. Пригладив волосы, я подошел к отцу и поклонился. Кивнув, старейшина положил ладонь на мое плечо и улыбнулся.
«Приказ отдашь ты, Инар. Так будет правильней. Тебе предстоит пережить нелегкие испытания, сын мой, но я спокоен — ты станешь достойным вождем нашему народу».
«Отец, я…», — от волнения стало трудно формулировать мысли.
«Никак не поймешь, почему избрали именно тебя?» — коснувшись сознания, спросил он.
Я кивнул:
«Даже в нашем клане я не единственный, кто может слышать все голоса…»
«Да, это так. Но я уже сказал — ты лучший, Инар. Чувствуя боль сестры за нашу землю, умея видеть необходимое вперед желаемого, ты не впустил ненависть в сердце. Оглянись, сын — народ озлоблен и жаждет войны. И она необходима. Но никто из них не понимает, что убивая себе подобных, мы убиваем самих себя. Такова цена спасения. Но ее не пришлось бы платить, если бы не пять веков бездействия и молчаливого согласия. Мы все, все виноваты в безумии, которому сегодня должно будет совершиться. И уже ничего не сделаешь».
Он на миг замолчал, а потом, обернувшись к полю, закрыл сознание от остальных старейшин и тихо добавил:
«Когда ты почувствуешь себя готовым, запиши все, что увидишь. И пусть эти знания, передаются от старейшины к старейшине. Простым альмам, тем, кто придет через века, знать о сегодняшнем не следует. История иногда любит повторения и глупо полагать соблазн тем, кто однажды не устоял».
«Хорошо, отец».
Ближе к полудню, согласовав последние детали, отряды альмов вышли на засеянные поля. Я остался на опушке и, сев на землю, прислонился спиной к шершавому серому стволу. Дышать было тяжело — сердце билось с такое скоростью, что дыхание сбивалось. С трудом удерживая связь со старейшинами, я мысленно охватывал общую картину их глазами. Сознание каждого альма было открыто и доступно. И многих я знал, и многие были мне дороги…
«Все готовы?» — вмешавшись в тысячи мыслей, произнес я и тут же почувствовал ответную волну. — «Тогда внимание: удар будем наносить по команде, одновременно. Все видят животных? Распределите между собой по пятьдесят голов ан. Повторяю, пятьдесят — не больше»!
Вытерев со лба капельки пота, я сделал паузу и сел поудобнее. Объединенное сознание всех отрядов выражало полную готовность. Пора было начинать. Сжав кулаки, я закрыл глаза и на миг сосредоточился на образе сестры.
Мир ее глазами был полон запахов и красок. Она видела все иначе, не так как я — более детально. Облака, трава, пятна солнца на одежде, пасущиеся вдалеке аны, зеленовласая маленькая тальма, держащаяся за ограду загона и с любопытством разглядывающая незнакомцев. Сестра попробовала коснуться ее сознания, но отклика не получила. Я почувствовал, ее боль за это существо — боль и решимость исполнить задуманное несмотря ни на что.
«Удачи, мы надеемся на вас», — вновь открывшись, сказал я собратьям и, собравшись с силами, резко выкрикнул: — «Вперед!»
Даже барьер, который я выставил, чтобы противостоять метальной волне, не защитил от ужаса, творящегося за полем. Разъяренные анны черно-бурой волной смели заграждения и, вырвавшись, ринулись на город. Тальмы спасались кто бегством, кто пытался отбиваться оружием, некоторые запирали двери домов… Но бежать от быстроногих ан было бесполезно, оружие не могло остановить взбесившиеся стада, а двери домов разлетались в щепки от ударов мощных копыт. Звери рвали своих хозяев на куски и не разбирали ни возраста, ни пола. Всюду лились реки крови, слышались стоны умирающих, визг и проклятья. Спасения не было ни для кого.
Наблюдая за происходящим глазами одного из ан сестры, я беззвучно плакал. Правилен был путь, который мы избрали? Стоил ли он всех этих смертей, боли? Мне вспомнился сон и планета, медленно вращающаяся между ладонями. С каждым днем, годом, веком, язвы на ее теле становились все больше и больше. Тальмы не желали останавливаться, они планомерно уничтожали свой дом и даже не задумывались над этим. Остановить их можно было только так. Мы стали карой для своих же неразумных соплеменников. Я понимал это разумом, но сердце рвалось на части и не желало принять то, что видели глаза.
Все кончилось очень быстро. Быстрее даже, чем ожидал отец. Когда в городах не осталось никого живого, я отдал приказ поджечь поля и уничтожить тальмских анов. С трудом удерживая рассудок, альмы бросили в стога факелы, а затем натравили зверей друг на друга. Отведав крови, обезумевшие животные кидались на себе подобных и быстро погибали. Я видел издали, как упала Ина, как, вцепившись в горло своего друга, с погиб отец. Мои соплеменники, не прерывая мысленной связи с анами и, совершив через них очистительную войну, не выдержали пережитого. Почти все умерли от боли, которую испытывали подконтрольные им животные, некоторые убили друг друга, а кто-то — сам себя.
Я стоял на опушке леса перед дымящимся пепелищем и не заворожено смотрел, как садилось за горизонт солнце. С полей больше не тянуло навозом — теперь это был запах обгоревшей плоти. Тошнотворный, страшный запах смерти. Оставаться здесь в одиночестве было невыносимо. Мысленно попрощавшись с павшими, я повернулся и медленно побрел прочь.
«Все кончено…» — сосредоточившись, послал я кланам и тут же, оборвал связь. Это было единственное, на что хватило сил.
Через месяц, истощенный и физически и морально, я достиг подножия гор. Никто из оставшихся, так и не узнал о боли, которую пришлось пережить их близким. Мы, альмы, были так созданы — нам трудно было представить и понять то, что мы не видели и не чувствовали. Впервые я понял, как это было спасительно и хорошо.
На следующий год, кланы засеяли выжженные поля семенами Высоких деревьев и оплакали павших. Наши аны приносили богатый приплод, число альмов постепенно восполнялось вновь рожденными, и жизнь входила в привычное русло. У меня родилось трое сыновей, и двое из них обещали в будущем стать старейшинами. Время моего единовластия подходило к концу.
Однажды осенью, спустя двадцать лет после тех страшных событий, я отдал посох старейшины старшему сыну и ушел высоко в горы. В уединение и тишине, воскрешая мельчайшие детали и оттенки, я писал на стенах пещеры летопись прошлого. Время не стерло ни боли, ни скорби, но теперь, к их голосу присоединился еще один — благодарность. Наш мир стал, наконец, свободен и вернулся к пути, на котором его ждали только жизнь и процветание.
Иногда, во снах, я видел плывущую в звездной тьме планету… Ее раны, с каждым годом все больше и больше затягивались и страшные пятна выжженных полей покрывались изумрудным пушком. Деревья росли медленно, с трудом, и дикие аны почему-то не ели их листьев. Не раз, видя как стадо, игнорируя выкрики погонщиков, обходит заросшие могилы стороной, я задумывался… Быть может, животные знали и чувствовали некоторые вещи лучше? Они шли знакомыми тропами во имя самой жизни, и не задумывались о выборе. Их мудрость была в простоте. И все же, на лестнице развития, мы, сомневающиеся, думающие, допускающие и исправляющие ошибки — стояли выше.
Весной, двое из моих сыновей, оставили клан и пришли на зов. Я был еще жив и успел рассказать правду, что предстояло передавать из века в век и от старейшины к старейшине. Я говорил вслух, боясь, что по слабости могу не удержать сознание от остальных альмов. И да, я плакал. Горько, навзрыд — как детеныш. И не было горя в этих слезах, как не было и радости — только абсолютное, глубинное понимание того, как драгоценна жизнь. К концу собственного пути я понял простую истину: важен не выбор, а то, к чему он ведет, его цель и последствия. Тальмы избрали дорогу, ведущую к уничтожению собственного мира, но погибли раньше, чем сумели дойди до конца. Их нельзя было не жалеть… В их выборе были виноваты мы все — от первого до последнего альма. А итог… Итог был логичен — они лишь получили то, к чему стремились, а мы — заплатили за бездействие.