— Помогите! — собравшись, снова крикнул Дик. — Помогите!
По воде неподалеку полоснул луч света.
— Э-эй! — Дик заорал изо всех сил. — Э-гей!!!
Через несколько мгновений луч нащупал его.
— Человек за бортом! — Раздались резкие выкрики. — По левому! Спускай трап!
На воду шлепнулся спасательный круг. Из последних сил Дик подплыл к нему и ухватился за леер. Его подтянули к борту; но взобраться сам по сброшенной веревочной лестнице он уже не смог — дюжий эйлавирский матрос взвалил его на плечи и поднял на палубу.
— Вино… будет отравлено, — прохрипел Дик. — Одиннадцать бочек… я должен… капитана…
— О тебе уже доложили. — Матрос втащил его внутрь корабля, в какое-то полутемное помещение, где было множество людей, на него глазевших. Там его переодели в сухую робу, укутали в два одеяла и дали хлебнуть крепкой выпивки, от которой перехватило дыхание, но немного прояснилось в голове.
— Старпом в кубрике! — выкрикнули откуда-то из толпы. — Расступись!
Дик поднял голову: перед ним стоял грузный мужчина с проседью в рыжеватых волосах и густой бороде, с горбатым носом и тяжелым подбородком; одет он был в ладно скроенный черный мундир и высокие сапоги.
— Для капитана… — Дик отыскал в кипе сырой одежды фотокарточку Рамоля, завернутую в непромокаемую тряпицу. — Вот. В прошлом случилось многое… Но мы верны клятве. Завтра… не пейте вина. Одиннадцать бочек…и на причале.
— Как я и думал, — голос у старшего помощника был зычный. — Спасибо, юноша; остальное расскажешь, когда придешь в себя. В лазарет его!
Старпом ушел.
Дик закрыл глаза и провалился в сон еще до того, как матросы дотащили его до койки.
Пробуждение вышло гораздо более приятным, чем Дик смел надеяться. Красивая девушка, чем-то неуловимо похожая на Юку — только постарше, рыжеволосая и в эйлавирской матросской робе — бережно потрясла его за плечо:
— Проснулись, сэр? Если вы хорошо себя чувствуете, капитан желает видеть вас за завтраком в своей каюте.
Дик с удовольствием проспал бы еще день-другой, мышцы ныли, но в остальном он чувствовал себя сносно. Таз с водой для умывания уже стоял рядом, а на привинченном к полу табурете лежала свежая рубаха.
Смущаясь и ничего не понимая, он умылся, искоса поглядывая на ряды пустых лазаретных коек, сменил рубаху и проследовал за девушкой. Длинный коридор внутренней палубы «Умницы» был обшит деревом, пол — устлан ворсистым ковром. С виду тут не было никаких особенных чудес: просто огромный корабль, похожий на уютно обставленный дом.
Каюта, куда его привели, выглядела еще роскошнее. За накрытым белой скатертью столом сидели двое: вчерашний грузный бородач — и неудачливый похититель с чернильной шевелюрой.
— Доброе утро, Дик. — Бывший похититель встал. — Я должен просить у тебя прощения; но перед тем хочу кое-что прояснить. Граф Морис Мартильяк — это я; «Умница» принадлежит моей семье. Однако заправляет тут всем старший помощник Хорни Сандерс, мой двоюродный дядя и настоящий морской волк.
Дик стоял и с глупым выражением лица хватал воздух ртом.
— Садитесь за стол, сэр Дирлак: печеный окунь сегодня хорош, — Сандерс властным жестом поманил Дика к свободному креслу. — Морис совершенно не умеет извиняться и говорить по существу; так что позвольте мне отблагодарить вас и высказаться за него… Капитан взял шлюпку и высадился на берег за пять дней до того, как я привел «Умницу» в бухту. Ваша встреча в городе была неслучайна: отчаявшись разузнать правду у портовых забулдыг, он не придумал ничего лучше, чем выследить сына бургомистра и внучку генерала Лефгера, и вызывать их на откровенность: поразительно неразумное и недостойное поведение… У вас было мало причин довериться нам, но вы рискнули жизнью, чтобы передать сообщение! Поступок честного и храброго человека. Настоящего мужчины. Я должен просить у вас прощения, что не сумел отговорить Мориса от всей этой авантюры. Он на полдюжины лет старше вас, но иногда ведет себя, как мальчишка, которому…
— Авантюра, да! — перебил Мартильяк. — Зато мы смогли избежать такого хода событий, который вынудил бы нас примерить силу! Сейчас мы в точности знаем, что к чему. Только одно не сходится: вместо одиннадцати бочек нам доставили десять.
— Беднягам, что украли ее, не поздоровится. — Сандерс вздохнул.
Дик посмотрел на него — затем на молодого графа Мартильяка — и снова на него: все же старший помощник Хорни Сандерс гораздо больше походил на настоящего графа и капитана, чем Морис Мартильяк.
Но Потерянные Земли на то и лежали где-то за краем земли, что все в них было вверх дном. Может, и завтракать с графами и офицерами для простого люда там было в порядке вещей.
Так что Дик уселся за стол и, неловко орудуя непривычной формы вилкой, принялся за окуня, стараясь не думать о Робби-Два-Стакана и других бедолагах, наверняка уже опустошивших отравленный бочонок.
— Расскажи подробнее все, что знаешь, — попросил Мартильяк. — Не бойся за жизни близких. Возможно, ты слушал много дурного об Эйлавире; и не все из этого — досужие выдумки. Но времена изменились; война научила кое-чему и нас. Мы пришли сюда под белым флагом, а не ради мести…
Высушенная и разглаженная карточка Николаса Рамоля лежала тут же, на столе.
Дик переглянулся с штаб-лекарем — и рассказал все от начала и до конца.
— Придется разобраться с этим лисом Хозбауэром, — мрачно произнес, выслушав его, капитан. — Ты поплывешь с нами, Дик, или останешься здесь? Если мы появимся вместе на пристани, тебя могут превратно понять…
— Я с вами. Плевать мне, что они там себе теперь поймут, — зло сказал Дик. — Надо было понимать, когда отца с матерью одели в наручники!
Пока капитанская шлюпка неторопливо двигалась к причалу, у Дика было время подумать. Он по-прежнему оставался хемгюрцем; но в то же время стал дома чужим, пойдя против своих. Отец и Борген Лефгер только собирались, а он — сделал…
Ярко светило солнце; на набережной толпился народ. Прямо на причале стояли накрытые столы: выпивка в серебряных кубках, блюда с сыром и говяжьей вырезкой.
Бургомистр и члены городского совета лично встречали гостей; рядом с Хозбауэром понуро стоял и Ремерт. Юки нигде не было видно.
Никто не хватался за оружие, но напряжение висело в воздухе. Все до единого чувствовали, что встреча идет не по плану…
Капитан Мортильяк и сэр Хорни Сандерс ступили на причал; Дик, остро ощущая на себе все удивленные и ненавидящие взгляды, остался в шлюпке.
— Бургомистр Хозбауэр! Вам известно, что с «Умницы» за нами наблюдают и в случае нашей гибели готовы дать по городу залп, — зычно сказал Сандерс. — Не потому ли вы, презрев белый флаг, выбрали яд, который убивает медленно?
Мартильяк — сейчас он, как и Сандерс, был одет в черный мундир с золотыми эполетами — поднял свой кубок, взглянул на бургомистра поверх полированного серебра и выплеснул вино в море.
— Я искал здесь родных и соотечественников, — сказал он, — а не найдя, начал искать ответы. И вы дали исчерпывающий ответ, Хозбауэр. Не постарались уберечь даже тех, кого призваны защищать. Граждане Хемгюра! — крикнул он в онемевшую толпу. — Есть среди вас те, кто пил предназначенное для моей команды вино? Выйдите вперед! Наши судовые врачи уступают Николасу Рамолю талантом, но попробуют оказать помощь…
Гнетущая тишина на набережной сменилась сердитым гулом; но никто не выходил — а затем вперед вдруг вытолкнули Юку. Взъерошенную, с синяком на скуле, но довольную.
— Дик, я успела найти бочку! — торжествующе выкрикнула она, заметив его в шлюпке. — И продырявить. Кое-кто, — она качнула подбородком в сторону Ремерта, — помочь не смог, но подсказал, где искать…
Ремерт посмотрел на них, на отца и опустил взгляд.
— Немедленно выпустите всех, кого отправили под арест за намерение открыть правду, — приказал Мартильяк бледному, как смерть, Хозбауэру и членам совета. — И приготовьте лопаты.
— Лопаты, сэр? — заплетающимся языком переспросил Хозбауэр.
— Лопаты, кирки, тележки, носилки, чистую ткань и все, что может пригодится при раскопках, — сказал Мартильяк. — Пока город готовится к перевыборам, вы поможете моим людям извлечь останки эйлавирских пленных и доставить их на корабль.
По толпе снова пронесся гул; на этот раз в нем слышались одобрительные возгласы.
— Начнете уже сегодня! — приказал Мартильяк. — Это будет вашим искуплением. Новый совет решит, что с вами делать; а пока пусть забота о мертвых прибавит вам толику уважения к жизни. Если вас, подлецов, еще можно чему-то научить…
— Благоразумнее было бы просто их повесить, — проворчал Сандерс. Мартильяк улыбнулся:
— Я не благоразумен, сэр Хорни. Вам стоило бы взглянуть на места, где я прятался; посмотреть на язвы тех, кто там живет… Иногда лучшее, что мы можем — это не преумножать зло.
Четырьмя часами позже с вершины Жарова холма Дик наблюдал в бинокль капитана Мартильяка за тем, как все еще разодетые в парадные одежды бургомистр и советники долбят глинистую землю. Рядом с Роном Хозбауэром орудовал лопатой Ремерт. Его никто не принуждал: он пошел с отцом добровольно.
— Это так на него похоже, — пробормотал Дик, опустив бинокль. На Хемгюр опускалась ночь, и даже в бинокль уже едва можно было разглядеть сгорбленные фигурки.
— Ты был прав наполовину, Дик, — сказала Юка. — Рем сознался, что ему стыдно. Но добавил, что, случись все еще раз — поступил бы так же…
Сэр Хорни Сандерс отбыл на корабль, матросы-эйлавирцы из капитанской охраны топтались в десяти шагах, подозрительно поглядывая на черные волосы капитана, а сам Мартильяк сидел на лавке у каланчи и прихлебывал дешевое вино — которое прихватил в погребе Боргена Лефгера — прямо из бутылки.
— Николас Рамоль — мой двоюродный дед, — сказал Мартильяк. — Я всегда считал его героем. У него не осталось своих детей: но когда-то он спас семьи ваших отцов. Значит, и мы с вами вроде как родня.