– Как скажешь, Марьюшка, – не стала спорить Вацлава, – как скажешь.
Марья осмотрела рукава, убедилась, что на ткани нет ни единого пятнышка, и довольно улыбнулась. Оставалось вплыть в трапезную лебедицей и сесть рядом с отцом.
Вацлава повела ее по терему, да с таким трепетом, словно там ее ждали не чародеи, а дружки жениха. Но ничего, нельзя винить нянюшку в этом – уж слишком сильно та желала услышать свадебные бубенцы. А может, показалось? Такой же морок, как и видения, преследовавшие Марью? Она невесело усмехнулась: так и с ума сойти можно.
Из-под дверей трапезной доносились шум и стук кружек. Уже пили и перемывали кости друг другу и соседям. Марья вздохнула: главное – не смотреть ни на кого и ступать ровно. Сердце билось бешеной птицей. Но ничего, не впервой.
Как только стража распахнула двери, Марья плавно пошла к отцу. Шум стих. Чародеи – кто с резами на лицах, кто с оберегами – уставились на нее. Оценивающе, неприветливо, с недоверием. Эх, как бы не задумали чего!
Таков уж был Совет – как зверь, готовый растерзать любого, кто не по нраву. Даром что в трапезной пахло хмелем, медом и мясом – никакая снедь не могла перебить запах тревоги. Он забирался в душу и травил ее.
– Ну вот и дочь моя, – радостно произнес отец, – княжна Марья!
Гости заулыбались, натянуто, неискренне. Марья прошла мимо, склонила голову перед отцом, улыбнулась и уселась рядом с ним. Лишь после ей удалось осмотреться внимательнее и… с трудом сдержать тяжелый вздох. Из всего Совета явились трое, чуть меньше половины.
Три главы чародейских родов, что передавали дар по крови и не признавали чужаков. Ходили слухи, что однажды – кажется, целую сотню весен назад – в княжестве объявился чародей, рожденный от какого-то пастуха. Едва попав в Гданец, он пропал без вести. В тереме о нем не говорили, хотя Вацлава сказывала, будто его нарекли вруном и обратили в пепел. Правда ли это? Да кто разберет!
Впрочем, Совет действительно не менялся. Они не принимали ни ведуний, ни травников, ни прочую чернь. Их можно было понять: где простой человек, пусть и благословленный богами, и где они, великие и могучие! Настолько, что едва снизошли до жалкой княжны. Большинство не прислали даже подручных, решив не утруждать себя.
– Здравствуйте, гости дорогие, – заговорила она. – Не стесняйтесь – ешьте да пейте!
Но возвращаться к еде никто не спешил. Чародеи переглядывались, хмыкали и перебирали обереги. Еще бы: сразу поняли, что позвали их не просто так. Что ж, значит, тянуть не следовало.
– Послушайте! – не выдержала Марья. Теперь все взгляды устремились на нее. – Я звала вас – и вы откликнулись, теперь же прошу послушать. Я хочу поговорить о том, что находится вдали, но влияет на нас. Наши враги наступают на пару с зимой. Все уже знают о Ржевице, а завтра что? – ох, как же складно плелось! Словно боги говорили через Марью. – А я знаю что! Огнебужские ломятся в Черногорье, и неспроста. Сами знаете, какая сила там спрятана. Не на этой седмице, так на следующей подступят к скалам… – она замялась. Стоит ли говорить о задуманном напрямую? – Почему бы нам не использовать эту силу? Наше войско уже не то, что прежде…
По лавкам прокатился гул. Звякнули золоченые бубенцы – то тряхнула косой Ярина Ясная. Нахмурил густые брови Мстислав Огнебурый, клацнул челюстью Руболюб. Только отец продолжил сидеть прямо; очи его словно покрылись туманом: не было в них ни ясности, ни прежнего огня.
– Безумие! – воскликнул Мстислав Огнебурый. – Твоя забота радует мое сердце, княжна, но, позволю напомнить, чародея не просто так заточили в горы. Знаешь ли ты, какое зло он разносил по всему свету?
– Нам вообще не нужно вспоминать его, – цокнула языком Ярина Ясная. – Это… не к добру.
Марья успела заметить ее заминку. Да, до недавнего времени никто не вспоминал о Лихославе. Все будто позабыли, что породило войну.
– Мы делаем все возможное, – холодно продолжил Мстислав Огнебурый. – Наши лучшие витязи и слуги сдерживают врага, и этого хватает.
– Но мы проигрываем, – мрачно продолжила Марья.
На лице Руболюба промелькнула усмешка. Да уж, потешно ему сидеть тут, в ладно скроенном кафтане, с мечом, который он носит на поясе разве что для вида! Встать бы да плеснуть ему в лицо колодезной водицы, чтобы пришел в себя, да только так поступают лишь неразумные девки.
– Едва ли, – дернул головой Мстислав Огнебурый. – Не тебе о том судить, княжна.
– Краса да ум, – оскалился Руболюб, – редко ходят вместе. Да, злые языки говорят, будто мы отсиживаемся в стороне. Нужно ли им верить? Им, которые не знают, чем нам пришлось пожертвовать ради княжества и князя.
– Служение Моровецкому роду, – вторил ему Мстислав Огнебурый, – наш долг. Мы отдаем его не одно столетие. Так можно ли сомневаться?..
– Сомнение подобно оскорблению, – недобро прищурился Руболюб. – Но ты ведь, княжна, не хотела нас оскорбить, не так ли?
У Марьи голова пошла кругом. Она моргнула, подняла взгляд – и чуть не открыла рот от удивления. Вместо чародеев на лавке сидели чудовища: свиные рожи, волчьи лапы да раздутые животы. Из приоткрытых пастей вытекала черная жижа, а лапы тянулись к еде. О, как сильно каждый из них желал опустошить миски, сгрести побольше и съесть! Жижа сочилась – а лапы все пихали да пихали печеное мясо, пироги, квас. До чего же гадко! Марья отряхнулась, поправила рукава и – о диво! – страшное видение пропало без следа. Странное дело!
– Я думаю, – заговорила Ярина Ясная, – что у княжны мягкое сердце. Получив плохие вести, она встревожилась и решила, что нужно срочно что-то сделать. Но говорит в ней не холодный ум.
– Может, ты знаешь то, что неизвестно мне? – прищурилась Марья.
– О-о-о, – протянула Ярина Ясная, – княжна, гонцы первым делом несут вести нам. С тех пор, как сожгли Ржевицу, прошло полторы седмицы. Огнебужские и впрямь пытаются взять в кольцо Черногорье, но у них ничего не выходит.
– Верно! – добавил Руболюб. – Мы держим их, а там, глядишь – и через день-другой начнем теснить. Отомстим и за Ржевицу, и за заставы!
– Княжна может не тревожиться, – улыбнулась Ярина Ясная. – Мы справляемся.
– Будь все плохо, мы бы не сидели здесь, – фыркнул Мстислав Огнебурый. – Ты же не держишь нас за трусов, княжна?
– Мы не сомневаемся в вас, – послышался хриплый голос отца. – Совет всегда помогал нашему роду.
Марья вздрогнула от удивления. Надо же – заговорил! А ведь за последние седмицы он ронял всего несколько пустых слов на пирах и редко ступал дальше спальни. То ли захворал, то ли совсем ослабел от долгой жизни – кто его знает. Любомила – и та порой разводила руками.
Марья опустила голову и кивнула, несмотря на злобу, что змеей затаилась внутри. Чародеи врали – все как один. Эти медовые улыбки, снисходительные взгляды, знакомые с детства бегающие глаза… О, не зря князь создал птичник, верный лишь их роду! Конечно, перевертышам не сравниться с Советом, но это лучше, чем ничего.
– Если все так… – Марья сделала глоток земляничного отвара. Ох и медовый! Как речи чародеев. – То мы можем выдохнуть и не думать о Черногорье.
– Да, – кивнул Мстислав Огнебурый. – Напомню еще раз: об этом проклятом месте не стоит вспоминать!
На том и порешили. Чародеи увидели в Марье глупую наивную княжну, Марья в них – мудрых советников. Славный морок получился – любая ведунья позавидовала бы.
Отец оставался в стороне. Мало пил, ел – больше слушал и кивал. Наверняка у него были свои мысли, но делиться ими при чародеях никак нельзя. Лишь когда их разморило и начались пляски скоморохов, которых позвали для «дорогих гостей», отец взял Марью за руку и прошептал:
– Не волнуйся, дочка. Я послал Сытника к скалам. Он все разведает и вернется с вестями.
На миг Марья забыла, что надо улыбаться и пировать – сердце сжалось. Сытник! Он был хорош в ратном деле, но путался, если приходилось иметь дело с чарами. Сколько раз Любомила избавляла его от чужих проклятий! Сколько оберегов на него потратила! Даром что сова!
– Только его? – Марья натянуто улыбнулась. Хоть бы никто ничего не заметил!
Князь кивнул и приподнял чашу с отваром, чтобы выпить в честь гостей. В очередной раз.
Чародеи последовали совету Марьи. Они, как те чудовища, принялись есть от души, сгребая из мисок все, что вкусно пахло, запивали и ухмылялись, нахваливая князя. Как всегда. Не заботил их ни голод, что гулял за пределами столицы, ни война. Да они вообще не хотели ничего менять! Зачем, когда и без того сытно живется?
Привыкли пользоваться славой родов, мол, заточили великую тьму, защищали княжество столетиями, и за это их ценили и боялись. Да вот беда: нынешний Совет отличался от первого и могуществом, и желанием бросаться вперед. Будь их воля, воины остановили бы врага еще у Ржевицы. Да и соседние страны подтянулись бы, ведь у той же Ярины Ясной хватало красноречия. Что ей мешало отправиться к степнякам и попросить помощи?
Не зря поговаривали, что Совет изжил себя. Даже некоторые бояре намекали на то отцу, а порой и сами выступали против Совета, да вот беда: через время от их пыла не оставалось и следа.
Марья кисло посмотрела на отца. Тот же туманный взгляд. Неужели он настолько испугался чародеев, что нырнул в думы? А может, захмелел или осторожничал. Бывали ведь дни, когда он раздавал наказы и много говорил с дружиной; жаль, что их становилось меньше. Смерть – Марья чувствовала это – ходила вокруг него, вилась у сафьяновых сапог и давала о себе знать, захлестывая его душу волнами бессилия.
– Тебе не кажутся странными их ответы? – шепнула Марья ему. – Что, если войско дойдет до Гданеца?
– Они готовы к этому, – неохотно отозвался он. – Меня… убедили, что мы справимся.
Ха! Как бы не так! Все вокруг кричало, что чародеи нарочно бездействуют, словно их… О, нет, они не могли предать! Ладно народ, города и пшеничные поля, но ведь у них в Гданеце расписные терема. А еще за эту землю проливали кровь их предки.
Нет, тут другое: эти люди не видели войны, не знали, насколько ценна жизнь, а точнее – не желали замечать ничего, кроме собственных скрынь. Гданец жил, торговал, расширялся, а все остальное их не беспокоило.