Ведунья махнула рукой, мол, как знаешь, и принялась измельчать мяту и можжевельник. Остужающая смесь, приятная, мягкая. Отвар из этих трав ложился покрывалом на сердце. Зденка аж облизнулась: вот бы выпить!
– Нет, – твердо ответила Любомила. – Будешь сердце вечно гасить – сожжет тебя изнутри однажды.
– Ты ведь сама говорила, что надо, – возразила Зденка.
– Когда надо, тогда и надо, – хмуро отозвалась ведунья. – А когда не время, то лучше не пить.
Иногда она говорила загадками и разводила руками, мол, понимай как знаешь. Гадать сил не было, поэтому Зденка вернулась к своей лавке, пройдя мимо птенцов. Ряды смольных перьев прорывались сквозь тонкую кожу, но спать при этом не мешали.
Странно как-то. Мутно, туманно, и постоянно лезет что-то злое и темное через эту пелену. Любомила заменила угасавший огарок новой свечой. В светлице стало ярче. Жаль, печи не было – Зденка давно не спала на полатях, пригревшись, как уличный кот.
Кто знает, сколько бы еще она пролежала, если бы в тереме не поднялся крик. Любомила насторожилась и прислушалась: голосили сенные девки на пару с нянюшками. Они же и побежали по лестницам, открывая все двери и заглядывая во все светлицы.
– Чего случилось? – буркнула ведунья, впуская чужаков.
– Княжна Марья пропала, – дрожа, произнесла чернавка.
Любомила цокнула, насупилась и отошла в сторону, позволив осмотреть светлицу. Бледные девки в засаленных рубахах взглянули на птенцов, на Зденку, на Дивосила – и убежали, закрыв дверь. Кажется, их даже вороньи перья не удивили. А может, они вообще ничего не поняли. Кто их грамоте и ворожбе обучал-то?
– Еще одна бедовая девка, – холодно сказала Любомила.
Зденка оперлась о стену и попыталась подняться. В этот раз светлица не закачалась перед глазами – только тени замелькали и пропали.
– Дай чего-нибудь крепкого, – попросила она ведунью. – Ну целебного такого.
– Укрепляющего, – поправил Дивосил.
Зденка кивнула и уставилась на Любомилу. Должна уступить. Она ведь все видит, все понимает, да и про княжну наверняка знала уже.
– Э, куда собралась? – покачала головой та. – Ты едва стоишь. Поедешь – и рухнешь на большаке, хоть с отваром, хоть без.
– Дай, – требовательно повторила Зденка. – Или так поеду.
– Ну и тьфу на тебя! – шикнула Любомила. – Неразумная девка!
Но за отваром полезла, наклонившись с оханьем. Достала из-под стола кружку, полную колодезной воды, зашептала над ней что-то, кинула шиповника да боярышника, снова пошептала и обхватила ладонями. Держала, пока вода не начала булькать и от кружки не пошел пар. Ух, и сильная у них ведунья!
– Спасибо, – улыбнулась Зденка.
Любомила молча поставила кружку на лавку и ушла. Сразу видно – не одобряет. Зденке и самой не нравилось, что княжна сбежала из Гданеца вместе с Дербником. Теперь-то она жалела: зря никому не сказала, не пустила слух, не пристыдила самого Дербника. Может, одумался бы!
– Сама упустила, сама и верну, – буркнула Зденка и взяла кружку.
Ягодно-травяная смесь обожгла горло. Горячо, медово и горько одновременно! Жуть! Но если хочется поскорее отправиться следом, то надо пить. Сердце забилось быстрее, тревога прибавила сил – и Зденка продолжила. Выдохнула, лишь когда сделала последний глоток и поставила пустую кружку.
Жар потек по телу вместе с волнением. Стало еще страшнее: как же там Дербник? А княжна? Она ведь совсем не знает простого люда! Надо бежать, седлать коня, пока не стало поздно.
Зденка теперь удивлялась, как смогла усидеть на месте. Наверняка травяной дурман притупил все чувства, сковал их, чтобы лежала в покое и поправлялась. Это было бы правильно, если бы Марья и Дербник не пропали.
– Передай Пугачу, что я вернусь, – на одном дыхании произнесла Зденка прежде, чем выбежать за порог.
Надо было спешить, иначе не успеет.
– Шальная девка, – донеслось ей вслед.
Пусть так, пусть хоть выгонит потом с позором. Зденка пробежала вниз по лестнице, спугнула мужиков в сенях, вылетела на улицу и с удивлением заметила, как дивно кружился в воздухе первый снег. Выходит, заметет следы, унесет запахи – и придется искать дольше. Даже если беглецов уже ждет ловушка.
Неважно, что задумал Пугач и задумал ли, теперь Зденка ясно понимала: она не могла оставаться в птичнике и сходить с ума, ожидая хоть каких-то вестей.
Хорошо хоть бежать недалеко – птицы жили между гридницей и амбаром. Кажется, кто-то окликнул Зденку. Она обернулась, готовая злобно шикнуть, но никого не увидела – лишь ветер полоснул по щеке.
А за порогом горели лучины. Стражники грелись возле них и обсуждали праздник. Наверняка перемалывали птичьи кости, без этого-то никак. Дать бы по носу, да нет времени. Зденка пробралась к себе, мельком взглянула на дырявый соломенный мешок, служивший спальником, и достала котомку.
Что ей собирать-то? Добра было не так много, да и с вещами не обернешься толком. Пришлось брать мелкие каменья, травы, нож да пару оберегов. Хотелось бы на кухню забежать, но не успеется. Ничего, погрызет ячменя, а там и до деревни будет недалеко.
Зденка натянула поверх рубахи кожух, переобулась из потертых башмаков в сапоги, да не простые, а с засапожниками[29]внутри. Не зря ухватила на летней ярмарке. А вот толстые порты не припасла – придется ехать в старых.
Теперь – снова во двор. Перетряхивая на ходу котомку, Зденка вспомнила про лук и стрелы. Стоило взять, да и в птичнике оружия хоть отбавляй. Она выбрала тот, к которому давно присматривалась – не абы какой, а из орешника и дуба! Сытник несколько лет назад привез и наказал, чтоб брали его только лучшие. И налучье[30]у него было под стать – не из простой кожи, а крепкое, такое же, как тул[31].
Зденка проверила лук, затем сложила его вместе со стрелами и понеслась в конюшню, ругая разыгравшуюся метель.
– Ты куда это? – возмутился конюх. – Ишь что разыгралось на дворе!
– Надо по делу, – отрезала Зденка. – Что там моя Груша?
– Только что поела, – отозвался тот. – Седлать прикажешь?
– Седлай, да поживее.
Хорс исчез с неба, уступив место непроглядной ночи и холоду. Зденка прошла за ворота и скривилась. Морозило землю так, словно зима ворвалась в Гданец и прогнала осень далеко за горы. А ведь должен быть еще дождь! Вон на березе-то листья не до конца опали. Какие же тут морозы? Не-ет, это так, первые козни Мораны. Далеко еще она от города – вот и послала духов вперед.
Конюх вывел Грушу за ворота. Гнедая кобылица фыркала. Еще бы: из тепла и сытости – в холод и неизвестность. Зденка взяла лошадь под уздцы и погладила по шее.
– Ну, скатертью дорога, – задумчиво сказал конюх и скрылся за воротами.
Снежной скатертью, мертвой, как ткань для савана. Но ничего другого не оставалось.
3
Слабость давила, выбивала пол из-под ног и валила на лавку. Но еще страшнее было отчаяние. Оно кололо Дивосила, заставляя то перебирать травы, то смотреть в окно. Он малодушно надеялся, что Зденка передумает, княжна найдется, а Сытник принесет хорошие вести. И Пугач получит свое.
Убитых птенцов Дивосил ему простить не мог. А на живых страшно было взглянуть лишний раз.
– Не к добру метель эта, – буркнула Любомила. – Не должно зиме приходить раньше времени.
– Тяжело будет ехать, – кивнул Дивосил. – Особенно ночью.
– С горячим сердцем в избе сидеть тяжелее, – покачала головой ведунья. – Вишь – места себе не находила, металась, а потом решилась-таки.
Зденка или княжна? Впрочем, спрашивать не стоило. И без того весь терем ходил ходуном: не стихал топот снизу и сверху, крики во дворе. Не вечером, так завтра Мирояр отправит погоню и посулит награду тому, кто найдет княжну Марью и вернет ее домой.
В дверь постучали. Любомила с ворчанием открыла. Дивосил всмотрелся и увидел тысяцкого[32]– детину с нахмуренным лицом. Того самого, что принимал его и вел к князю после Ржевицы.
– Князь к себе требует, – грозно произнес он. – И тебя, и мальчишку.
Дивосил посмотрел на птенцов. Вроде бы спали спокойно – одни перья торчали из-под покрывала и выдавали в них недобрых перевертышей.
– Пошли, – велела Любомила. – Ничего с ними не случится за этот вечер.
– Начерти резы, – мрачно произнес Дивосил. – Защити от князя, от стражников, от Пугача. Да от кого угодно! Любой, кто уже узнал про воронов, мог прокрасться в светлицу с ножом в руке.
– Уже, – хитро усмехнулась ведунья. – Говорю же – идем!
Проверить или поверить? Странный выбор. Они ночевали вместе, ели из одной посуды и помогали друг другу, но Дивосил помнил, что Любомила служит князю и может выполнить любой приказ. Оставить птенцов без защиты или извести кого-нибудь.
– Ай! – махнула рукой ведунья. – Хочешь – сиди и трясись над ними как курица!
Дивосил вздохнул и подошел к Любомиле. Тысяцкий кивнул. Вместе они вышли за порог и направились к покоям князя. Из засаленных, мрачных стен и скрипучих ступеней – к расписным дверям и лестницам.
Как будто их вырывало на свет: шаг – мрак, второй – пляшущие тени и крошечные огоньки, еще один – и вот тебе яркие свечи, а не затхлые лучины, кружево из дерева и позолоченные птицы на стенах. И чем дальше, тем больше шума, криков, плача, тем подозрительнее казались люди. Они с прищуром вглядывались в Дивосила и Любомилу, словно надеялись углядеть в них пропавшую княжну, но через миг-другой отворачивались.
Какой же все-таки длинный вечер. Уже сил на него не хватало, но Дивосил держался. Во дворе зажгли костер. Люд гулял, дети бегали по снегу босиком… Он вдохнул воздух и удивился: вместо прелой листвы тянуло изморозью. Как странно! Если Морана пришла раньше срока, может, и Леля пробудится как можно скорее? А с весной и сил станет побольше, да и княжна к тому времени наверняка найдется. Правда, мертвая, ну да боги с ней.