– Чего хочет твоя сестра? – как можно мягче спросила Марья.
– Она хочет, – тяжело вздохнул Дербник, – ехать с нами.
Марья призадумалась. С двумя птицами добраться будет легче. Но что, если Сову отправил отец? Следить, искать случай вмешаться? Сова могла подсыпать сон-травы в отвар или обратиться к любому посаднику за помощью, мол, княжна у нас сбежала, а самой не повязать и не отправить в Гданец.
Страшно было доверяться. Даже Дербниковой сестре.
Сова тем временем подошла и принялась отвязывать свою лошадь. Выглядела она устало. Видать, сорвалась в дорогу сразу, не успев ни помыться, ни поспать толком.
– Кому ты служишь? – Марья с любопытством взглянула на Сову. Им приходилось пересекаться в птичнике. Сытник гонял девок наравне с молодцами, и его можно было понять. Хотя порой он переходил за край.
Сова хмыкнула, покосилась на Марью и ответила:
– Моровецкому княжеству, кому ж еще?
Хитро. На вече или боярском совете эти слова непременно оценили бы.
– Поклянись мне в верности, Сова, – Марья расправила плечи, напоминая птицам и самой себе: она все еще оставалась княжной. Несмотря на бедняцкую рубаху.
– Клянусь, – та пожала плечами. – Чтоб меня Перун своими стрелами растерзал.
Вот как завернула. Не Велесом, покровителем своим, – другим богом поклялась. Ой непростая эта Сова. И глядит будто бы с насмешкой. Может, из-за Дербника? Разругались-то основательно, судя по крикам. Но и терять такой дар Марья не собиралась. Может, и будет от нее толк.
– Пусть поедет с нами, – решила она. – Но чтобы мои уши не слышали вашей ругани.
И без того тяжело придется.
Дербник мрачно посмотрел на Сову. Та оскалилась и запрыгнула в седло. Чуяла Марья: непросто с ними будет совладать. Если Дербник спокойный и покладистый, то Сова как кусок бересты у костра: поднеси – сразу загорится и обожжет пальцы. Эх, и зачем увязалась? Наверняка из-за ссоры с Дербником.
Впрочем, Сова не знала, куда они ехали и зачем. Иначе бы полетела в Гданец, да прямиком к князю.
VIIIСмех и горечь
– Она идет?
– Идет! Идет!
– И камни скоро рухнут, так?
– Так! Так!
– Но же плата? Что мне взять?
– Взять! Взять!
– А может быть, взять все?
– Все! Все!
Да, в этих отголосках – ехидных, ядовитых – таилась правда. Чаще всего она душила, но теперь внушала трепет и предвкушение.
1
Дербник старался не смотреть на Зденку. Если бы не княжна – он не оставил бы это просто так, припомнил бы костер и Пугача. Его тень мерещилась повсюду: впереди, внизу, сбоку. Дербник гнал Березника, но не мог избавиться от липкого, гадкого чувства, будто чужие глаза следят за ними.
Порой эта тень сливалась со Зденкой. Дербник догадывался, что она не по своей воле покинула Гданец. Пугач приказал выследить и вернуть княжну, а вместе с ней и его, непослушного да буйного.
Зря, зря Марья поверила Сипухе. Простой витязь мог бы умереть от подобной клятвы, с них же спрос меньший. Себя Дербник тоже ругал. За то, что не нашел воли пойти против княжны. С другой стороны, если Марья вернется в Гданец и продолжит жить в тепле и покое, у него на душе полегчает.
С этими мыслями он ехал по большаку, не желая сворачивать к деревням, что виднелись вдалеке. Княжна жалась к Дербнику, но не жаловалась, не просила передохнуть, хотя он подозревал, что Марье приходится тяжело. Наверняка на бедрах будут громадные синяки. Ай, не стоило ему соглашаться!
Дербник проклинал себя за ненужные, бредовые мысли, но те раз за разом лезли в голову и напоминали, что теперь княжна ближе, чем когда-либо. Ведь не стала бы Марья доверяться абы кому? Хотя той же Зденке поверила.
«А ты на что?» – зло шикнул Дербник. Поклялся защищать – значит, защитит, и не только от Зденки, но и от ругани, сальных взглядов и грубой речи.
– Дербник! – окликнула Зденка.
– Чего? – громко спросил он, не отвлекаясь от дороги.
– Скоро Сварожин Яр покажется, – продолжила она. – Заедем? Отогреемся да поедим!
Хотелось поспорить, да только Зденка была права. Кони потихоньку уставали, сменных не было, а искать себе дороже. Да и Марья замерзла.
Сварожин Яр всяко лучше, чем деревня или слобода. Вполовину меньше Гданеца, не такой людный, без детинца, зато с большими избами. Там и постоялый двор найдется, и корчма какая-никакая. Люд пугливее, недоверчивее, да и это неудивительно: за Сварожиным Яром начинался перелесок, который перетекал в непроглядную чащу, где княжил Леший со своими мавками и прочим выводком. Оттого его Диким прозвали: ступишь – пропадешь на годы, если не навсегда.
Иногда Дербник не знал, что страшнее: этот лес, Черногорье, Ржевица или восточные земли, где буйствовали степняки. С той стороны княжества стояли два крепких города, Гайворон и Любнев. Там еще в старые времена выстроили крепкие стены из глины и камня, вырыли рвы, которые вычищали по весне. Но деревни в округе страдали.
Дербник вздохнул. Он и сам желал, чтобы нашлась сила, которая остановила беды одним махом, защитила от всех врагов разом и прогнала голод. Да только не бывает так, разве что в песнях гусляров и сказах кощунников[37]. Их-то, видать, Марья и наслушалась.
– Далеко до Сварожиного Яра? – подала голос княжна. Бледная, измотанная, она держалась на какой-то тайной силе. Еще одно отличие великого рода от простого.
– К вечеру доедем, – выдохнул Дербник, а затем прижался поближе к Марье, надеясь согреть. – Не переживай, княжна, околеть не успеешь, – и сразу прикусил язык, мысленно ругая себя за подобную вольность.
Хорс едва клонился к низу, кони резво бежали по широкой дороге, минуя телеги, что ползли то на одной части большака, то на другой. Дербник был готов, что Марья высоко поднимет голову и прикажет возвращаться. Все же ее место было в Гданеце.
То ли дело – княжна, которая едет рядом со слугой, сидит на грязной, непокрытой лавке, перескакивает через поваленные деревья и говорит с Лешим, прося о милости. Еще меньше Дербник мог представить, как Марья осматривает серые скалы, стучит по камням, ища ход, и зовет проклятого чародея.
– Эка лебедь! – цокнул мужик, ехавший в старой телеге. – Садись ко мне, краса, подвезу!
Марья словно окаменела. Дербник молча пустил Березника в галоп. Он не собирался браниться при княжне или бросаться на мужика. Так они и до вечера не доедут.
– Лучше на свою рожу погляди! – бросила мужику Зденка и звонко засмеялась.
Еще немного – и Дербник поверит ее словам. Только разве ж могла Зденка сбежать из птичника, прихватив один из лучших луков? Хорошего оружия у них всегда хватало, но Сытник запрещал уносить его, пойди еще выпроси! Нет уж, слишком явно проступала тень Пугача. Она вела Зденку вслед за Марьей, приказывала ей врать и притворяться, давать клятвы, не имеющие силы, чтобы завоевать доверие княжны.
Дербник же видел Зденку насквозь. И знал: лучше бы ей оставаться в Гданеце, потому что – видят боги – со дня на день они передерутся. Наступит миг, когда она себя раскроет. Может, завтра или послезавтра, а может, у самого Черногорья.
– Не бойся, – прошептал Дербник. – Мы тебя в обиду не дадим.
– Знаю, – кивнула княжна.
То ли испуг прошел, то ли Марья спрятала его глубоко внутрь. Что только творилось у нее в голове? Видит ведь, какие избы им попадаются, какие мужики – и все равно стоит на своем. Как будто что-то гонит ее в эти треклятые горы, не дает покоя. Тьфу!
Дербник крепко сжал поводья. Он чувствовал, как Березнику потихоньку надоедает галоп. Лишь бы дотерпел до Сварожиного Яра. Там отогреется, переведет дух. Лучины в дороге тянулись, подобно прогулкам Мораны по городам. Перелесок перетекал в поля, а поля – в перелесок. Марья порой с тоской глядела на шапки изб, а потом отворачивалась.
Зденка – что удивительно – не спрашивала, куда они едут и зачем. Может, оно и к лучшему. Наверное, Пугач думал вернуть Марью, а после – расспросить вместе с князем и боярами. Или приплести Совет. Кто там знает, чего они нарешали? Вот если бы мир настал – дело другое, а остальное – так, переливание из пустого в порожнее.
Не верил Дербник в князя Мирояра, да и время его уходило постепенно. Благодарил, кланялся, радовался, когда стоял поблизости – и не верил. Как и прочий люд, что уже давно не ждал перемен и надеялся на милость богов.
2
Зденка не понимала, на кого злилась больше – на безрассудную княжну, на Дербника или на себя. Ведь не лучше этого бревноголового глупца! Не выспавшись, рванула на большак, выслеживала, пока не увидела двух всадников на одном коне, не почуяла, что нашла. Как говорят, получи и не жалуйся.
Перед ними вырастал Сварожин Яр, увешенный лентами и блеклыми листьями. У ворот запахло медом и травами. А встретили их витязи с дегтем на лице, веселые и хмельные.
– Чегой-то у вас? – Зденка склонила голову набок. Вроде не нечистые. Да и мертвяками вообще не пахло. Может, удачная охота? Кабана какого завалили или медведя?
– Голод гоним, – лицо стражника на миг омрачилось. – Зима скоро, сами понимаете. Посадник решил смехом да песнями зиму голодную отогнать.
– Авось боги смилостивятся, – второй улыбнулся еще шире. – А нет, так хоть нагуляемся от души, а, брате?
И пропустили их. Перед Зденкой появились оживленные улицы. Девки в лучших нарядах, с венками из золотистых листьев и калины, бегали вприпрыжку с молодцами и хохотали. Всюду галдели, куда ни глянь. Корчмы трещали по швам, гремели песни вперемешку с шутками. Похабщина мешалась с нежностью, да так, что аж у Дербника покраснели уши. Чего уж говорить о княжне!
Зденка мельком взглянула на Марью. Та ерзала и, казалось, хотела с головой зарыться в рубаху и стать глухой. В детинце если и пели, то только о богах, природе и чистой, что колодезная вода, любви.