о воле которых Дербник вот-вот умрет.
– Лихослав! – в отчаянии крикнула Марья.
Время замерло. Кабан застыл над ним. Деревенские ахнули, мужик тоже приоткрыл рот, а затем знаком остановил поединок и громко произнес:
– Ничья.
Имя чародея настолько ошеломило людей, что те не стали спорить. Это немного успокоило Марью. Она спасла Дербника и, кажется, себя.
Рубило клацнул клыками и перевоплотился. Сокол… не смог. Он вертел головой и пытался поднять левое крыло, но оно обвисло.
– Забава, – мужик позвал девку, увешенную оберегами и вороньими перьями, – займись Соколом.
– Спасибо, – Марья облегченно вздохнула.
Мужик ничего не ответил – лишь приказал стражникам увести их с Совой в дом, а сам пошел впереди. Разговор предстоял тяжелый. Придется сказать полуправду, а может, и вовсе признаться. Вдруг перевертыши знают о Лихославе больше? Вдруг помогут? А может, посмеются над ней и скажут, что это гиблая затея.
Их привели в избу, стоявшую неподалеку от капища. В сенях Марья заметила обглоданные кости – оленя или лани. Горница порадовала теплом. Стоило переступить порог, как запахло медом и ягодами. Видимо, хозяйка варила сбитень или что-то похожее. А еще в глаза бросались голые лавки – никаких рушников, только грязная тряпица валялась у печи. Мужик охотно уселся и уставился на Марью.
– Горыня, – бросил он.
– Марья, – не стала врать она.
Сова вздрогнула и шикнула на нее. Что ж, она имела право злиться. Так же, как Марья быть честной.
– Странное имя, – выдохнул Горыня. – Никогда не слыхал.
– А я никогда не видела лесных оборотней, – ответила она.
И деревень. Где это видано, чтобы Леший позволил колотить избы в сердце чащи и охотиться на своих зверей. Наверняка перевертыши платили ему щедрую дань. Уж не людьми ли?
– Вы идете в Хортынь, – Горыня прищурился. – Хортынь стоит у подножья гор…
– Да, – Марья подняла голову. – Мне нужно в Черногорье.
И гори оно все пламенем! Лесные оборотни должны знать о Лихославе больше остальных. Вот ведь горы, выступают из-за крон – только руку протяни. А какая сила от них идет! Уж кто-кто, а слуги Велеса должны ее чувствовать.
– Он говорил, да, – Горыня потупился. – Боегром, развяжи им руки.
Нож прошелся вдоль запястья. Веревка упала на пол, и Марья принялась растирать запястья. Как же приятно было снова шевелить руками!
– Он говорил, что придет человек, – продолжил Горыня, – и что он будет искать встречи с чародеем.
– Кто – «он»? – удивилась Марья.
Горыня не ответил – вместо этого предложил им сесть на лавку и достал из печи туесок со сбитнем, свежим и теплым. Рядом появились и кружки, грубые, как будто несколько досок скрепили друг с другом на скорую руку, но Марья была рада и этому.
– Вот что, – начал Горыня, – ты расскажешь мне все, а я решу, что с вами делать. И смотри мне, без вранья. Жизнь твоего друга сама знаешь где.
Может, оно и к лучшему. Тяжело тащить на себе бремя, особенно в дороге, когда нет времени отдыхать, а спине и ноги все синие от холода и боли. Шутка ли – несколько дней трястись в седле, боясь погони!
Марья не выдержала – надломилась и заплакала. Слова сыпались вперемешку со всхлипами. Бесконечная война, голод, зима, сожженные города и деревни, Совет, который давил на нее, отца, бояр, а еще вел себя странно, отказываясь признавать, что за Ржевицей дела идут плохо, ужас, усталость – и никакого выхода, кроме одного-единственного. Да, он казался безумным и жутким, но другого не было.
Горыня спокойно выслушал Марью, а затем подал ей кружку с едва дымящимся сбитнем.
– Ты тоже думаешь, что я сумасшедшая? – она мрачно взглянула на мужика.
– Да нет, – тот пожал плечами. – Гора все равно разваливается, а так хоть польза будет.
– То есть? – Марья подняла голову. – Что ты знаешь о горе?
Теперь говорил Горыня. О Черногорье, где какое-то время назад появился разлом, о тьме, что сочилась из него, о странных снах, которые видели перевертыши, о голосе чародея, что раздавался в их головах и сбивал с толку, о волхвах, предсказывавших возвращение чародея. Марья слушала и пила мед, пытаясь успокоить сердце.
– Он говорил, что кто-то явится, – выдохнул Горыня. – Еще при прошлом старосте-то слух пошел.
– И поэтому нас схватили, – Сова зло усмехнулась.
– Да откуда мне было знать?! – рявкнул он. – Знаешь, сколько народу по лесу бродит да забредает, куда не надо?
– Вот сами бы гору и разломали, – не отступала Сова. – Чего ждать-то было?
– Как будто мне охота туда лезть, – отмахнулся Горыня. – Силы там неведомой много. Мало ли кого заморочит, а мне каждый оборотень дорог.
– Ты нам поможешь? – тихо спросила Марья.
– Да куда уж денусь, – проворчал он. – Как подлатаем вашего Сокола, так и укажу тропу до города. У нашего рода ведь это, – запнулся, – давнее обещание. Ежели явится кто высвобождать чародея, помочь должны, а не то горы на лес войной пойдут. Так деды наказали, во.
Удивительно быстро согласился Горыня. Еще и объяснился туманно. Дело было наверняка нечисто, но Марья слишком устала, чтобы разбираться. Хотел бы убить – убил бы, а так – подал варево, пригласил за стол. Может, они и вовсе Лихославу поклонялись как полубогу, оттого и решили помочь.
Марья согрелась, напилась сбитня, на душе полегчало. Дербника залечат, дорогу укажут, да и от преследователей они спрятались. Все выходило как надо, словно Мокошь ткала ровный узор и не хотела добавлять в него путаных нитей.
2
Голова гудела. Боль несла его вихрем высоко в небо, где вились мглистые искры. Сквозь них прорезалась чужая улыбка. Вряд ли это существо было человеком или оборотнем. Может, бог, но боги слишком далеки. Они не стали бы спускаться к облакам.
Что-то потянуло вниз, какая-то сила. Перед глазами пронеслись воспоминания: птичник, княжна, побег, лес, поединок…
Кажется, его звали Дербником, он служил перевертышем у князя, пока не сбежал. А кому он служит теперь? Княжне, которую не смог защитить?
Он пришел в себя человеком и удивился. Широкая лавка, покрывало, сбоку – натопленная печь. Тепло и мягко, только левая рука ныла и отзывалась болью. Не пошевелить толком.
Над ним склонилась то ли девка, то ли ворожея в годах. Дербник прищурился, но лицо расплывалось. Вроде как молодая, а вроде и нет. Зато обереги на рубахе он разглядел без труда, как и пальцы, перемазанные чем-то травяным и воняющим, как будто кто-то не поленился натаскать много полыни и смешать ее с хвоей, душицей и зверобоем.
Девка тряхнула головой и поправила русую косу. Затрещали звериные зубы на шее, зашелестели перья, блеснула стальная монета.
– Очнулся, – она взглянула на Дербника. – Это хорошо.
– Что со мной? – сорвалось с языка.
– О-о-о, – протянула ворожея, – ты меня уж больно утомил! Целую лучину мешала кости с живым огнем, заговаривала – а ведь мертвым ты мог бы сослужить бо́льшую службу!
– Ну спасибо, – процедил Дербник. – Где… мои сестры?
– У тебя одна сестра, – поправила его девка. – Впрочем, обе живы-здоровы, чтоб им чихалось.
– Где? – тверже спросил он, давая понять: лучше не шутить так.
– Где-где, – пробурчала ворожея. – Вона в истобке[38] соседней сидят, с Горыней-то.
Дербник скинул покрывало и попытался сесть. Не получилось – слабость словно пригвоздила к лавке и не отпускала. Девка отвернулась и пошла к столу. Ее ждали сухие травы и серые камни с резами. Видимо, она делала обереги и раздавала их остальным.
Любопытно, кому они поклонялись, кроме богов? Наверняка Лешему и его детям, а может, и всем навям, что бегали по чаще и охотились на людей. Удивительно, как не одичали и говорить не разучились.
Дербник чуть не вскрикнул, пораженный внезапной мыслью. Да, не могли простые люди жить целой деревней, колотить избы и кормиться одними ягодами да дичью. А вышивать кто учил? Да и ткань для этого нужна!
Дербник бросил взгляд на рушник, лежавший у лавки, затем посмотрел на ворожею. Рубаха на ней не казалась потрепанной и старой – напротив: белоснежная, с червонным воротом, обитая мехом по краям.
Это означало, что о перевертышах знали в Хортыни и ближайших деревнях. И знали, и помогали, и торговали, меняя дары леса на молоко, скотину, полотенца. Жили бы сами – давно бы уже обратились в зверей и птиц, поняв, что так в лесу выживать проще.
Дербник улыбнулся. Оставалось поделиться этой мыслью с Марьей и добраться до Хортыни. За лесом оборотни слабы, а их заговоры не имеют такой силы. Если договориться, то будет и помощь, и убежище.
– Скажи, – он взглянул на ворожею, – чем вы платите Лешему за кров?
Девка зыркнула на Дербника так, словно тот извалялся в куче навоза и полез в чистую постель.
– Не твое это дело, – пробурчала она. – Лежи вона да помалкивай!
Значит, его догадки были верны. Оставалось последнее звено цепочки – плата лесу. И за кров, и за то, что не позволяет чужакам просто так заходить вглубь. Леший ведь не бог, хлебом-солью сыт не будет, а вот кровь…
Любопытно, пропадают ли люди на окраинах Хортыни? Дербник обещал себе расспросить местных, когда они выберутся из этой дыры. Не станут же оборотни жертвовать своими! Их и так мало, да и Велес не одобрил бы.
Снаружи кто-то постучал. Ворожея пробурчала что-то о незваных гостях и вышла в сени. Двери открылись, и в избу с шумом ввалилась Зденка. Следом за ней шла Марья вместе с мужиком, что схватил их.
Дербнику не терпелось поделиться догадками, но он прекрасно понимал, что не время и не место. Придется набраться терпения, а пока – прикусить язык.
– Дербник! – Зденка стиснула его в объятиях так, что ребра едва не треснули. – Живой!
– Куда ж я денусь, – прохрипел он.
Сипуха ойкнула и отошла.
– Мы рады, что ты в порядке, – Марья мягко улыбнулась. – Горыня сказал, что тебя подлечили.
– Ага, – Дербник опустил голову, чтобы скрыть румянец на щеках. – Спасибо.