Впрочем, Дербнику станет еще хуже, и от этой мысли пришло злорадство. Если обряд пройдет как надо, а чародей согласится выполнить желание в обмен на свободу, в княжестве настанет мир, а к терему сбегутся женихи. А дальше плач, пир, проводы невесты – и Марья станет воспоминанием. Зденка с трудом верила в такой исход. Издалека он казался ей слишком спокойным, добрым, словно песня кощуна.
– Что предлагаешь ты? – княжна встала и медленно прошлась от лавок к соломенным мешкам.
– Мы не знаем, что там запрятано, – осторожно начала Зденка. – Оно посылает тени, которые творят зло. Думаешь, за триста лет он сохранил рассудок?
– Боги на его стороне, – задумчиво произнесла Марья.
– Молчание богов может говорить о разном, – возразила она. – Я думаю, Сытник и сам не знает, кто или что засело в этих скалах. Просто он отчаялся и хочет сделать хоть что-то.
– Я понимаю его, – усмехнулась княжна. – Хуже уже не будет. Вам не стоит волноваться.
– Ну-у, – протянула Зденка, – я бы не доверяла им с Горыней.
Марья села на лавку и призадумалась. Она замерла в шаге от неизвестности, от ее решения зависела судьба княжества. Море нитей переплетались и могли оборваться мигом. Пугач, бояре, советники непременно помогли бы, подсказали, что нужно сделать да как. Князья ведь без них не справляются, это известно всем. А у Марьи – девка, что не смыслит в подобных делах, и хмельной Дербник. Зденка чувствовала: будь она поумнее, нашла бы нужные слова, уговорила бы княжну угодить и тем, и другим, может, как-то приплела бы Совет, ведуний… Да хоть оборотней из лесной деревни!
Зденка вспомнила, как подслушивала их с Дербником разговор, когда тот говорил, что Марья не вправе отвечать за целое княжество в одиночку. Княжна его не послушала. Да и теперь она не спешила к посаднику, чтобы просить помощи. Неужели первая попавшаяся под руку девка важнее? Вряд ли.
– Мы всегда можем вернуться в Гданец или схорониться в лесу, – Зденка попыталась ее обнадежить. – Ты выживешь, княжна, обязательно выживешь!
Последние слова выпорхнули из сердца. К счастью, она вовремя прикусила язык и не сказала большего. Не хватало еще лезть к княжне со своими переживаниями и навязчивой заботой!
– А другие будут гибнуть за нас, – Марья нахмурилась. – Нет, Сова, так не годится.
Вот ведь как! Она ждала. Надеялась, что кто-нибудь подтолкнет, одобрит. А советы, что шли вразрез с ее волей, только мешали. Осознав это, Зденка разозлилась и выпалила:
– Если ты уже все решила, зачем спрашиваешь?!
Марья промолчала. Ждала похвалы – получила упрек. Не к той она обратилась, совсем не к той. Как же не вовремя напился Дербник! Он бы княжну поддержал, утешил… Ха, утешил! Зденка чуть не рассмеялась.
– Оставь меня, – наконец сказала княжна. – Хочу побыть одна.
И пожалуйста. Место для ночлега найдется, да и Дербника стоило пристроить. Сердце предательски ныло, хоть Зденка и гнала это чувство подальше, стараясь даже не смотреть в ту сторону.
Хорошо бы им всем найти покой, а не бегать друг за другом в тревоге.
XIIIПробуждение
– Зависть – лишь хитросплетенный морок, – хмыкнул чародей. – Но даже этой силой можно воспользоваться.
– Не учи меня, мальчик, – глаза богини полыхнули яростью. – Ты был слабостью сестры. Из-за тебя она становилась похожей на людей.
Пробыв много лет в пещерах, среди теней и духов, которые давно разучились говорить и походили на камни, он начал догадываться, по чьей воле его заперли на самом деле.
– Ты видел, да? – смешок прокатился по пещере и разбился о стену. – Она пыталась воссоздать тебя в других, хотя бы отчасти. Выглядело… жалко.
– И все же она начала меня слышать. Снова.
Но к счастью ли? Слишком много времени прошло, слишком много сил он забрал у тьмы и, кажется, почти разучился быть человеком. И милость Мокоши могла обернуться болью или безумием.
1
Дербником одолевало отчаяние. Сколько ни старался – без толку. Тянулся к Сытнику, надеялся выбиться в люди и стать кем-то значимым – и вот, пожалуйста, появляется мальчишка из леса и становится выше. С княжной еще хуже, там и надеяться не стоило. Глупец!
Он вливал внутрь брагу, выжигал боль, позволял туману кружить голову. А в корчме весело играли гусляры, развлекая гостей. Отчего Дербник раньше не обращал на них внимания? Потому что глаз с Марьи не сводил, дубина! Истоптался в грязи, а потом с чего-то решил, что Хортынь хмурая и неприветливая. Меньше возле княжны надо тереться! Наслушаешься про тревогу и опасность, а после сам начнешь видеть кругом врагов.
А может, гусляра позвали поздним вечером, когда начался ливень? Кажется, краем глаза Дербник видел, как мужик договаривался с хозяином корчмы, меняя кров и пищу на песни. Или показалось? Ай, да не время голову забивать! Так ведь себя и в могилу загнать можно.
Стало жарко, легко и чудно́. Он оглянулся: парни увлекали девок в пляс и кружили их так, что у тех задирались рубахи и подолы понев. Башмаки стучали об пол быстро, дико, страстно. Вот бы и ему ухватить хорошенькую молодицу. Но где такую возьмешь-то?
– Дербник! – раздался голос Зденки. – Ох, да ты ведь на ногах ровно не стоишь!
Он подмигнул ей и протянул кружку с брагой. Зденка сделала глоток и поморщилась. Да, горько, сперва всегда так, пока не распробуешь.
– И чего вам, девкам, надо, а? – недовольно пробурчал Дербник.
– Это ты о ком? – усмехнулась Зденка и посмотрела на молодиц, что, не стесняясь, прижимались к мужикам и хохотали. На их щеках играл румянец, казалось, еще немного – и начнутся игрища, те, что часто бывают в банях.
Дербник насупился. Делиться со Зденкой сердечными тайнами он не собирался, хотя то был не секрет. Многие в птичнике если не знали, то догадывались, может, тайно посмеивались.
– Тебе бы помять кости, – Зденка взяла его за руку. – Пошли, а то ведь так и просидишь тут мешком.
– Плясать, что ль? – он призадумался.
С ней постоянно приходилось драться, переругиваться, иногда оставаться ночью на забороле по приказу Сытника, а вот плясать… Дербник осмотрел ее: высокая, ладная, с косой, хоть и короткой. А, чем только боги не шутят!
Он глотнул еще браги, поставил кружку на стол и лихо подхватил Зденку. С Марьей, конечно, не сравнится, но тоже сгодится. Не замуж же вести!
Гусляр ударил по струнам и завел новую песню, ярче предыдущей:
Распустила девка косы,
Закружилася, смеясь:
– Ты меня хватай, не бойся,
И ласкай, как ясный князь.
Дербник крепко сжимал ладони Зденки, а та бесстыже хохотала, словно тоже напилась. Вел он плохо и неуклюже, путался, сталкивался с другими девками, а она радовалась. Она то вилась хищной птицей, то с шумом стучала ногами по полу, то подпрыгивала, позволяя Дербнику хватать себя за пояс. И откуда такое рвение?..
Из косы выбились пряди, рубаха прилипла к телу. Зденка провела рукой по вспотевшему лбу, выдохнула и с прежней силой вцепилась в его ладонь. Так странно было чувствовать мозолистые пальцы, смотреть в ее лицо, раскрасневшееся, с ухмылкой. А как она глядела! Словно звала, мол, прижмись поближе, крутани еще раз, а потом подхвати. Если Марья – спокойное озеро, то Зденка – вихрь. Лучница, перевертыш с синяками по всему телу.
Дербник отпустил ее, когда гусляр затянул третью песню, поспокойнее, о несчастной любви лебедицы и витязя. Все-таки она не сенная девка, чтобы вот так, при всех, прижимать ее к себе и целовать в щеки. Поплясали, выплеснули пыл – и хватит.
Дербник вернулся за стол, Зденка уселась рядом и поправляла косу. Сытник всегда советовал девкам стричься покороче. В битвах, путешествиях, да и на службе не было времени беспокоиться о волосах, причесывать их гребнем, ровнять. Большинство слушались – остальные убеждались в его правоте спустя пару драк, шуточных и позволяющих понять: краса – лишь малая жертва.
– Ты мне порой навьей девкой кажешься, – признался Дербник. – То рядышком, то ударяешь, когда не надо.
Зденка ничего не ответила – только пнула его в ногу и отвернулась. Он пожал плечами, мол, как знаешь. Кликать утихший вихрь не стоило, иначе понесет, и не страстно и весело, а зло, больно, с яростным рыком.
Гусли умолкли. Мужики закричали, прося еще, но хозяин корчмы повелел им замолчать и подал гусляру похлебку и квас. Заслужил. Видать, песен больше не будет, кроме дождевой. Ливень вовсю разгулялся и стучался в прикрытые створки, пытаясь ворваться вместе с ветром и прогнать веселье.
Дербник посидел еще лучину. На душе становилось горько, хмельной туман потихоньку растворялся, а за ним шло понимание: Сытник все время врал, а Марья сходила с ума из-за какого-то чародея, которого ни разу не видела.
– Скис, – решила Зденка. – Ладно тебе, пошли спать.
– Не пойду туда, – шикнул Дербник. Куда угодно, но только не к Марье.
– Я сговорилась с корчмарем, – на ее лице проступила легкая усмешка. – Устроимся в соседней спальне.
И когда только успела? Неважно. Хоть что-то хорошее, иначе было бы совсем тошно. Смотреть на княжну хмельным взглядом, злиться, ковырять и без того больное сердце тупым лезвием – и одновременно пытаться заснуть. Издевательство!
Дербник поднялся по ступенькам. Лестница здесь была скрипучая, грубая, без резного кружева, как будто доски скрепили чарами и сложили горой. Не княжеский терем, да и княжна лишь отдаленно напоминала Марью – ту Марью, которая плыла по светлице в шелковых лентах и верхних рубахах, расшитых золотом или серебром, смеялась, словно Леля, и, гордо вскинув голову, говорила с боярышнями, изредка посматривая вниз – на Дербника. Эх, знал бы – ни за что бы не согласился и сам сторожил бы двери.
Зденка взяла его за руку и повела. Он на миг замер, прислушавшись. Внизу гомонил хмельной народ, здесь же стояла тишина. Марья спала у себя или думала о проклятом чародее. Не Дербника же ей вспоминать, в самом деле!