Сердце стучало почти в горле, от косы ничего не осталось – расплелась вся, да и лента потерялась. Хорошо хоть рубаху не порвало ветром! Марья только теперь поняла, что похожа не на княжну, а на какую-то ведьму из дальней деревни. Вот ведь обрадуется чародей! Подумает, что совсем уважение потеряли, раз прислали невесть кого.
Марья спустилась на землю и обернулась: река стихла, мост по-прежнему стоял. Что ж, славно. А впереди такой же непроглядный лес, сплетение крепких дубов, которые сурово осматривалина гостью. Серый каменный выступ проступал из-под ближайшего дерева. Уж не ход ли это?
Марья шагнула поближе и увидела под выступом зияющую дыру. Спуститься или пройти вдоль деревьев? Лес мог тянуться без конца и края, да и Лихослава заперли среди камней. Боязно, да куда деваться. Пришлось опуститься, сперва одной ногой, затем – другой, как и на мост. Проверить: твердо ли, прочно – и идти дальше.
Лесенка из камней уходила вниз. Как бы не навернуться в темноте! Марья с замирающим сердцем шагала вперед, осторожно, медленно, цепляясь руками за стену. Сколько учили: нельзя проявлять страх перед мертвыми – а ведь поди ж ты в их мир и попробуй не испугаться! Еще и тихо-тихо, аж собственное дыхание слышно.
За лесенкой – ровная тропа-змейка, холодные камни давили, особенно по бокам. Как бы не застрять! Вход превращался в бледный кружок и понемногу исчезал, оставляя Марью одну. Здесь не было Хорсовой власти, ее мольбы не услышит и Перун – никто, кроме Мораны. А может, и до нее не донесется.
Если там, сверху, теплились еще отголоски жизни, то тут – ничего. Темнота да тишина. Марья облизнула пересохшие губы. К ее счастью, тропка из змейки начала превращаться в змеищу, широкую, не столь жуткую. Это придало уверенности, и она пошла чуть быстрее, надеясь увидеть впереди хоть что-то.
Чутье не обмануло: дорога привела Марью к пещере. На стенах горели янтарные резы – столько, что не сосчитать! Паутинки чар вились вдоль камней, самых разных – от острых зубьев до круглых и причудливых валунов. Благодаря мягкому золотистому свету удавалось разглядеть все: каждый выступ, каждую ступень. Но Марью поразило не столько это, сколько каменное ложе, окаймленное серебром. А резов возле него было еще больше! Как будто нитки сплетались в полотно-покрывало. И правильно, ведь на нем ждал человек, не мертвый, но и не живой.
Марья подошла ближе и пригляделась: темно-синий длиннополый кафтан, серебряное шитье на груди, такой же пояс. Покрой был старинным – нынче такое носили в дальних городах, желая показать любовь к традициям. Из-под кафтана выступала бледная шея, лицо было таким же – тонкие губы посинели и напоминали полоску ткани. Казалось, чародея лишили сил и оставили обескровленным.
Марья едва-едва провела рукой по его волосам – смоляным, густым, – коснулась холодного лба и, набравшись смелости, произнесла:
– Ну здравствуй, Лихослав.
XVТе, с кем говорят боги
0
С пробуждением пришла боль. Ни сплетения дорожек внутри горы, ни той, что шептала во мраке – лишь пещера, пропитанная сметками[46]чар, да таких грубых. Любопытно, как долго прожили чародеи, наложившие их? Ведь пряли-то из себя, из собственной души протягивали, лишь бы затянуть потуже, запереть, чтобы бился глубоко внутри и никак не мог выйти.
Лихослав привстал. Кости хрустнули, ноги и руки заныли. Тело подчинялось с трудом. Еще бы – после стольких лет сна! Девка, что склонялась над ним, вмиг отскочила и зарделась. Бедняцкая рубаха, растрепанные волосы – неразумная ведьма, на первый взгляд. Пришлось приглядеться, чтобы узнать Марью – княжну, которую он не раз видел во сне и которую так манила Мать. Впрочем, Мать ли? Лихослав не был уверен, что многоликая дева, являвшаяся ему, была Мораной.
Оставалось только понять, как с ней говорить. Наверняка за триста лет многое изменилось в мире, хоть он и видел все происходившее благодаря ей и слышал, как треплются приближенные Моровецкого князя.
1
– Дня, – чародей хмуро взглянул на нее. – Марии?
– Марья, – тихо поправила она и на всякий случай отступила. Мало ли – вдруг не понравится, что указывает?
– Ма-рья, – Лихослав произнес имя медленно, точно пробуя. – Страннэ.
– Заморское, – она зарделась, чувствуя, как проступает румянец на щеках. – Мать настояла, чтобы назвали так. Ей нравились… иноверцы.
Вот ведь глупая! Говорить чародею про чужих богов и чужую веру! Да он за такое наверняка сожжет или проклянет!
Лихослав лишь дернул плечом и привстал. Золотистые нити потянулись к чародею, норовя связать его. Марья напряглась и начала вспоминать все, что читала и слышала.
– Руки вчеников Люблича, – буркнул он, остановившись. Сети мешали продвинуться дальше – вцепились и держали. – Желання, княжно.
Желание, ну конечно! Как она могла забыть о том, ради чего проделала путь до Хортыни и спустилась в мир мертвых? Марья разволновалась: как сказать? Какие слова подобрать, чтобы Лихослав не увильнул? Страшно же!
– Моровецкое княжество триста лет воюет с Огнебужским, – начала она издалека. – Я хочу, чтобы война прекратилась и это было бы не перемирие на десяток-другой лет, нет. Такое у нас уже случалось! Чародей, – Марья взглянула в его глаза и удивилась: до чего же пустые! Будто не жилец. – Мне нужен мир на все времена, чтобы ни одно из княжеств больше не пошло войной на другое.
Лихослав поморгал, с недоумением посмотрел на нее и выдал:
– Точно?
– Да, – произнесла она решительно, твердо. Больше не отступит! – Я желаю только этого!
– Хорошо, – согласился чародей. – Твоя воля.
И нити порвались. Лопнули все как одна, на миг озарив пещеру яркими огоньками. Казалось, сам Хорс заглянул в это место! Резы пошли рябью и перестали светиться золотом. Сияние сменилось чернотой, точно прогорели поленья в печи. Триста лет держались – и вот, настал их час уйти во мрак.
Освободившись, Лихослав спрыгнул с каменного ложа и прошелся по пещере. Ничто не держало его и, кажется, Марья справилась. Сколько чувств одолевало ее разом! Облегчение, смятение, недоверие. Вдруг не сдержит слова и сбежит? Да нет, нельзя обмануть древнюю ворожбу! А что, если после обозлится и проклянет, наслав на княжество новую войну? Эх, жаль, не успела об этом подумать! Надо было сказать, когда желала.
– Надо возвращаться, – сказала Марья. – Ты знаешь дорогу?
– Знаю того, кто знает, но мне не скажет, – Лихослав покачал головой. – Веди, княжна.
Ох уж эти путаные речи! Попробуй пойми его, да еще с давним говором. Ничего не оставалось, кроме как идти вперед и следить за чародеем: не отстал ли? Марья решительно зашагала прочь из пещеры. Возвращение к живым радовало ее. Теперь мир между княжествами не казался отдаленной мечтой. Если чародей сдержит слово, то весь народ восхвалит Марью и отец не посмеет разозлиться. Даже Совету придется прикусить свои змеиные языки! Чародеи, ха! Вот Лихослав – настоящий, а они все – так, остатки многоголового чудовища.
Обратный путь выдался легче. Не давили каменные стены, не кренилась лесенка, не вспыхивали огоньки на реке Смородине. Как будто мир мертвых и сам хотел избавиться от чародея. Тяжелая ноша – человек, да не простой, еще и вечно где-то «между». Лихослав сперва отставал и шел медленно, но как поднялись к чаще – вдохнул, помотал головой туда-сюда и чуть ли не побежал к Калиновому мосту.
– Воля! – чародей улыбнулся и раскинул руки, словно птица, которую выпустили из клетки. – Какова же!
И с плеч Марьи тоже будто сыпалась гора. Она расправила плечи, горделиво вскинула голову и поплыла лебедицей по мосту. Пусть шипит внизу река Смородина, пусть хоть лопается от злости из-за того, что княжна Моровецкая явилась и взяла свое. Пусть все знают, что Марья не сидела в светлице за шитьем, не пела песен, обреченно вздыхая, а понеслась со всех ног спасать родные земли!
– Чародей, – обратилась она к нему. Все же лучше узнать заранее, чем терзаться. – Ты не злишься на мой род?
– Тяжка доля у тваго рода, – он заговорил с осторожностью. То ли боялся обидеть, то ли сболтнуть лишнего. – Боги поправят, то их дело. Не бойся.
– Боги молчат уже триста лет, – покачала головой Марья.
– Не для всех, – усмехнулся Лихослав.
Темнил-таки. Что-то он знал, но не хотел говорить. А если скажет, то сиди потом, думай да гадай, чего имелось в виду. На лицо глянешь – вроде не злится, в глаза – не понять, мрак там сплошной. Впрочем, ничего уже не поделаешь – чародей освободился, вот уже ступил за Калинов мост, на сторону живых.
Марья стушевалась, вспомнив, что не знает дороги. Она осмотрелась – и разинула рот от удивления: деревья расступились (и когда только успели?)! Сквозь дубы серой ниткой тянулась тропка, выглядывала нехотя из-под колючего шиповника и крапивы. Не нравилось лесу пропускать людей.
– Туда, – бросила Марья и побежала, пока духи не передумали и не спрятали дорогу.
Чародей последовал за ней, не споря, не бранясь. Как это не вязалось с тем Лихославом, про которого Марья читала в малолетстве! Где невиданная жестокость, багровые по локоть руки и лицо, трескающееся от черноты, что текла вместо крови? Ничего! Человек человеком, разве что немного странный.
Тропка вела прямо и тянулась в неизвестность. Впереди мелькала стена из деревьев. Она не приближалась, да и за спиной замкнулся лес, поймав их в свои объятия. Стало страшно: вдруг мертвая земля не отпустит гостей? А может, обряд прошел неправильно? Марья вздрогнула.
Лихослав шагал позади и бормотал несуразицу. Она вслушалась – и ничего не разобрала, еще и голова начала болеть. Вот ведь… чародей! Ни с кем не спутаешь.
Когда дорога вильнула и повела их вправо, Марья испугалась еще больше. Чаща обступила их кольцом, отрезая от моста и реки. Густые кроны спрятали серые облака. Вряд ли они были настоящими, но вселяли хоть какую-то надежду и не позволяли отчаиваться.