Крис смотрел в окно.
– По сравнению с кем? – спросил он.
– Ну… ты лучше себя чувствуешь?
Медленно повернувшись, он пристально взглянул на нее.
– По сравнению с чем? – повторил он.
Джеймс был воспитан родителями из бостонских «браминов», возвысивших стоицизм Новой Англии до формы искусства. За те восемнадцать лет, что он прожил с ними, Джеймс только раз видел, как они целуются на людях, и то поцелуй был мимолетным, и он уверил себя, что ему это почудилось. Признаться в боли, печали или в восторге считалось постыдным. Один раз, когда Джеймс в подростковом возрасте заплакал над околевшей собакой, родители восприняли это так, словно он совершил харакири на мраморных плитках вестибюля. Их стратегия в отношении неприятных или волнующих событий состояла в том, чтобы пройти мимо унизительной ситуации и продолжать жить, словно ничего не случилось.
К моменту знакомства с Гас Джеймс в совершенстве освоил эти приемы – и наотрез отказался от них. Но в тот вечер, один в цокольном этаже, он отчаянно пытался вновь обрести ту благословенную сознательную слепоту.
Он стоял перед оружейным шкафом. Ключ оставался в замке. Джеймс ошибочно полагал, что его дети подросли и нет нужды в чрезмерной осторожности прежних лет. Повернув ключ, Джеймс распахнул дверцы и посмотрел на винтовки и карабины, выстроившиеся, как спички в коробке. Бросалось в глаза отсутствие кольта, все еще находящегося в полиции.
Джеймс прикоснулся к стволу 22-го калибра, первого карабина, из которого дал Крису стрелять.
Была ли в этом его вина?
Не будь Джеймс охотником, не будь у них доступа к оружию, случилось бы что-то подобное? Если бы это были снотворные пилюли или отравление окисью углерода, были бы результаты не столь катастрофическими?
Он отогнал от себя эту мысль. Такие навязчивые мысли ни к чему не приведут. Ему надо двигаться, смотреть вперед.
Словно он вдруг открыл тайну Вселенной, Джеймс поднялся по ступеням из полуподвала. Он застал Гас и Криса в гостиной, где они сидели рядом. Когда он ворвался в дверь, оба подняли глаза.
– Полагаю, – запыхавшись, объявил он, – что Крису надо в понедельник вернуться в школу.
– Что? – вскакивая на ноги, спросила Гас. – Ты с ума сошел?
– Нет, – ответил Джеймс. – Как и Крис.
Крис уставился на отца и медленно произнес:
– Ты считаешь, что, вернувшись в школу, где все будут смотреть на меня как на чокнутого, я буду чувствовать себя лучше?
– Это нелепо! – воскликнула Гас. – Я позвоню доктору Файнстайну. Слишком рано.
– Что знает доктор Файнстайн? Он всего раз видел Криса. А мы знаем сына всю его жизнь, Гас. – Джеймс пересек комнату и остановился перед сыном. – Вот увидишь. Вернешься в свою компанию и быстро станешь самим собой.
Крис фыркнул и отвернулся.
– Он не пойдет в школу, – настаивала Гас.
– Ты эгоистична.
– Я эгоистична? – Гас рассмеялась и сложила руки на груди. – Джеймс, он даже не спит по ночам. И он…
– Я пойду, – негромко прервал ее Крис.
Просияв, Джеймс хлопнул Криса по плечу.
– Отлично! – торжествующе произнес он. – Ты снова будешь плавать и готовиться к колледжу. Когда займешься делом, все будет казаться намного лучше. – Он повернулся к жене. – Ему надо бывать на людях, Гас. Ты нянчишься с ним, и ему ничего не остается, как забивать голову всякими мыслями.
Джеймс покачался взад-вперед, уверившись в том, что благодаря небольшому смещению фокуса атмосфера в доме разрядилась. Возмущенная, Гас повернулась и вышла из гостиной. Видя это, он нахмурился.
– Крис в порядке! – крикнул он ей вдогонку. – Не о чем беспокоиться.
Джеймс не сразу почувствовал на себе тяжелый взгляд сына. Крис наклонил голову набок, словно и не сердясь на Джеймса, но просто смутившись его словами.
– Ты и правда так думаешь? – прошептал он и вышел вслед за матерью.
Мелани разбудил телефонный звонок, и она вздрогнула, приподнявшись в постели и не понимая, где находится. Когда она ложилась вздремнуть, сияло солнце. Сейчас она не видела даже руку перед собой.
Она пошарила на прикроватном столике.
– Да. Алло.
– Эмили здесь?
– Перестаньте, – прошептала она и, опустив трубку на рычаг, опять зарылась в одеяло.
По воскресеньям в полдевятого утра Мелани ездила в магазин, когда весь остальной мир прохлаждался в постели с газетой и чашкой кофе. В прошлое воскресенье она, конечно, не ездила. За исключением еды, оставшейся после Шивы, в доме ничего не было. Пока она надевала пальто и возилась с молнией, за ней наблюдал Майкл.
– Знаешь, я могу это делать вместо тебя, – неловко произнес он.
– Что делать? – спросила Мелани, засовывая руки в перчатки.
– Ходить за покупками. Выполнять поручения. Все что угодно. – Видя страдальческое лицо Мелани, Майкл подумал, что плохо разбирается в выражении скорби. Сам он внутри себя умирал из-за Эмили, но внешне это было не так заметно, как глубокая скорбь жены. Откашлявшись, он заставил себя взглянуть на нее. – Я могу съездить, если тебе не хочется.
Мелани рассмеялась. Даже для собственных ушей это прозвучало странно, как мелодия для флейты, исполненная на фортепьяно в дешевом клубе.
– Конечно хочется. Чем еще мне сегодня заниматься?
– Тогда, – принимая мгновенное решение, сказал Майкл, – почему бы нам не поехать вместе?
На миг Мелани нахмурила брови, потом пожала плечами:
– Как хочешь, – и направилась к двери.
Майкл схватил пальто и выбежал во двор. Мелани уже сидела в машине, работал двигатель, выхлопные газы облачком окутывали машину.
– Ну что, куда поедем?
– В супермаркет «Баскет», – ответила Мелани, разворачиваясь. – Нам нужно молоко.
– Мы поедем так далеко за молоком? Можно купить его в…
– Давай не будем спорить по пустякам, – сказала Мелани, у которой начали подергиваться губы, – ты ведь не собираешься донимать меня советами?
Майкл рассмеялся. На какой-то миг ему стало легче. За последнюю неделю таких моментов было немного.
Мелани выехала с подъездной дорожки и повернула на Вуд-Холлоу-роуд, прибавив скорость. Хотя Майкл и старался не смотреть в том направлении, его глаза инстинктивно нацелились на дом Хартов. Вдоль их подъездной дорожки двигалась фигура, которая затем выставила бачок с мусором на обочине шоссе. Когда они подъехали ближе, Майкл узнал Криса.
Он был без пальто, но в шапке и перчатках. При звуках приближающейся машины он поднял голову. Майкл подумал: у Криса сработал инстинкт, когда он понял, что это Голды. Вероятно, не осознавая, что делает, Крис поднял руку в приветственном жесте.
Майкл почувствовал, что автомобиль чуть подался вправо, к Крису, словно парень притягивал не только их мысли, но и траекторию машины. Майкл заерзал на сиденье, ожидая, когда Мелани повернет руль в нужную сторону.
Вместо этого машина резко вильнула вправо и съехала с асфальта. Мелани надавила на газ, и Майкл почувствовал, как машина, подпрыгивая на неровной обочине, понеслась на Криса. Крис открыл рот, его пальцы задергались на ручке мусорного бака, но он сам остался стоять на обочине. Мелани продолжала поворачивать руль вправо, но тут Майкл вышел из оцепенения и попытался вырвать у нее руль, но она уже сама повернула руль влево, и машина сшибла мусорный бак. Крис метнулся в сторону, а мусорный бак запрыгал по обочине, извергая из себя мусор на Вуд-Холлоу-роуд.
Сердце Майкла бешено колотилось в груди, и, пока они ехали по шоссе, ожидали у знака остановки, чтобы повернуть налево к городу, он никак не мог решиться взглянуть на жену. Потом, не говоря ни слова, положил руку на запястье Мелани.
Она повернулась к нему с невозмутимым бесхитростным видом и спросила:
– Что?
Крис вспомнил, как в детстве они с Эм притворялись, что обладают силой стать невидимками. Они надевали на себя какие-то дурацкие бейсбольные кепки или дешевые десятицентовые колечки, и – бац! – никто не увидит, как они пробираются в кладовку за пачкой печенья «Орео» или выливают флакон пены для ванны в унитаз. Это была отличная штука – жить на грани сомнения. Но очевидно, это нечто такое, из чего быстро вырастаешь, ибо, несмотря на все усилия, которые прилагал Крис, чтобы представить себя невидимым, проходя по унылым узким коридорам старшей школы, ему никак не удавалось убедить себя в этом.
Он смотрел прямо перед собой, маневрируя на переменах в потоке школьников, хмурых новичков, лезущих в драку, и проходя мимо парочек, целующихся у шкафчиков. В классе он мог просто сидеть с опущенной головой и отключиться, как делал обычно. Правда, в коридорах было трудно. Неужели вся школа на него пялится? Потому что он это точно чувствовал. Никто не пытался заговорить с ним о случившемся, хотя все перешептывались у него за спиной. Один или два знакомых парня сказали, хорошо, что он вернулся в школу, и все такое, но старались не подходить слишком близко – на всякий случай, а вдруг несчастье заразно?
Всегда понимаешь, кто твой настоящий друг, когда случаются скверные вещи. Крису стало совершенно ясно, что единственным его настоящим другом была Эмили.
Пятым уроком был английский у миссис Бертран. Ему нравился этот урок, у него всегда были успехи по этому предмету. Миссис Бертран настаивала, чтобы в колледже Крис специализировался по английскому. Когда прозвенел звонок, Крис сначала его не услышал. Он так и сидел на стуле, когда миссис Бертран дотронулась до его руки.
– Крис, с тобой все в порядке? – тихо спросила она.
Он заморгал.
– Угу, – откашлявшись, ответил он. – Да, конечно.
Он стал торопливо засовывать учебники в рюкзак.
– Просто я хотела сказать: если ты захочешь с кем-нибудь поговорить, я здесь. – Она села за парту перед ним. – Может быть, ты захочешь написать о своих чувствах, – предложила она. – Иногда это легче, чем говорить о них вслух.
Крис кивнул, желая лишь поскорее сбежать от миссис Бертран.
– Ну что ж… – Она хлопнула в ладоши. – Я рада, что ты в порядке. – Она встала и вернулась к своему столу. – Преподаватели планируют провести собрание, посвященное памяти Эмили, – сказала она, глядя на Криса и ожидая его реакции.