– Я мать Эмили, – сказала Мелани.
– Конечно. – Донна пристально смотрела на Мелани секунд пять, пока не пришла в себя. – Я очень вам сочувствую… Ваша дочь заказала это не так давно. Здесь гравировка. – Она открыла крышку, чтобы показать мужские наручные часы.
«Крису, – прочла Мелани. – Навеки. Люблю. Эм». Мелани положила часы обратно на атласную подушечку и взяла чек заказа. В нижней части была записка для персонала. «Подарок – это сюрприз. Когда будете звонить, просто попросите Эмили. Не давайте никакой информации». Что объясняет все эти уловки, подумала Мелани. Но зачем было держать это в тайне?
Потом Мелани увидела цену.
– Пятьсот долларов?! – воскликнула она.
– Это золото пятьсот восемьдесят третьей пробы, – поспешила пояснить женщина.
– Ей было семнадцать! – сказала Мелани. – Конечно, она хотела сохранить это в тайне. Если бы ее отец или я обнаружили, что она потратила столько денег, мы заставили бы ее отказаться от покупки!
Донне было явно не по себе.
– Часы полностью оплачены, – словно оправдываясь, сказала она. – Может быть, вы захотите отдать этот подарок человеку, о котором думала ваша дочь.
Потом Мелани поняла. Наверное, это предназначалось в подарок Крису на день рождения – что-то особенное на восемнадцать лет. На это Эмили потратила весь свой летний заработок.
Мелани взяла коробку и отнесла ее в машину. Усевшись, она уставилась в лобовое стекло, видя перед глазами невероятно странное послание. Навеки.
Она недоумевала, зачем Эмили заказала часы на день рождения Криса, если, как он говорил, они собирались перед тем покончить с собой.
Мелани взялась за ручку двери, когда зазвонил телефон. Она бросилась в дом, какой-то частичкой себя надеясь, что звонит ювелир Донна, чтобы сказать, что произошла ошибка, что это были другой Крис и другая Эмили, и…
– Алло?
– Миссис Голд? Это Барри Дилейни из офиса генерального прокурора. Я говорила с вами на прошлой неделе.
– Да, – ответила Мелани, опуская часы на прилавок. – Я помню.
– Я подумала, вы захотите узнать, что сегодня Большое жюри предъявило Кристоферу Харту обвинение в убийстве первой степени.
Мелани почувствовала, как у нее подгибаются колени. Она соскользнула на пол, неловко раскинув ноги.
– Понятно. Он… Будет слушание?
– Завтра, – сказала Барри Дилейни. – В здании суда округа Графтон.
Мелани нацарапала название в блокноте, куда заносила список продуктов. Она слышала, что прокурор говорит, но была не в состоянии понять еще хотя бы слово. Она бесшумно положила трубку на рычаг.
Ее взгляд упал на подарочный футляр. Очень осторожно она вынула часы из атласного ложа и потерла большим пальцем циферблат. Сегодня был день рождения Криса. Она знала эту дату не хуже, чем дату рождения Эмили.
Мелани представила себе Гас, Джеймса и даже Кейт за их большим столом из дикой вишни. Они сидят, но разговор не ладится. Она представила себе, как Крис встает и наклоняется над тортом с мерцающими свечами, свет которых смягчает его черты. В других обстоятельствах Мелани, Майкл и Эмили, конечно, были бы приглашены.
Мелани сильно сдавила часы так, что они врезались в ладонь, и почувствовала, как в ней нарастает безудержная ярость, которая, не затрагивая души, будет в дальнейшем поддерживать ее.
Все должно быть идеально.
Гас отошла от стола, потом вновь приблизилась, чтобы поправить салфетки. Хрустальные бокалы стоят на изготовку, на блюде спиралью свернулись кусочки ветчины. Красивый фарфор, обычно зимующий в буфете, за исключением Дня благодарения и Рождества, выставлен во всей красе. Гас вышла из столовой, чтобы позвать всех к столу. Она пыталась убедить себя, что они не празднуют наступление еще одного года жизни человека, пожелавшего помешать именно этому.
– Хорошо! – прокричала она. – Обед готов!
Джеймс, Крис и Кейт пришли из семейной гостиной, где смотрели ранние новости. Кейт жестикулировала, рассказывая о воздушном шаре размером с «шевроле», наполненном гелием и выпущенном в воздух с посланием. Это была часть школьного научного проекта.
– Он, может быть, долетит до Китая! – с восторгом заявила она. – Или до Австралии.
– Он не пролетит даже и квартала, – пробурчал Крис.
– Пролетит! – прокричала Кейт, но потом закрыла рот и опустила глаза.
Крис перевел взгляд с сестры на родителей и с шумом плюхнулся в кресло.
– Ну как? – спросила Гас. – Разве не здорово?
– Посмотрите на этот торт, – сказал Джеймс. – Кокосовый крем с сахарной глазурью?
– С начинкой из клубники, – кивнула Гас.
– Правда? – спросил Крис, заинтригованный помимо воли. – Ты испекла его для меня?
– Не каждый день, – сказала она, – человеку исполняется восемнадцать. – Она глянула на ветчину и морковь, на пирог со сладким картофелем. – По сути дела, – добавила она, – в честь этого события предлагаю начать с торта.
Глаза Криса засияли.
– Ты молодец, мама! – похвалил он.
Гас взяла коробок спичек, лежащий рядом с блюдом, и зажгла девятнадцать свечей – одну лишнюю на удачу. Ей пришлось зажечь три спички сразу, и, когда она закончила, спички догорели почти до конца.
– С днем рождения тебя! – запела Гас, но никто не подхватил, и она стояла, уперев руки в бока и хмурясь. – Если хотите есть, придется спеть.
При этих словах Джеймс и Кейт тоже запели. Крис взял вилку, собираясь отведать торта, не дожидаясь, пока Гас отрежет первый кусок.
– Теперь, когда тебе исполнилось восемнадцать, ты чувствуешь себя по-другому? – спросила Кейт.
– О да, – отшутился Крис. – Чувствую, как надвигается артрит.
– Очень смешно. Я хотела сказать, чувствуешь себя более умным? Взрослым?
Крис пожал плечами:
– Теперь меня могут призвать на воинскую службу. Это единственное отличие.
Гас открыла рот, собираясь сказать: мол, сейчас, слава богу, войны нет, – но поняла, что это не так. Мы сами подчас придумываем себе битвы. Тот факт, что американские войска не участвовали в войне, не означал, что Крис не сражался.
– Что ж, – начал Джеймс, потянувшись за вторым куском торта, – хотелось бы мне, чтобы Крису каждый день исполнялось восемнадцать.
– Вот-вот, – подхватила Гас, и Крис с улыбкой наклонил голову.
Но тут позвонили в дверь.
– Я открою, – бросив салфетку на стол, сказала Гас.
Когда она дошла до двери, позвонили снова. Гас распахнула дверь, и фонарь на крыльце осветил двоих полицейских.
– Добрый вечер, – поздоровался тот, что повыше. – Кристофер Харт дома?
– Ну да, – ответила Гас, – но мы только что сели…
Офицер протянул ей лист бумаги:
– У нас ордер на его арест.
– Джеймс… – судорожно вздохнув, выдавила Гас из себя.
Появился ее муж, взял ордер из рук полицейского и стал читать.
– На каком основании? – лаконично спросил он.
– Он обвиняется в убийстве первой степени, сэр.
Полицейский протиснулся мимо Гас к освещенной столовой.
– Джеймс, сделай что-нибудь! – попросила Гас.
Джеймс схватил ее за плечи.
– Позвони Макафи, – сказал он, бросаясь в столовую. – Крис! – прокричал он. – Не говори ничего. Не говори ни слова.
Гас кивнула, но звонить не стала. Она пошла вслед за Джеймсом в столовую, где царила суматоха. Кейт плакала, сидя за столом. Криса стащили со стула. Один полицейский завел ему руки за спину и надевал наручники, другой зачитывал его права. У Криса были огромные глаза и белое как мел лицо. На нижней губе подрагивал кусочек сахарной глазури.
Придерживая Криса за локти, полицейские стали выводить его из дома. Крис спотыкался как слепой, в замешательстве наморщив брови, обводя комнату невидящим взглядом. На пороге столовой, где стояла Гас, полицейские задержались, ожидая, когда она отойдет. В этот краткий момент Крис посмотрел на нее в упор.
– Мамочка! – прошептал он, и его увели.
Она попыталась дотронуться до него, но они шли слишком быстро. Ее рука, повиснув в воздухе, сжалась в кулак, который она поднесла к губам. Она слышала, как Джеймс носится по дому, сам названивает Макафи. Она слышала, как в другой комнате Кейт захлебывается от рыданий. Но все это перекрывал голос восемнадцатилетнего Криса, ласково называющего ее мамочкой – наверное, впервые за последние десять лет.
Часть вторая. Соседская девочка
И что такое ложь, в конце концов?
Замаскированная правда.
Нет иного спасения от признания, помимо самоубийства, а самоубийство и есть признание.
Сейчас
Конец ноября 1997 года
Криса трясло на заднем сиденье полицейской машины, в которой обогреватели были включены на полную мощность. Чтобы наручники не врезались в спину, ему приходилось сидеть боком. Крис изо всех сил пытался взять себя в руки, но все равно дрожал.
– Ты там в порядке? – спросил тот офицер, который не вел машину.
– Да, – ответил Крис надтреснутым голосом.
Он не был в порядке. И даже нисколько не в порядке. За всю жизнь он так сильно не боялся.
По машине разливался запах кофе. Радио болтало что-то на непонятном для Криса диалекте, и на миг это показалось ему вполне логичным: если весь его мир распался на части, то ничего удивительного нет в том, что он больше не способен говорить на этом языке. Крис немного подвинулся на сиденье, стараясь не обмочиться. Это все ошибка. Куда бы его ни отвезли, отец и тот адвокат встретятся с ним, и Джордан Макафи произнесет речь Перри Мейсона, и все поймут, что они ошиблись. Завтра он проснется и посмеется над этим.
Вдруг автомобиль свернул налево, и Крис увидел мелькнувший за окном свет. Он совершенно потерял нить времени и направления, но в тот момент понял, что они подъехали к полицейскому участку Бейнбриджа.
– Пошли, – открыв заднюю дверь, сказал высокий полицейский.