И вот она лежит, что удивительно, совершенно голая, обхватив его руками, и до Криса только сейчас доходит, что он никогда не делал этого прежде.
В тусклом свете приборной доски грудь Донны отливала призрачным зеленоватым светом, оставаясь при этом внушительной. Прикрыв глаза, она шептала его имя. Единственное, что с ней было не так, – это то, что она не была Эмили.
– О господи! – шептала Донна. – Ну давай же.
Она с силой притянула его к себе.
«Один толчок, – думал он, – и я не выдержу». Но, к его удивлению, ощущения не были такими улетными, как он ожидал. Ему почти казалось, что он наблюдает за собой из угла машины, видя, как Донна брыкается под ним наподобие животного, имени которого он не мог подобрать.
Когда все кончилось, она оттолкнула его и кое-как натянула на себя белье. Потом примостилась рядом с ним, но ему казалось, она здесь не на месте.
– Это было нечто, – прошептала она, – правда?
– Нечто, – согласился Крис.
Он уставился в лобовое стекло, удивляясь собственной глупости. Как можно было думать, что ему нужен секс, хотя на самом деле ему нужна была только Эмили.
Весь день Эмили пряталась в школьных коридорах и ныряла в туалеты, чтобы никто не увидел ее слезы. Куда бы она ни пошла, везде слышала пересуды о том, что, мол, Крис Харт ходит в обнимку с Донной Дефелис. Перед шестым уроком, когда Эмили направлялась к кабинету тригонометрии и увидела Криса, обжимавшегося с Донной у шкафчиков, она наконец сломалась. Она попросила у миссис Маккарти записку для медсестры, и ей не составило труда убедить женщину в том, что ей нездоровится. У нее не болело горло, не повысилась температура, но тем не менее разбитое сердце – это тоже болезнь.
Когда за ней приехала мать, Эмили, ссутулившись, села на пассажирское место и отвернулась к окну. Дома она поднялась к себе в комнату, залезла под одеяло и оставалась там до темноты.
Крис уехал на джипе в четверть седьмого. Эмили смотрела, как по Вуд-Холлоу-роуд удаляется свет фар, пока совсем не пропал. Она представила себе, куда мог отвезти Крис Донну Дефелис в пятницу вечером. Можно было даже не воображать, чем они будут заниматься.
Недовольная собой, Эмили уселась за письменный стол и постаралась сосредоточиться на работе по английскому, которую должна была написать к понедельнику. Но она смогла лишь снять скрепку со страниц чернового наброска, сделанного раньше. Уставившись на слова невидящим взором, она принялась сгибать и разгибать скрепку, пока скрепка не сломалась.
В одиннадцать, когда Криса все еще не было дома, в дверь к Эмили постучала мама.
– Как ты себя чувствуешь, милая? – спросила она, садясь к Эмили на кровать.
Эмили отвернулась к стене.
– Неважно, – глухим голосом произнесла она.
– Утром можем сходить к врачу, – предложила Мелани.
– Нет… дело не в том. Я здорова. Просто я… хочу немного побыть одна.
– И это имеет отношение к Крису?
Изумленная Эмили резко повернулась к матери:
– Кто тебе сказал?
Мелани рассмеялась:
– Не обязательно иметь диплом о высшем образовании, чтобы понять, что вы с ним не общались целую неделю.
Эмили провела рукой по волосам.
– Мы поссорились, – призналась она.
– И?..
И что? Она определенно не собиралась рассказывать матери, из-за чего они поссорились.
– Наверное, я здорово его разозлила, и он не показывается. – Она глубоко вдохнула. – Мама, что мне делать, чтобы он вернулся?
У Мелани был ошеломленный вид.
– Ничего не надо делать. Он и так вернется.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что вы две половинки одного целого, – ответила Мелани, потом поцеловала дочь в лоб и вышла из комнаты.
Эмили вдруг почувствовала, что сжимает в руке что-то острое. Оказалось, это зазубренный край канцелярской скрепки. Из любопытства она провела им по коже. Когда она провела второй и третий раз, красная линия стала ярче. Эмили нажимала все сильнее, пока не пошла кровь, пока на руке не были вырезаны инициалы Криса, после которых останется шрам.
Джип Криса подъехал к дому после часа ночи. Эмили наблюдала за ним из окна своей спальни. Проходя через кухню и поднимаясь к себе, Крис одну за другой включал лампочки. К тому времени, как он вошел в свою комнату и начал готовиться ко сну, Эмили накинула поверх ночной рубашки толстовку и засунула босые ноги в кроссовки.
Земля, размякшая после теплой погоды, была влажной и пружинистой; под ногами скрипели сосновые иглы, еще недавно спавшие под снегом. Окно Криса находилось прямо над кухней. Уже несколько лет Эмили этого не делала, но сейчас она подняла тонкую веточку и швырнула ее в окно. Веточка ударилась с легким щелчком и отскочила вниз. Эмили подняла ее и бросила снова.
На этот раз зажглась настольная лампа, и за окном показалось лицо Криса. Увидев Эмили, он поднял раму и высунул голову.
– Что ты делаешь? – сердито прошептал он. – Оставайся там. – Несколько мгновений спустя он открыл дверь кухни. – Ну что?
Она много думала о том, как они помирятся, но злости там не должно было быть. Раскаяние, возможно. Радость, одобрение. И уж точно не то выражение, которое было на лице Криса.
– Я пришла спросить, – дрожащим голосом начала она, – хорошо ли прошло свидание.
Крис выругался и провел рукой по лицу:
– Мне этого не надо. Я не могу прямо сейчас…
Повернувшись, он пошел в дом.
– Подожди! – крикнула Эмили. Ее голос осип от слез, но она вздернула подбородок и крепко обхватила себя руками, чтобы не дрожать. – Я… гм… у меня проблема. Понимаешь, я поссорилась с моим бойфрендом. И меня это очень расстраивает, вот я и хотела поговорить со своим лучшим другом. – Сглотнув, она опустила глаза. – Дело в том, что оба они – это ты.
– Эмили, – прошептал Крис и привлек ее к себе.
Она постаралась не думать о его новом незнакомом запахе – духи, смешанные с чем-то еще, вероятно с запахом секса и зрелости. Вместо этого Эмили сконцентрировалась на приятном ощущении – снова быть рядом с Крисом. Две половинки единого целого.
Он целовал ее лоб, веки. Она уткнулась лицом ему в рубашку.
– Я этого не вынесу, – сказала она, сама не понимая, о чем говорит.
Вдруг Крис схватил ее за руку.
– Господи! – охнул он. – У тебя здесь кровь.
– Знаю. Я порезалась.
– Чем?
Эмили покачала головой:
– Ерунда.
Но она позволила Крису отвести себя на кухню, усадить, пока он доставал пластырь. Если он и заметил на ее руке свои инициалы, то у него хватило ума промолчать. Пока он прикасался к ней с бесконечной любовью, она закрыла глаза. Началось исцеление.
Сейчас
Декабрь 1997 года
В распоряжении Криса имелось тридцать пять квадратных футов.
Стены камеры были выкрашены в серый цвет странного оттенка, поглощавший весь свет. На нижней койке лежали синтетический матрас, подушка и одеяло, которое ему выдали. Рядом находились унитаз и раковина. Его камера была стиснута двумя другими, и все вместе они напоминали ровный ряд зубов. Когда зарешеченные двери камер были открыты – бо́льшую часть дня, за исключением приема пищи, – Крис мог стоять на узкой галерее, проходящей вдоль всего блока. На одном конце был душ и оплачиваемый за счет абонента телефон. На другом – телевизор, стратегически помещенный по ту сторону решетки.
Крис о многом узнал в первый же день, никого не расспрашивая. Он обнаружил, что с момента нахождения в тюрьме начинаешь с чистого листа. То, где ты окажешься – начиная с уровня безопасности и кончая местом твоей койки, – определяется не предъявленным обвинением или поведением до заключения в тюрьму, а твоим поведением внутри тюрьмы. Хорошая новость состояла в том, что каждый вторник заседает аттестационная комиссия и можно подать прошение об изменении места пребывания. Плохая новость заключалась в том, что был четверг.
Крис решил, что проведет неделю, ни с кем не разговаривая. Тогда в следующий вторник его наверняка переведут из зоны строгого режима в зону общего режима.
Он слышал, что наверху стены желтые.
Он только что покончил с едой, поданной в запертую камеру на пластмассовом подносе, когда к двери подошли двое заключенных.
– Привет, – сказал один – мужчина, с которым он разговаривал накануне. – Как тебя зовут?
– Крис, – ответил он. – А тебя?
– Гектор. А это Деймон. – (Крису кивнул незнакомый парень с длинными сальными волосами.) – Ты не говорил, за что тебя упекли.
– Они считают, что я убил свою девушку, – пробормотал Крис.
Гектор с Деймоном обменялись взглядами.
– Ни хрена себе! – воскликнул Деймон. – Я думал, тебя упекли за наркоту.
Гектор почесал спину о прутья решетки. На нем были шорты, футболка и вьетнамки.
– Чем ты ее? – (Крис смущенно уставился на него.) – Ножом, пушкой или как?
Крис попытался пройти мимо них:
– Не хочу говорить об этом. – Он оттолкнул плечом Деймона, но почувствовал на своем плече руку более крупного мужчины. Опустив глаза, Крис увидел в руке Гектора самодельный нож, прижатый лезвием к его ребрам.
– Может быть, я хочу, – сказал Гектор.
Сглотнув, Крис отступил. Гектор засунул нож под рубашку.
– Послушай, – осторожно начал Крис, – почему бы нам не попытаться вести себя рационально?
– Рационально, – повторил Деймон. – Вот словцо на пять долларов.
– Ты выделываешься как мальчик из колледжа, – фыркнул Гектор. – Учишься в колледже?
– В старшей школе, – ответил Крис.
В ответ Гектор злорадно произнес:
– Ну вот, мальчик из колледжа, ты в тюрьме. – Он забарабанил ладонью по прутьям. – Эй! – завопил он. – У нас тут гений. – Он поставил ногу на нижнюю койку. – Скажи-ка мне, мальчик из колледжа: если ты такой умный, то как тебя взяли?
Криса спас от ответа надзиратель, идущий вдоль зарешеченной галереи.
– Кто-нибудь хочет пойти в спортзал?
Крис встал. Гектор и Деймон тоже направились к двери в конце блока. Повернувшись к нему, Деймон прошептал: