– Это так мило.
– Это не мило, – возразил Крис, – а эгоистично. Я знаю, что могу стерпеть несильную боль. Но боюсь, не смогу смотреть на твои мучения.
Эмили просунула руку между ног Криса и обвила пальцами его член. Крис судорожно вздохнул. Вновь привалившись к ней, он перенес вес тела на локти.
– Если будет больно, ущипни меня. Чтобы нам досталось поровну.
Она ощутила, как он трогает ее, с удивлением почувствовала, что из нее сочится какая-то влага. На миг ей представился один из тех пазлов из тысячи кусочков, которые они складывали с Крисом в детстве, и как Крис часто пытался запихнуть кусочки в неподходящие места.
– Эм, ты этого хочешь? – спросил он, и она заметила, что у него вспотел лоб.
Она знала, что стоит ей покачать головой – и он остановится. Но ее желания и желания Криса переплелись так неразрывно, и она знала, что он хочет этого больше всего на свете.
Эмили чуть кивнула, и он мягко вошел в нее.
На миг ей стало больно, и она впилась ногтями ему в спину. Вскоре боль прошла. Странно было ощущать, как тебя растягивают изнутри, но больно не было. Она почувствовала, как раскачиваются ее бедра, когда Крис, постанывая, стал ускорять толчки, передвинув ее на несколько дюймов по дощатому полу карусели.
Когда он закричал, она уставилась широко открытыми глазами на низ живота деревянного коня, впервые обратив внимание на то, что этот конь раскрашен не полностью.
Тяжело дыша, Крис оторвался от нее.
– О господи! – распростершись на спине, произнес он. – По-моему, я умер. – Минуту спустя он опять привлек ее к себе. – Я люблю тебя, – прошептал он, прикасаясь пальцем к ее вискам. – Но ты из-за меня плачешь.
Она покачала головой, только сейчас осознав, что слезы продолжают литься.
– Я из-за тебя…
Ее голос замер, и фраза осталась неоконченной.
«Просто я делаю это на спор», – сказала она себе в тот день, толкая дверь мужского туалета в «Макдоналдсе». К ее удивлению, он был в точности как женский, разве что на стене висели два писсуара и воняло здесь сильнее. В одной из кабинок кто-то был. Эмили видела его ноги. Парализованная смущением – что, если он заметит ее туфли девятилетней девочки? – она как будто приросла к полу перед раковиной. Послышался шум смываемой воды, и дверь кабинки открылась. Там стоял Слизняк, от одежды которого воняло жиром и дезинфицирующим средством.
– Так, – начал он, – что мы здесь имеем?
Эмили почувствовала, как у нее дрожат ноги.
– Я… я, наверное, зашла не в то место, – пробормотала она.
Резко повернувшись, она направилась к двери, но он схватил ее за руку.
– Ах, неужели? – пропел он, притягивая ее ближе к себе. – Откуда ты знаешь, что это не то место?
Он прижал ее к двери, загораживая вход для других. Подняв ее руки над головой, он залез ей под кофточку.
– Нет сисек, – заметил он. – Наверное, парень. – Потом засунул руку под резинку шортов и потер пальцами у нее между сжатых ног. – Правда, не чувствую никакого хрена. – Он наклонился вперед, и она ощутила его дыхание. – Надо проверить.
И с этими словами он засунул в нее палец.
Ее охватила паника, и она словно оцепенела, потеряв дар речи. Хотя мысленно она кричала, с губ ее не слетел ни единый звук. Мужчина отпустил ее так же быстро, как и схватил. Он ушел, и Эмили упала на коричневый плиточный пол, чувствуя внутри жжение от дезинфицирующего средства. Ее стошнило на пол, потом она встала и ополоснула рот. Одернула одежду и вернулась к столу, где ее ждал Крис.
– Ш-ш-ш, – сказал Крис, прижимая ее к груди. – Ты кричала.
Она была по-прежнему неодетой, как и Крис, возбужденный пенис которого упирался ей в бедро. Она отодвинулась от Криса, свернувшись калачиком.
– Я уснула, – дрожащим голосом сказала она.
– О-о… – Крис ласково улыбнулся. – Прости, что стало так скучно.
– Это не так, – оправдывалась Эмили.
– Я знаю. Просто иди сюда и посиди со мной.
Он протянул к ней руку, и Эмили улеглась к нему на колени, пытаясь убедить себя в том, что это абсолютно нормально, хотя оба они были в чем мать родила.
Она почувствовала, что Крис вновь укладывает ее на прохладный деревянный настил. Когда она попыталась вырваться, он удержал ее, и она захныкала.
– Я знаю, у тебя болит, – сказал он. – Просто я хочу взглянуть на тебя. Прежде я спешил.
Он прикасался к ее груди, рисуя круги около сосков, покусывая ключицы. Не удержавшись, он добрался до ее живота и бедер, а потом развел ей ноги и стал там гладить пальцем. Задрожав, она пыталась оттолкнуть его ногами, но он удержал ее за лодыжки:
– Нет, просто дай мне посмотреть на тебя.
Она почувствовала, как его влажный рот прикасается к ее пупку, потом скользит вниз.
– Ты само совершенство, – объявил он, и она побледнела, зная теперь, как это далеко от правды. – Лежи спокойно.
Эти слова словно вибрировали у нее между ног, и она зарыдала.
Встревожившись, он немедленно приподнялся:
– Что случилось? Я сделал тебе больно?
Она покачала головой, позабыв о слезах:
– Не хочу лежать спокойно. Не хочу лежать спокойно.
Она обхватила Криса руками и ногами, и неожиданно он снова скользнул в нее, вне себя от счастья.
– Я люблю тебя, – бессвязно прошептал Крис.
Эмили отвернула лицо.
– Не надо, – отозвалась она.
Сейчас
Декабрь 1997 года
Гас спрашивала себя, страдает ли Крис от невозможности принимать решения.
Всматриваясь в яркую роскошь фруктов и овощей супермаркета, она поневоле сравнивала носкую одежду обитателей исправительного учреждения округа Графтон, в которой преобладали бурые и серые тона, с ненавязчивой красотой продовольственного магазина. Потрясающий выбор – взять ли ей мандарины, зеленые яблоки «Грэнни Смит», наливные помидоры? Новый выбор за каждым углом – полная противоположность тому, когда велят есть это, гулять здесь, принимать душ сейчас.
Гас потянулась за клементинами. Это были любимые фрукты Криса, и ей хотелось бы принести их ему во вторник… Но разрешат ли? Она представила себе, как один из этих тучных людей в синей форме разрезает фрукты в поисках лезвий, почти так же как сама Гас раздавливала конфеты на Хэллоуин в поисках булавок, когда Крис был маленьким. С той разницей, что она делала это из любви, а надзиратели – из чувства долга.
Гас открыла пакет и высыпала клементины обратно на полку.
Подумать только!
В этой семье?
Гас повернулась, направляя тележку к полке с салатом, но ее глаза были прикованы к местным сплетницам, занятым еженедельным шопингом.
Что ж, вполне возможно. Однажды я видела этого парня, и он был…
Ты знаешь, что его отец получил какую-то медицинскую награду?
Гас вцепилась в рукоять магазинной тележки. Собравшись с духом, она покатила тележку к женщинам, нюхающим дыни.
– Прошу прощения, – напряженно улыбаясь, заговорила Гас. – Вы хотели что-то сказать мне лично?
– О нет, – покачав головой, ответила одна из женщин.
– А я скажу, – заявила ее спутница. – По-моему, если юноша совершает столь ужасное преступление, то вина ложится на родителей. В конце концов, он должен был где-то этому научиться.
– Если только это не дурная кровь, – пробормотала первая женщина.
Гас в изумлении посмотрела на них и тихо произнесла:
– Вы не можете объяснить, почему это вообще вас волнует?
– Когда такое случается в нашем городе, это становится общей проблемой. Пойдем, Анна, – сказала вторая женщина, и они поплыли в соседний проход.
С пылающими щеками Гас оставила частично заполненную продуктовую тележку и направилась к выходу. И только потому, что у кассы ей пришлось проталкиваться мимо мамы с близнецами, она обратила внимание на стойку с газетами. В «Графтон каунти газетт» ей бросилась в глаза шапка: «УБИЙСТВО В ГОРОДКЕ, ЧАСТЬ II». И более мелким шрифтом: «Против учащегося-спортсмена из старшей школы выдвинуто обвинение в убийстве его девушки».
Гас вновь всмотрелась в заголовок. Там было напечатано «ЧАСТЬ II». А что с «ЧАСТЬЮ I»?
Как и большинство людей в их краях, Харты выписывали «Графтон каунти газетт». Только в этой местной газетенке, передовые статьи которой рассказывали о сгоревшем силосном хранилище или о проблемах со школьным бюджетом, можно было прочитать о городке Бейнбридже. Подавляющая часть семей выписывала также «Бостон глоуб», но лишь для того, чтобы сравнить криминальную статистику и политическую обстановку и напомнить себе, насколько идиллична их жизнь в Нью-Гэмпшире. В те дни, когда у жителей не хватало времени открыть «Глоуб», они ограничивались «Графтон каунти газетт» с ее тридцатью двумя страницами.
Гас вспомнила, что в дни до и после предъявления обвинения, когда у нее так сильно болело сердце, что хватало сил лишь на выполнение основных дел, было уже не до чтения газеты.
Глубоко вдохнув, Гас прочла статью. Потом пролистнула газету до выходных данных, нашла то, что искала, и сунула газету под мышку. А что, если они найдут доказательство того, что Крис был на карусели? Вопроса о том, что он был на месте преступления, ни разу не возникало. Только дойдя до машины, Гас поняла, что не заплатила за газету. На секунду она задумалась, не вернуться ли и заплатить тридцать пять центов, но потом передумала. «А пошли они! – решила она. – Пусть думают, что вся наша семья – преступники».
Офис «Графтон каунти газетт» был почти таким же мрачным, как и тюрьма, – приятная мысль, давшая Гас импульс решительно подойти к секретарше с двухцветными волосами и потребовать встречи с Саймоном Фавром, главным редактором.
– Сожалею, – предсказуемо ответила секретарша, – у мистера Фавра сейчас…
– Проблемы, – закончила за нее Гас, проталкиваясь через двойные двери, ведущие в редакцию.
На мониторах просматривали тексты, гудели компьютеры, в глубине помещения шумел принтер.