– Извините, – обратилась Гас к женщине, которая сидела за одним из столов, склонившись с лупой над пленкой негативов, – вы не могли бы сказать, где мистер Фавр?
– Это там. – Женщина указала на дверь в дальнем конце комнаты.
Кивнув, Гас подошла к двери, постучала и затем распахнула ее. Она увидела небольшого мужчину с телефонной трубкой около уха.
– Мне все равно, – произнес он. – Я уже вам это говорил. Хорошо. До свидания.
Заметив Гас, он прищурил глаза:
– Я могу вам чем-то помочь?
– Сомневаюсь, – решительно ответила Гас и хлопнула газету на стол так, чтобы был виден оскорбительный заголовок. – Хочу знать, с каких это пор в газетах начали печатать художественную литературу.
Фавр кашлянул и сложил газету нужной стороной вверх.
– С кем я говорю?
– Гас Харт, – ответила она. – Мать того мальчика, которого обвиняют в мнимом убийстве.
Фавр указал на слово:
– Здесь мы пишем, что преступление еще не доказано. Я не понимаю…
– Да и не поймете, – перебила его Гас. – Не поймете, потому что у вас нет невиновного сына, которому придется отсидеть в тюрьме девять месяцев, пока у него не появится шанс доказать свою невиновность. Не поймете, потому что позволили репортеру ради эпатажа взять информацию у полиции. Мой сын никогда не скрывал того, что был с Эмили Голд, когда она умерла, так что зачем выставлять это поворотным моментом дела?
– Потому что, миссис Харт, это хорошая приманка, – возразил Фавр. – А в наших краях таких немного.
– Это использование в своих интересах, – заявила она. – Я могу предъявить вам иск.
– Можете, – согласился главный редактор. – Но, по-моему, в настоящее время вы и так платите немало по юридическим счетам. – Он в упор посмотрел на нее, и она отвела взгляд. – Разумеется, мы с готовностью выслушали бы ваш вариант истории. Вы, вероятно, в курсе, что мать девушки дала Лу эксклюзивное интервью. Он с удовольствием возьмет интервью и у вас.
– Ни в коем случае! – ответила Гас. – Зачем я должна объяснять то, что случилось, раз Крис не сделал ничего плохого?
Фавр прищурился:
– Это вы так считаете.
– Послушайте, мой сын невиновен. Он любил эту девочку. Я тоже ее любила. А вот ваша правда. – Гас хлопнула ладонью по газете. – Я хочу, чтобы вы напечатали опровержение.
– Этой истории? – рассмеялся Фавр.
– Стиля изложения. Чтобы всем стало ясно, что Кристофер Харт не виновен до тех пор, пока его не приговорят в суде.
– Хорошо, – согласился Фавр.
Он слишком быстро уступил.
– Хорошо?
– Хорошо, – повторил Фавр. – Но от этого ничего не изменится.
Гас сложила руки на груди:
– Почему не изменится?
– Потому что публика уже что-то почуяла, – ответил редактор. – Возможно, об этом уже напечатано в «Ассошиэйтед пресс». – Он скомкал газету и бросил в корзину для бумаг. – Не исключаю, что у вашего сына прорезались ангельские крылья, миссис Харт. Это вполне может быть правдой. Но если люди успели откусить кусок от этой истории, то уже не выпустят ее.
Селена вошла в дом Джордана, сняла пальто и растянулась на диване. Томас, услышав, как открывается дверь, выбежал из своей комнаты:
– О-о, привет! Что случилось?
– Посмотрите только на него, – зевая, сказала Селена. – Хорошеешь с каждым днем.
– Хочешь назначить мне свидание?
– Почему бы и нет? – рассмеялась Селена. – После твоего выпускного или когда дорастешь до шести футов двух дюймов, в зависимости от того, что наступит раньше. – Взяв наполовину выпитую банку пепси, Селена понюхала ее и допила, обводя взглядом ворох бумаг на полу гостиной. – Где твой отец?
– Здесь, – подал голос Джордан, который, топая, появился из спальни в мешковатых спортивных штанах и футболке «Найк». – Кто, черт возьми, дал тебе ключ от моего дома?!
– Я сама, – невозмутимо ответила Селена. – Сделала дубликат несколько месяцев тому назад.
– Ну конечно, – сказал Джордан. – И не подумала попросить у меня разрешения.
– Расслабься. – Селена повернулась к Томасу. – Что на него нашло?
– Он получил сегодня из офиса генерального прокурора представленные суду документы. – Томас печально покачал головой. – Ему надо поплакаться кому-нибудь в жилетку.
– У меня нет такой жилетки, и я не привыкла жалеть людей, которые мне платят.
– Я вам не плачу, – заметил Томас.
– До свидания, Томас, – хором пропели Селена и Джордан.
Рассмеявшись, Томас ушел в свою комнату и закрыл дверь.
Селена села на диван, а Джордан начал ворошить кипы бумаг на полу.
– Так плохо?
Джордан постучал пальцем по губам:
– Я бы не сказал, что так уж плохо. Просто не на сто процентов хорошо. Многие улики можно истолковать по-разному, в зависимости от точки зрения.
– Ты не хочешь, чтобы он давал показания.
Селена высказала это как утверждение, хорошо понимая, что таково намерение Джордана.
– Угу. – Джордан скользнул взглядом по Селене, откинувшейся на диванные подушки, с пепси в руке. – Полагаю, от этого дело только выиграет.
Раз уж Крис сообщил ему о том, что не собирался убивать себя, то это его история. Если он будет давать показания, то с этической точки зрения Джордан должен посоветовать ему сказать об этом. С другой стороны, если лишить Криса возможности давать показания, Джордан сможет говорить все что угодно, чтобы освободить клиента. Если Крис не даст ложных показаний, Джордан мог бы построить любую защиту.
– Скажем, ты присяжный, – предположил Джордан. – В какую версию ты скорее поверишь: Крис, весивший на пятьдесят фунтов больше Эмили, действительно поехал с ней в тот вечер, чтобы попытаться не дать ей убить себя, но не смог вырвать у нее из рук револьвер? Или – они оба собирались покончить с собой в доказательство своей прекрасной любви… но только Эмили вышибла себе мозги, запятнавшие рубашку Криса, и ничего прекрасного в этом не было, и он отключился, не успев направить револьвер на себя.
– Я понимаю. – Селена указала на разбросанные кипы. – С чего начать?
Джордан потер лицо:
– Не знаю. У меня не один день уйдет на это. Пожалуй, начни с его родителей. Нам нужен один или два безупречных свидетеля, дающих показания о моральном облике подсудимого.
Селена потянулась за листком бумаги и принялась за составление перечня. Пока Джордан сидел, уткнувшись в медицинское заключение, Селена взяла ближайшую к себе папку. Допрос полицией Голдов, посмертный. Ничего неожиданного в поведении матери Эмили Голд: истерика, изрядная толика скорби, нежелание допустить, что у дорогой девочки были суицидальные наклонности.
– Ах это? – глянув на папку, спросил Джордан. – Сегодня я ее просматривал. Ты не добьешься толка от этой женщины. Она дала «Графтон каунти газетт» эксклюзивное интервью. – Он скривился. – Ничто так не помогает правосудию, как порция беспристрастной информации.
Селена не ответила. Перевернув страницу, она углубилась во второе интервью.
– Мелани Голд безнадежна, – согласилась она, потом улыбнулась Джордану. – Однако Майкл Голд может стать твоей палочкой-выручалочкой.
Быть матерью – значит иметь особый взгляд на своего ребенка, смотреть через призму, показывающую его одновременно в разных обличьях. По этой причине, видя, как он разбивает керамическую лампу, продолжаешь считать его ангелом. Или держишь его плачущего на руках, представляя себе его улыбку. Или смотришь, как он идет тебе навстречу, такой большой и взрослый, а ты представляешь себе его пухлые ручки в перевязочках.
Гас откашлялась, хотя Крис едва ли услышал бы ее сквозь гул голосов других посетителей и ощутимое расстояние. Скрестив руки на груди, Гас пыталась притвориться, что ей безразличен вид ее первенца в тюремной одежде, что тусклый оттенок его волос под светом флуоресцентных ламп не кажется ей ненатуральным. Когда он подошел ближе, она раздвинула губы в широкой улыбке, боясь, что от напряжения разорвется пополам.
– Привет, – радостно сказала она, обнимая Криса, едва надзиратель отступил назад. – Как у тебя дела?
Крис пожал плечами:
– Нормально. В общем.
Он принялся теребить застежки застиранной рубашки.
Гас заметила, что вместо комбинезона на нем рубашка с коротким рукавом. Рубашка вместе со штанами на резинке напоминали комплект медицинской одежды.
– Тебе в этом не холодно?
– Вовсе нет. Они поддерживают температуру семьдесят восемь градусов, – объяснил Крис. – Чаще всего мне слишком жарко.
– Надо попросить надзирателей понизить температуру, – предложила Гас, и Крис закатил глаза:
– И почему я об этом не подумал?
Повисло неловкое молчание.
– Я виделся с Джорданом Макафи, – наконец сказал Крис. – С ним была какая-то женщина, которая помогает ему.
– Селена, – откликнулась Гас. – Я видела ее. Потрясающая, да?
Крис кивнул:
– На самом деле мы говорили недолго. – Он опустил глаза. – Джордан велел мне ни с кем не разговаривать о том, что случилось.
– Ты имеешь в виду о твоем деле, – медленно произнесла Гас. – Это неудивительно.
– Мм, – согласился Крис. – Но я стал думать, относится ли это и к тебе.
Ну вот. Вся нормальность, к которой так стремилась Гас – улыбка, объятия, неспешный разговор, – разбилась о тот простой факт, что, несмотря на все ее усилия, отношения матери и сына бесповоротно меняются, когда один из них в тюрьме.
– Не знаю, – стараясь сохранить легкий тон, сказала она. – Наверное, это зависит от того, что именно ты собираешься мне рассказать. – Подавшись вперед, она прошептала: – Профессор Плам, в библиотеке, с гаечным ключом?
Крис от неожиданности рассмеялся, и для Гас это был лучший момент с тех пор, как начался этот кошмар.
– Я не хотел быть таким прямолинейным, – сказал он, и его глаза все еще улыбались. – Но, наверное, это все равно могло тебя обидеть.
Она постаралась не обращать внимания на охвативший ее озноб.
– У меня довольно-таки крепкая порода.
– Должно быть, – согласился Крис, – а иначе откуда это во мне? – (Мысль о Джеймсе и его предках с «Мейфлауэр» упала камнем между ними.) – Дело в том, что я рассказал Джордану то, что уже говорил доктору Файнстайну. То, что не говорил тебе.