Клятва. История любви — страница 43 из 84

Совершенно рискованная затея, но Селена понимала, что это дало бы множество полезных для защиты зацепок: фотографии за рамкой зеркала, любовные записки в шкатулке с украшениями, листки промокательной бумаги с отпечатанными завитками имени Криса.

– Не могу. Даже если я… но моя жена не поймет. – Майкл провел пальцем по ободку кофейной кружки. – Мелани, знаете, она ухватилась за этот… суд. Иногда я смотрю на нее и хочу, чтобы для меня это было так же легко. Я хотел бы забыть обо всем – о-о, еще полгода назад мы все шутили на тему о свадьбе – где будем ее справлять. Знаете, я старался ради Эмили, но никак не могу отбросить прошлое.

Селена не торопилась отвечать, пользуясь одной из уловок следователя для поощрения клиента к разговору.

– Понимаете, я был на опознании тела Эмили в больнице. Но утром того же дня я видел Эмили за завтраком, потом она выбежала во двор, когда ей просигналил Крис, чтобы отвезти ее в школу. Я видел, как он поцеловал ее, когда она села в машину. И две эти вещи не укладываются у меня в голове.

Селена изучала его лицо.

– Вы думаете, Крис Харт убил вашу дочь?

– Я не могу на это ответить, – уставившись в стол, сказал Майкл. – А если отвечу, то моя дочь перестанет быть для меня самой лучшей. Ведь никто не любил Эмили больше меня. – Он поднял взгляд. – За исключением, может быть, Криса.

Селена наклонила голову:

– Вы поговорите со мной снова, доктор Голд?

Майкл улыбнулся, чувствуя, что гора упала у него с плеч.

– Мне бы этого хотелось.


На миг Мелани застыла перед дверью в спальню дочери, глядя на толстый слой краски на двери, через который проступала вырезанная надпись «НЕ ВХОДИТЬ».

Эмили было лет девять, когда она нацарапала ножом на дереве свое послание, заработав одно наказание за то, что испортила дверь, а второе – за то, что взяла у отца из ящика опасный инструмент. И если Мелани правильно помнила, она заставила Эмили самостоятельно покрасить дверь. Но хотя слова были стерты, идея осталась, и с того дня ни Майкл, ни Мелани не заходили в ее комнату без стука.

Чувствуя себя немного глупой, Мелани подняла кулак и дважды стукнула в дверь, потом повернула ручку. Насколько она знала, Майкл тоже сюда не входил. Последними здесь побывали полицейские, ища бог знает что. Во всяком случае, Мелани не думала, что они что-то взяли. На зеркале комода по-прежнему висели фотографии Криса, подушка по-прежнему была обернута его тренировочной толстовкой пловца – Эм говорила, что от нее пахнет Крисом. На прикроватном столике лежала лицевой стороной вниз раскрытая книга, которую Эмили читала к уроку английского. На краю письменного стола оставалась стопка выстиранной одежды, которую Мелани принесла Эм, чтобы та убрала ее в шкаф.

Вздохнув, Мелани принялась раскладывать вещи по ящикам. Потом она остановилась в центре комнаты и, озираясь по сторонам, попыталась понять, что ей делать дальше.

Мелани не была готова устранить свидетельства того, что здесь Эмили жила, спала, дышала всего несколько недель назад. Но в комнате было несколько предметов, которые ей стало совершенно невыносимо видеть.

Она начала с того, что сорвала фотографии Криса с края зеркала. Он любит меня, он не любит меня, подумала она. Собрав снимки в стопку, Мелани положила их на кровать, взяла толстовку Криса и свернула ее, затем аккуратно отодрала клейкую ленту с карикатуры на Эмили и Криса, прилепленной к двери встроенного шкафа, и добавила к кипе на кровати. Потом с чувством удовлетворения огляделась по сторонам в поисках какой-нибудь коробки.

Если бы Мелани не потянулась за одной из пустых обувных коробок в глубине шкафа Эмили, то ни за что не заметила бы дыру в штукатурке. Стоя на четвереньках, она нащупала эту дыру в стене.

Подумав о крысах, насекомых и летучих мышах, она с облегчением ощутила пальцами что-то твердое и неподвижное. Она вытащила тетрадь в тканевом переплете, которая упала, раскрывшись, представив взору Мелани знакомые аккуратные завитки почерка Эмили.

– Я не знала, что она продолжала вести дневник, – пробормотала Мелани.

Когда Эм была младше, она вела дневник, но уже несколько лет Мелани не видела, чтобы дочь писала в нем. Пролистнув до последней страницы и затем вернувшись к первой, она поняла, что дневник недавний. Он начинался почти полтора года назад и заканчивался за день до смерти Эмили.

Испытывая большую неловкость, Мелани начала читать. Многие записи были приземленными, но некоторые фразы приковывали к себе внимание.


Иногда мне кажется, что я целую брата, но как мне сказать ему об этом?

Чтобы понять, что мне надлежит чувствовать, приходится смотреть Крису в лицо, а потом остаток ночи я думаю, почему я этого не чувствую.

Мне вновь приснился тот сон – сон, заставляющий меня чувствовать себя такой грязной.


Какой сон? Мелани пролистнула несколько страниц назад, потом вперед и, так и не найдя другой ссылки на этот сон, поймала себя на том, что читает о том вечере, когда ее дочь потеряла девственность.


Эмили впервые занималась любовью на том самом месте, где была убита.

Потеряв счет времени, Мелани прочитала дневник до конца. Потом выпустила тетрадь из рук, и та раскрылась на последней странице, на записи, сделанной в тот день, когда Эмили умерла.


Если я скажу ему, он женится на мне. Это так просто.


Она писала о ребенке. Это было ясно даже при отсутствии определенного слова на странице. В тот день, когда она написала это, седьмого ноября, Эмили еще не сказала Крису, что беременна. Как не сказала и своим родителям.

Обвинение Барри Дилейни против Криса строилось на ребенке, на предположении, что он планировал убить Эмили, чтобы избавиться от ребенка. Но как он мог избавиться от ребенка, о котором ничего не знал?

Мелани закрыла дневник, чувствуя себя совершенно разбитой. Ее ум был занят мыслями об отмщении. В своем стремлении к справедливости она даже не заметила, что в дневнике Эмили не было слов прощания.

Она собрала снятые с зеркала фотографии и засунула их внутрь толстовки. Потом спустилась с дневником под мышкой, сжимая в руке толстовку. Она вошла в гостиную, в которой был единственный в доме камин.

За всю историю жизни в этом доме камином пользовались всего раз пять. При наличии дровяной печи на кухне камин казался чем-то лишним, в особенности в комнате, заставленной неудобной мебелью в стиле королевы Анны, которую завещал какой-то позабытый родственник. Мелани опустилась на колени и разбросала фотографии по железной решетке, а сверху положила толстовку. Взяв из кухни спички, она разожгла камин и стала смотреть, как пламя лижет снимки Криса, потом на время прячется в толще толстовки, чтобы взорваться высоким голубым языком. В конце она бросила на решетку дневник и, скрестив руки на груди, смотрела, как скручивается обложка и страницы превращаются в пепел.

– Мелани?

По дому зазвучали шаги Майкла, вернувшегося с работы, и наконец остановились в небольшой нежилой гостиной. Он уставился на тлеющий камин, а потом на жену:

– Что ты делаешь?

– Я замерзла, – пожала Мелани плечами.

Тогда

Сентябрь 1997 года


В правой руке тренер Крулл держал банан, в левой – презерватив.

– Дамы и господа, – бесстрастно произнес он, – приготовьтесь.

Послышалось шуршание разрываемых упаковок, когда класс, разделенный на пары, принялся открывать свои индивидуальные «Трояны». Эмили пришлось разорвать упаковку зубами. Парень, сидевший за ней, смотрел, как она кусает фольгу.

– Ай! – наморщился он.

Хезер Бернс, подруга Эмили и ее партнерша на этом нелепом уроке по санитарному просвещению, захихикала.

– Он прав, – шепнула она. – Не стоит пользоваться зубами.

Эмили мучительно покраснела, в тысячный раз благодаря Бога, что ее партнер Хезер, а не Крис. Заниматься этим было неприятно, а с ним к тому же и неловко.

Санитарное просвещение было обязательным для выпускников, хотя до начала этого курса многие из них уже несколько лет натягивали презервативы на собственные пенисы. Тот факт, что школьные тренеры – вроде тренера Крулла из команды по плаванию – выступали в качестве учителей, делало все это еще менее привлекательным. К слову сказать, все тренеры были дородными мужчинами под пятьдесят. Науку, которую они могли бы преподать тинейджерам в отношении секса, можно было воспринимать не иначе как скептически. По сути дела, класс ловил кайф, только когда тренер Крулл спотыкался на слове «менструация».

Тренер поднес к губам свисток и дунул в него. Замелькали руки ребят, торопливо натягивающих тридцать кондомов на тридцать бананов. Нахмурившись и стараясь не думать о Крисе, Эмили разглаживала складки кондома.

– Эй! У меня сломался банан! – прокричал один парень.

Кто-то хихикнул:

– Это часто с тобой бывает, Макмюррей?

Наконец Эмили натянула презерватив до конца.

– Готово, – со вздохом произнесла она.

Хезер вскочила на ноги.

– Мы победили! – взвизгнула она.

Глаза всех обратились на них. Тренер Крулл неторопливо прошел по проходу и остановился перед ними:

– Ну посмотрим. Сверху осталось место, как и должно быть. Презерватив не сбился на сторону… и плотно сидит снизу. Леди, мои поздравления.

– Ну теперь, – сказал Макмюррей, поедая свой банан, – мы знаем, почему Хезер зажигает[5].

Класс захихикал над этой шуткой.

– Мечтать не вредно, Джо, – взбивая волосы, парировала Хезер.

Тренер Крулл вручил Эмили и Хезер карамельные батончики. Эмили не знала, воспринимать ли это как шутку.

– В реальной жизни, – начал тренер Крулл, – надевание презерватива – это не соревнование. – И добавил с улыбкой: – Хотя, вероятно, воспринимается как таковое. – Подобрав с пола банановую кожуру, он бросил ее в корзину для мусора. – При правильном применении это лучший способ защититься от венерических заболеваний и СПИДа, но эффективность в семьдесят пять процентов не лучший показатель для контроля рождаемости. По крайней мере, не для тех двадцати пяти женщин из ста, которые беременеют. Так что, если это ваш выбор, подумайте о запасном варианте.