Крис уткнулся носом ей в плечо:
– Ты прочла главу по естествознанию?
– Как романтично! – рассмеялась Эмили.
– Ну да, типа того, – ухмыльнулся Крис. – Там написано, что звезда – это всего лишь взрыв, произошедший миллиарды лет назад. И что свет только сейчас доходит до нас.
Задумавшись, Эмили прищурилась на небо:
– А я думала, они для того, чтобы загадать желание.
– Думаю, и это тоже, – улыбнулся Крис.
– Ты первый, – сказала Эмили.
Он крепче обнял ее за плечи, и она испытала знакомое чувство: будто она в коже Криса, как под жарким покрывалом или за защитным барьером, может быть, это даже было ее второе «я».
– Я хотел бы, чтобы все оставалось таким… как сейчас… навсегда, – тихо произнес он.
Эмили повернулась в его объятиях, боясь поверить и еще больше боясь упустить эту возможность. Ее голова была наклонена под углом, и она не могла посмотреть Крису в глаза, но смогла донести до него ответные слова.
– Может быть, – сказала она, – так и будет.
Сейчас
Рождество 1997 года
– Харт, в помещение для посетителей.
Крис оторвался от книги, которую читал, и спрыгнул с койки, намеренно игнорируя одного из сокамерников, Бернарда, сидевшего на своей койке и грызущего лед. Раз в день надзиратели приносили лед, заполняя им кулер в общей комнате, и его должно было хватить до следующего утра. К несчастью, Бернард умудрялся забрать почти весь лед еще до того, как другие заключенные увидят его.
Крис дошел по галерее до запертой двери в конце зоны общего режима и стал ждать, когда надзиратель, маячивший на пульте контроля, заметит его.
– Посетитель, – сообщил надзиратель, отпирая дверь и впуская Криса.
В прошлое посещение его мать со слезами на глазах объясняла Крису, почему не смогла прийти в субботу. Оказывается, в то же самое время проходил танцевальный концерт с участием Кейт. Крис, конечно, сказал ей, что все понимает, но ужасно разозлился. Кейт была при маме семь дней в неделю. Неужели нельзя было пожертвовать одним паршивым часом?
У двери цокольного этажа ждал надзиратель.
– Иди туда, – указал он Крису на самый дальний стол.
На миг Крис замер на месте. Посетитель явно не был его матерью и даже не отцом, что было бы немалым шоком.
Это был Майкл Голд.
На негнущихся ногах Крис приблизился к отцу Эмили. Тот факт, что надзиратели, следившие за тем, чтобы он не сбежал, могли также защитить его, подбадривал Криса.
– Крис, – кивнув на стул, произнес Майкл.
Крис знал, что у него есть право не принять посетителя. Не успев ничего сказать, он услышал вздох Майкла.
– Я не виню тебя. При виде меня на твоем месте я сразу удрал бы наверх.
Крис медленно опустился на стул:
– Меньшее из двух зол.
Лицо Майкла омрачилось.
– Значит, здесь так паршиво?
– Хреновое место, – с горечью произнес Крис. – А что вы ждали?
Майкл покраснел:
– Просто я хотел сказать, ну… если сравнивать с альтернативой. – На миг опустив глаза, он поднял голову. – Если бы все пошло так, как вы задумали, тебя бы здесь не было. Ты был бы мертв.
Пальцы Криса, барабанившие по столу, замерли. У него хватило ума распознать оливковую ветвь, и, если он не ошибается, Майкл Голд сейчас признался, что, вопреки всему вздору, который пыталось преподнести обвинение, он верит в рассказ Криса.
Пусть даже это не было правдой.
– Как вы сюда попали? – спросил Крис.
Майкл повел плечами:
– Я задавал себе этот вопрос. Думал об этом всю дорогу сюда. – Он открыто взглянул на Криса. – Не знаю, право. А что думаешь ты?
– Думаю, вы шпионите для главного прокурора, – ответил Крис – не потому, что так считал, а потому, что ему хотелось посмотреть на реакцию Майкла.
– Господи, нет! – возразил Майкл. – У них есть шпионы?
Крис повозил кроссовкой по полу.
– Я не исключил бы такую возможность. Смысл в том, чтобы изолировать меня, верно? Чтобы я не поубивал еще кучу девчонок, как Эмили?
– Я в это не верю, – покачал головой Майкл.
– Во что не верите? – повышая голос, спросил Крис. – Что генеральный прокурор не планирует выбросить ключ? Или что я не убивал ее?
– Не убивал. Ты ее не убивал, – повторил Майкл с глазами, полными слез.
У Криса сжалось горло, и он не мог говорить. Он зашевелился, и стул под ним заскрипел. Крис спрашивал себя, зачем он вообще сидит тут и с чего он взял, что у него с отцом Эмили есть предмет для разговора.
Майкл уставился на поверхность стола, проводя большим пальцем по неровному краю.
– Я приехал… причина, по которой я приехал, – начал он, – я хочу кое о чем тебя спросить. Дело в том, что мы не заметили этого. Мы с Мелани не знали, что Эмили чем-то подавлена. Но ты знал, должен был знать. И вот о чем я думаю… – Помолчав, он поднял глаза. – Как я это упустил? – прошептал он. – Что она говорила, когда я не слушал?
Крис тихо выругался и поднялся, собираясь уйти, но Майкл схватил его за руку. Крис резко повернулся к нему с горящими глазами.
– Что? – грубо спросил он. – Что вы хотите от меня услышать?
Майкл проглотил комок и охрипшим голосом сказал:
– Что ты любил ее. Что скучаешь по ней. – Чтобы вернуть самообладание, он сдавил пальцами уголки глаз. – Мелани не… Я не могу говорить с ней об Эмили. Но я думал… я думал. – Он отвел взгляд. – Не знаю, что я думал.
Положив локти на стол, Крис спрятал лицо в ладонях. Он ничего не мог обещать Майклу Голду. Но опять-таки, если человек хотел поговорить об Эмили, Крис был самым подходящим слушателем.
– Кто-нибудь узнает о вашем визите, – предупредил он. – Вам не следует быть здесь.
Майкл помолчал и наконец произнес:
– Да, не следует. Но не следует и тебе быть здесь.
Гас рассеянно толкала тележку по проходу супермаркета, в душе удивляясь тому, что ее семья, переставшая быть обыкновенной, по-прежнему нуждалась в атрибутах мирской жизни – шампунях, зубной пасте и туалетной бумаге, – совсем как любая другая. Занявшись шопингом от отчаяния, она бродила по супермаркету, погрузившись в свои мысли, забывая положить в тележку бумажные салфетки или долго рассматривая кошачий корм, хотя у них никогда не было кошки.
Наконец она оказалась в отделе спортивных товаров, медленно проходя мимо сверкающих велосипедов и роликовых коньков, и остановилась в отделе товаров для охоты и рыбалки. Привлеченная огромными плащами с камуфляжным принтом и ярко-оранжевыми жилетами, Гас стала рассматривать мелкие предметы, висящие на стенде: растворители, средства для чистки оружия, синька и тому подобное. Лисья моча, секрет самки оленя. Трудно было поверить, что такие вещи есть в продаже, но Гас никогда не упускала случая порадовать мужа, подкладывая их ему в рождественский чулок или в пасхальную корзинку.
Она уставилась на фотографию прицеливающегося охотника, осознавая, что не хочет, чтобы Джеймс когда-нибудь взял ружье.
Если бы он не купил тот антикварный кольт, наверное, всего этого не произошло бы?
Гас села на металлический выступ стенда. Тяжело дыша, она опустила голову к коленям. Из-за звона в ушах она не услышала подъезжающую тележку, пока та не наехала на носок ее туфли.
– О-о! – воскликнула она, резко подняв голову, и в тот же момент чей-то голос произнес:
– Ах, извините меня!
Голос Мелани.
Гас пристально всматривалась в напряженные черты ее лица, тусклую кожу, озлобленное выражение. Мелани поставила тележку поперек прохода.
– Знаешь, в конце концов, я могу и не извиняться, – тихо произнесла она и покатила тележку дальше.
Оставив свою тележку посреди прохода, Гас побежала за Мелани. Когда Гас дотронулась до ее руки, та резко обернулась, в ее глазах читался холодный неприкрытый гнев.
– Убирайся! – бросила она.
Гас вспомнила, как они впервые встретились с Мелани, как потом сидели, положив руки на животы, зная, что подруга тоже чувствует шевеление растущего ребенка, а на поздних сроках беременности – дрожь в кончиках пальцев, в затылке и сосках, когда женщина отдает часть себя кому-то другому.
Вот что ей хотелось сказать Мелани: «Больно не только тебе. Не только ты потеряла любимого человека». В сущности, если разобраться, Мелани горевала по одному человеку, а Гас горевала по двум. Она потеряла Эмили и потеряла также свою лучшую подругу.
– Прошу тебя, – с трудом произнесла Гас, – просто поговори со мной.
Мелани бросила свою тележку и пошла к выходу из магазина.
Неожиданно Джордан встал из-за стола в небольшой комнате для переговоров и с силой поднял оконную раму, открыв окно. Разумеется, снаружи была решетка, но в помещение ворвался прохладный ветерок. Крис с улыбкой подошел к окну:
– Пытаетесь помочь мне вырваться отсюда?
– Нет, – ответил Джордан. – Пытаюсь спасти нас от духоты. – Он вытер лоб рукавом. – Хотел бы взглянуть на счета за отопление здесь.
Крис сплел руки на животе:
– Привыкаешь к этому.
Джордан окинул его взглядом.
– Видимо, приходится привыкать, – сказал он, прижимая ладонями стопку бумаг.
Они уже три часа занимались документами, представленными суду офисом генерального прокурора штата. Так долго Крис еще не находился за пределами своей камеры. Он ждал следующего вопроса Джордана, рассеянно пробегая глазами по корешкам книг, содержащих свод законов Нью-Гэмпшира, для удобства приходящих адвокатов расставленных на металлической тележке.
Придя к нему утром, Джордан почти сразу сообщил Крису, что стратегия защиты будет основана на версии двойного самоубийства, не доведенного до конца, а также что тот не будет давать свидетельские показания в свою защиту. Это единственный путь, настаивал Джордан, выиграть дело.
– Как же так? – во второй раз спросил Крис. – По телику обвиняемый всегда дает показания.
– Боже правый! – пробормотал Джордан. – Мы опять о том же? Потому что на телевидении присяжные говорят то, что написано в сценарии. В реальной жизни все значительно менее определенно.