– Вы всегда были здесь с ними?
– По большей части. Я была под впечатлением от зрелости их отношений. При моей работе видишь много обнимашек и смешков в коридорах, но редко встречаешь такую сильную привязанность, как у этих двоих.
– Вы можете это объяснить?
Она постучала пальцем по губам.
– Полагаю, лучший пример – сам Крис. Он спортсмен, всегда в движении. И все же он ничего не имел против того, чтобы часами сидеть неподвижно только потому, что об этом просила Эмили. – Ким взяла картину, собираясь убрать на место, но потом вспомнила, зачем достала ее. – О-о, перфекционизм. Видите? – Она подошла к полотну, и Селена тоже, но увидела Селена лишь слои краски разных оттенков. – Должно быть, в течение нескольких месяцев Эмили переписывала руки шесть или семь раз. Говорила, что не может точно их изобразить. Я помню, как Крис, которому к тому моменту здорово надоело позирование, сказал ей, что ведь это не фотография. Но, понимаете, для Эмили было по-другому. Если она не могла нарисовать портрет так, как себе представляла, для нее это было неприемлемо. – Ким убрала картину на место. – Вот почему я оставила у себя это полотно. Эмили не захотела взять его домой. По сути дела, я видела, как она уничтожала некоторые работы, не удовлетворявшие ее, разрезая полотна или полностью закрашивая их. И я не могла допустить, чтобы подобное случилось с данным портретом, поэтому спрятала его, сказав ей, что его куда-то засунул один из сторожей.
Селена записала что-то в блокнот, а потом вновь взглянула на учительницу рисования.
– У Эмили была склонность к суициду. Скажите, последние несколько месяцев она не казалась вам чем-то подавленной, было ли заметно изменение в поведении?
– Она мне никогда ничего не говорила, – призналась Ким. – Она вообще мало разговаривала. Входила в класс и сразу принималась за дело. Но ее стиль изменился. Я считала это просто экспериментированием.
– Вы можете показать?
Последняя картина Эмили стояла рядом с мольбертом у больших окон художественного класса.
– Вы видели ее портрет Криса, – начала Ким.
На этом последнем полотне фон был красно-черным. И на этом фоне парил ухмыляющийся череп с белыми блестящими костями, сквозь пустые глазницы просвечивало ярко-голубое небо с редкими облаками. Из-за желтоватых зубов высовывался красный язык, совсем как взаправдашний.
Внизу Эмили написала свое имя. И озаглавила картину: «Автопортрет».
Приходящей уборщице Джордана, как и шести предыдущим, надоело вытирать пыль и пылесосить в комнатах среди кип бумаг, которые «ни в коем случае нельзя перекладывать», и она уволилась. Ну, по сути дела, она уволилась еще месяц назад, когда Джордан взялся за дело Криса, но совершенно забыл об этом. Вплоть до того вечера, когда он, просматривая свои записи, прилег на кровать и понял, что навязчивый запах исходит от его простыней.
Джордан со вздохом поднялся с кровати и осторожно сложил бумаги на комод, потом снял простыни с матраса, скомкал их и направился к стиральной машине. И, только проходя мимо Томаса, делающего домашнюю работу перед телевизором, где показывали «Колесо Фортуны», он сообразил, что, вероятно, следует забрать также постельное белье сына.
В общем, если бы Мария не уволилась, Джордан никогда не нашел бы «Пентхаус». Когда журнал оказался в куче простыней, Джордану оставалось только тупо пялиться на него.
Наконец он очнулся и взял журнал. Обложку украшала фотография женщины, чьи груди бросали вызов гравитации, а наружные половые органы были прикрыты биноклем, висящим на длинном ремне. Джордан со вздохом потер челюсть рукой. Когда дело касалось этой части воспитания, Джордан заходил в полный тупик. Как он мог требовать от сына, чтобы тот выбросил порножурнал, когда сам появлялся дома то с одной красоткой, то с другой?
«Если собираешься поговорить с ним, – сказал он себе, – то постарайся заставить Томаса слушать». Засунув журнал под мышку, Джордан вошел в гостиную.
– Привет, – сказал он, опускаясь на диван. Томас скорчился над кофейным столиком, перед ним лежал открытый учебник. – Чем занимаешься?
– Обществознанием, – ответил Томас.
Он смотрел, как сын аккуратно пишет в скоросшивателе печатными буквами, чтобы буквы не смазались. Левша – Томас унаследовал это от Деборы. Как и густые черные волосы, и разрез глаз. А вот обещание широких плеч и долгая линия спины – это точно от Джордана.
Очевидно, он также передал сыну здоровую похоть.
Вздохнув, Джордан достал журнал и швырнул его на скоросшиватель.
– Хочешь рассказать мне об этом? – спросил он.
Томас бросил взгляд на обложку.
– Не очень, – ответил он.
– Это твое?
– Учитывая, что здесь живем только мы с тобой и ты знаешь, что журнал не твой, то все совершенно очевидно.
Джордан рассмеялся.
– Ты слишком долго ошиваешься около адвокатов, – заметил он, потом, поймав взгляд Томаса, посерьезнел. – Как он оказался у тебя? – просто спросил он.
– Я хотел посмотреть, вот и все, – пожал плечами Томас. – Хотел узнать, на что это похоже.
Джордан взглянул на красотку с биноклем на обложке.
– Ну, должен сказать тебе, все на самом деле не так. – Он прикусил губу. – Фактически я могу рассказать тебе все, о чем ты захочешь узнать.
Томас покрылся нежным розовым румянцем.
– Ладно, – согласился он. – Почему у тебя нет подружки?
Джордан открыл рот:
– Кого?
– Ты понимаешь, папа. Постоянной подруги. Женщины, которая спит с тобой и потом возвращается.
– Это не мой случай, – напряженно произнес Джордан, недоумевая, почему в суде перед незнакомыми людьми намного проще держать ситуацию под контролем. – Мы говорим о том, почему у тебя оказался «Пентхаус».
– Может быть, это ты об этом говоришь. – Томас дернул плечами. – Я – нет. Ты сказал, я могу спросить тебя о чем угодно, а сам не хочешь отвечать.
– Я не имел в виду мою частную жизнь.
– Почему нет, черт возьми?! – воскликнул Томас. – Ты спрашиваешь про мою частную жизнь!
– То, чем я занимаюсь в свободное время, – мое личное дело, – заявил Джордан. – Если тебя достает, когда я привожу женщин домой, можешь высказать свое мнение, и мы это обсудим. В противном случае я хочу, чтобы ты уважал мою частную жизнь.
– Ну, то, чем я занимаюсь в свободное время, – тоже мое личное дело, – ответил Томас и засунул «Пентхаус» под стопку учебников.
– Томас, верни журнал! – произнес Джордан пугающе тихим голосом.
– Попробуй отнять.
Они встали в боевую стойку, воздух сгустился от напряжения. Их противостояние подчеркивалось аплодисментами аудитории в студии на телевидении. Вдруг Томас выхватил журнал из-под стопки книг и помчался в свою спальню.
– Вернись! – зарычал Джордан, бросаясь в сторону комнаты сына, но услышал лишь, как дверь захлопнулась и щелкнул замок.
Джордан стоял в коридоре, намереваясь из принципа взломать дверь спальни, но тут позвонили в дверь.
Селена. Она должна была приехать для обсуждения дела Харта. Что фактически сейчас было бы наилучшим вариантом для всех сторон.
Джордан подошел к входной двери и открыл ее, с удивлением увидев незнакомого мужчину в униформе.
– Телеграмма, – сказал тот.
Взяв конверт, Джордан вернулся в дом.
ВЫХОЖУ ЗАМУЖ 25 ДЕКАБРЯ ТЧК ХОЧУ ЧТОБЫ ТОМАС ПРИЕХАЛ ТЧК БИЛЕТ НА САМОЛЕТ ДО ПАРИЖА ПОСЛАЛИ В ТВОЙ ОФИС ТЧК СПАСИБО ДЖОРДАН ТЧК ДЕБОРА
Он глянул в сторону закрытой двери спальни сына и подумал, наверное уже в тысячный раз, что выбор момента – это все.
– Дай угадаю, – сказала Селена несколько минут спустя, войдя в дом и обнаружив Джордана, с несчастным видом распростертого на диване. – Эмили воскресла и указала пальцем на твоего клиента.
– Гм?.. – Джордан оперся на локоть и спустил ноги на пол, чтобы Селена могла сесть. – Нет, ничего подобного.
Протянув Селене телеграмму, он подождал, пока та не прочтет.
– Я не знала даже, жива ли твоя жена, а тем более что с кем-то встречается.
– Бывшая жена. Я знал, что она жива. Или, скорее, знал мой бухгалтер. Надо было посылать куда-то алименты. – Он со вздохом сел. – Штука в том, что мы с Томасом только что поругались.
– Вы ведь никогда не ругаетесь.
– Ну, значит, в первый раз, – нахмурился Джордан. – А теперь он еще собирается сбежать с другим родителем.
– В Париж, – оглядываясь по сторонам, добавила Селена. – Должна сказать, Джордан, не тебе тягаться с Рив-Гош.
– Благодарю, – проворчал он.
Селена похлопала его по колену.
– Все образуется, – пообещала она.
– Почему ты так уверена?
Она с удивлением взглянула на него:
– Потому что это твоя сильная сторона. – Она достала стопку маленьких блокнотов и положила их на кофейный столик рядом со школьными папками Томаса. – Ты намерен сегодня предаться размышлениям? Или поговорить о деле? Не то чтобы я возражала против того и другого, – поспешно добавила она.
– Нет-нет – дело, конечно. Отвлечься от Томаса. – Джордан ушел в столовую и вернулся с большой стопкой бумаг. – Что ты будешь делать на Рождество?
– Поеду к сестре, – подняв глаза, сказала Селена. – Извини. – Она подождала, пока Джордан вновь сядет рядом с ней. – Ладно, – добавила она, – я покажу тебе свою, если ты покажешь мне свою.
Джордан рассмеялся:
– Что ты узнала у Майкла Голда?
Селена полистала свой блокнот.
– Думаю, он поможет нам. Помимо своего желания. Он поневоле признается в том, как мало времени Эмили проводила с родителями и что он плохо знал собственную дочь…
Джордан мысленно вернулся к Томасу, прячущему «Пентхаус». Сколько времени этот журнал находился здесь в отсутствие Джордана, бывшего на службе и не имеющего времени найти его?
Селена продолжала рассуждать о Майкле Голде:
– …и, даже если он не захочет говорить присяжным, что Крис этого не делал, полагаю, ты сможешь заставить его подтвердить, что Крис любил Эмили.
– Мм, – промычал Джордан, глядя поверх бумаг. – И мы сможем упомянуть, что Майкл навещал Криса в тюрьме.