– Это типа вся ваша жизнь, – сказал Крис. – И две мои.
– И все же это около половины реального пожизненного срока. И есть еще условно-досрочное освобождение, – объяснил Джордан.
Крис встал и подошел к окну.
– Что я должен делать? – тихо спросил он.
– Не могу тебе сказать, – ответил Джордан. – Я говорил, есть три вещи, которые тебе необходимо для себя решить. Одна из них – идти ли тебе на суд.
Крис медленно повернулся:
– Если бы вам было восемнадцать – на моем месте, – что бы вы сделали?
Лицо Джордана расплылось в улыбке.
– У меня такой же крутой адвокат?
– Конечно, – рассмеялся Крис. – Милости просим.
Джордан тоже встал и засунул руки в карманы.
– Не стану говорить тебе, что мы обязательно выиграем, потому что это не так. Но я и не скажу, что мы на сто процентов проиграем. Скажу только, что, согласившись на сделку о признании вины, можешь все тридцать лет размышлять о том, могли бы мы одолеть их.
Крис кивнул, но ничего не сказал, глядя в окно на заснеженный вид.
– Сейчас необязательно решать. Подумай.
Крис приложил ладонь к холодному стеклу:
– Когда начнется суд?
– Седьмого мая, – ответил Джордан. – Выбор присяжных.
У Криса затряслись плечи, и Джордан подошел к нему, тревожась, что у парня сдали нервы при мысли еще о трех месяцах заключения. Но, дотронувшись до плеча Криса, Джордан понял, что тот смеется.
– Вы суеверны? – вытирая глаза, спросил Крис.
– А что?
– Седьмое мая – день рождения Эмили.
– Шутишь! – разинув рот от удивления, воскликнул Джордан.
Он попытался представить себе, что сделает Барри Дилейни, собрав воедино всю информацию. Возможно, выставит присяжным чертовый торт-мороженое, чтобы они наслаждались во время ее вступительной речи. Он стал лихорадочно думать о возможном ходатайстве или о свидетеле, которого он мог бы задержать, чтобы попросить об отсрочке. Он пытался оценить, насколько сострадательным может быть Пакетт.
– Сделайте это, – произнес Крис так тихо, что Джордан сначала его не услышал.
– Что?
– Сделка о признании вины. – Губы Криса скривились. – Скажите им: пусть идут к черту!
Не было правила, предписывающего держать в тайне еженедельные встречи Гас и Майкла за ланчем, скрывать их, как улыбку на похоронах, но они все равно делали это, украдкой проскальзывая в закусочную, словно пересекали вражескую границу. В каком-то смысле это и было чем-то подобным – битвой, – и они вполне могли быть шпионами, находящими утешение у человека, имеющего все основания предать тебя, едва ты отвернешься. Но в другом, изначальном смысле они могли оказаться друг для друга спасательным тросом.
– Привет, – запыхавшись и садясь за столик, сказала Гас и улыбнулась Майклу, листающему меню. – Как он сегодня?
– В порядке, – ответил Майкл. – Полагаю, с нетерпением ждет встречи с тобой.
– Он все еще болен? – спросила Гас. – На прошлой неделе у него был тот ужасный кашель.
– Сейчас намного лучше, – заверил ее Майкл. – Он купил в тюремном магазине сироп от кашля.
Гас расстелила на коленях салфетку, чувствуя, как при взгляде на него у нее по груди и плечам пробегает дрожь, словно у влюбленной школьницы. Она знала Майкла двадцать лет, но только сейчас начинала видеть его по-настоящему, как будто нынешняя ситуация изменила не только восприятие ее мира, но и людей, его населяющих. Почему она прежде не замечала, что голос Майкла способен так быстро успокаивать? Что его руки кажутся сильными, а глаза добрыми? Что он слушает ее так, словно она единственный в комнате человек?
С чувством вины Гас осознавала, что те разговоры, которые она ведет с этим мужчиной, должны были бы вестись с ее мужем. Джеймс по-прежнему отказывался говорить о сыне, как если бы имя Криса и выдвигаемые против него обвинения были большой черной летучей мышью, которую однажды выпустили, и она с криками расправила крылья и не желает возвращаться туда, откуда прилетела. Гас с нетерпением ожидала этих еженедельных ланчей, привязанных к часам посещения в тюрьме Графтона, потому что ей нужен был собеседник.
Иногда ей казалось странным, что это Майкл. Поскольку его жена была лучшей подругой Гас – ну, почти вечность, – они много знали друг о друге, правда опосредованно. Были вещи, которые Мелани рассказывала Гас про Майкла, и вещи, рассказанные Мелани Майклу про Гас. Эта осведомленность, которой в другом случае не было бы, добавляла в их отношения смущающую интимность.
– Сегодня ты очень хорошо выглядишь, – сказал Майкл.
– Я? – рассмеялась Гас. – Ну, спасибо. Ты тоже.
Она не лукавила. Фланелевые рубашки и выцветшие джинсы Майкла, выбираемые из-за его грязной работы, ассоциировались у Гас с мягкими, ласковыми словами вроде таких, как «удобство», «гнездо» и «уют».
– Ты специально одеваешься для этих посещений, да?
– Пожалуй, – ответила Гас и с улыбкой посмотрела на свое платье с принтом. – Интересно, кого я пытаюсь поразить?
– Криса, – ответил за нее Майкл. – Ты хочешь, чтобы он помнил тебя такой между визитами.
– Почему ты так решил?
– Потому что я делаю то же самое, когда иду на могилу Эмили. Пиджак с галстуком. Можешь вообразить меня в этом? Просто на всякий случай, если она смотрит.
Пораженная Гас подняла лицо:
– О-о, Майкл, иногда я забываю, насколько это хуже для тебя.
– Не знаю, – отозвался Майкл. – Для меня, по крайней мере, это закончилось. Для тебя только начинается.
Гас провела пальцем по краю блюдца:
– Как это выходит, что я помню, как они ловили лягушек и играли в салки, словно это было вчера?
– Потому что это было, – тихо ответил Майкл. – И было не так уж давно. – Он оглядел маленькую закусочную. – Не знаю, как мы сюда попали, – сказал он. – А те дни помнятся так ясно. Я чувствую запах свежескошенной травы и вижу ноги Эмили, испачканные в сосновой смоле. А потом – бац! – я хожу на могилу к дочери, а Крис в тюрьме.
Гас закрыла глаза:
– Тогда было так легко. Мне даже в голову не приходило, что может случиться нечто подобное.
– Это потому, что с людьми вроде нас такого не должно случаться.
– Но случилось. Почему?
– Не знаю, – покачал он головой. – Я постоянно спрашиваю себя об этом, вспоминаю. Это как торчащий из земли корень, который в первый раз не заметил, а потом споткнулся об него. – Он пристально посмотрел на Гас. – Дети вроде Эмили и Криса просто так не решают покончить с собой, верно?
Гас скомкала салфетку. Несмотря на вновь обретенную близость с Майклом, она не призналась в том, что у Криса никогда не было склонности к суициду. Отчасти потому, что не хотела разрушить защиту сына. И отчасти потому, что это только растравило бы заживающую рану в сердце Майкла.
– Ты помнишь, – попыталась она сменить тему разговора, – как визжала Эмили, когда они играли в салки? Крис гонялся за ней, а она так громко визжала, что ты в панике выбегал из своего дома, а я – из своего?
Губы Майкла растянулись в улыбке.
– Ага, – ответил он. – Она притворялась, что он убивает ее. – (При этих словах взгляд Гас метнулся к его лицу.) – Прости, – побледнев, произнес он. – Я… я не то хотел сказать.
– Знаю.
– Правда.
– Все нормально, – успокоила Майкла Гас. – Я понимаю.
Явно смущенный, Майкл прочистил горло.
– Тогда ладно. Что закажем?
– Как обычно, – оживившись, сказала Гас. – Никак не могу привыкнуть, что в округе Графтон штата Нью-Гэмпшир нашла характерные для Нью-Йорка сэндвичи с пастрами.
– Нет худа без добра, – заметил Майкл, подзывая официантку.
Заказав еду, они увлеклись разговором, по негласному договору обходя опасные темы: Мелани, Джеймс и то, чем они когда-то были друг для друга.
Интересно, что предстоящий суд был для них разрешенной темой, а Крис – их связующим звеном, и они обсуждали тот факт, что Джордан хочет выставить Майкла свидетелем защиты, а также сомнения Майкла на этот счет.
– Не знаю, почему я спрашиваю твоего совета, – сказал Майкл. – Не такая уж ты беспристрастная.
– Я беззастенчиво предвзятая, – призналась Гас. – Но ты вообрази, что подумают присяжные, пусть ты даже почти ничего не скажешь, увидев тебя в качестве свидетеля на стороне Криса.
Майкл положил себе маринованной солонины.
– Именно это я себе и воображаю, – тихо произнес он. – Я вот думаю: что я за отец? – Он забарабанил пальцами по столу. – Хотя я очень люблю Криса, но могу ли я поступить так с Эмили?
– Эмили не захотела бы, чтобы Криса признали виновным в убийстве, которого он не совершал, – твердо произнесла Гас.
– А-а… Вот почему ты ходишь со мной на ланч, – ухмыльнулся Майкл. – Ты – тайное оружие в арсенале Макафи.
У Гас сошла вся краска с лица. Тайное оружие в арсенале Джордана означало то, что тот будет лгать – пытаться внушить присяжным, что Крис тоже хотел покончить с собой. Точно так же как она сейчас позволяет Майклу поверить в это. Гас положила салфетку на тарелку, где еще оставалась еда, и потянулась в дальний угол кабинки за пальто.
– Мне пора идти, – пробубнила она, хватаясь за сумку, чтобы оставить свою долю счета. – Чертов замок! – Ее пальцы соскальзывали с замка.
– Эй, Гас!
Майкл потянулся через стол и накрыл своей ладонью ее руку, пальцы которой лихорадочно теребили застежку сумки.
Гас замерла. Как приятно, когда к тебе прикасаются, подумала она.
На скулах Майкла вспыхнули два ярких пятна румянца.
– Я не имел в виду, что ты работаешь на адвоката, – сказал он.
– Знаю, – выдавила она из себя.
– Тогда почему ты сорвалась с места?
Гас уставилась на свою тарелку:
– Я не говорю Джеймсу, что встречаюсь с тобой во время ланча. А ты говоришь Мелани?
– Нет, – признался Майкл. – Не говорю.
– Отчего это, по-твоему?
– Не знаю, – ответил Майкл.
Гас осторожно вынула руку из руки Майкла:
– И я не знаю.
Джеймс сидел за своим письменным столом, рассматривая розовый квиток телефонного сообщения, который дала ему секретарша. Ресторан «Палм д’ор» находился в какой-то глуши, в сорока милях от их городка, хотя в путеводителях ему был присвоен пятизвездочный статус. Разумеется, этот статус практически гарантировался меню с фиксированной ценой: плати семьдесят пять долларов с человека – и получай то, что предложат в данный день. Вздохнув, Джеймс взглянул на телефонный номер ресторана и потянулся за трубкой. Кейт исполнялось пятнадцать лет, и она сама выбрала это место, и он не хотел подвести ее.