Клятва. История любви — страница 57 из 84

– Ты льстишь моему эго, – рассмеялся Джордан.

– Будто ты сам отлично не справляешься с работой, – сухо сказала Селена. – Ты платишь мне за расследование, а не за подлизывание.

– Мм, – согласился Джордан. – Так что ты делала в последнее время, чтобы заработать себе на пропитание?

Селена, закончив опрашивать людей, имеющих непосредственное отношение к защите, теперь искала подходы к людям из списка свидетелей обвинения, для того чтобы Джордан знал, чему противостоять.

– На самом деле я не ожидаю никаких сюрпризов от судмедэксперта или детектива, – ответила она. – И девчонка, которую они выставляют свидетелем, – подруга Эмили – наверняка придет в ужас и ни черта не поможет Дилейни. Единственный козырь – Мелани Голд, но к ней мне пока никак не подступиться.

– Что ж, может быть, нам повезет, – сказал Джордан. – Возможно, в ближайшие несколько месяцев у нее произойдет нервный срыв, и Пакетт признает ее недееспособной, чтобы выступить свидетелем.

Селена закатила глаза.

– Мне затаить дыхание? – спросила она.

– Не стоит, – ответил Джордан. – Но произошли еще более странные вещи.

Кивнув, Селена положила ноги на кофейный столик рядом с ногами Джордана.

– В детстве мне всегда нравилось, когда в фильмах крутые копы клали ноги на стол.

– Неудивительно, что ты пошла в полицию.

Она поддела ступней его кроссовку.

– А ты почему? – спросила она.

– Пошел в отдел полицейских расследований? – улыбнулся Джордан.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Я поступил в юридический колледж по той же причине, что и многие другие. Я понятия не имел, чем в жизни заниматься, а родители оплатили обучение.

Селена рассмеялась:

– Нет, я могу предположить, почему ты стал адвокатом: тебе платили за то, что люди слушают, как ты споришь. Я хочу знать, почему ты перешел на другую сторону.

– Из офиса генерального прокурора, хочешь сказать? – Джордан пожал плечами. – Оплата была никудышная.

Селена обвела взглядом обшарпанный дом. Джордан любил земные радости, но никогда не стал бы делать что-то напоказ.

– Скажи правду, – нажимала она.

Он окинул ее быстрым взглядом.

– Ты знаешь, как я отношусь к правде, – негромко произнес он.

– Тогда свой вариант.

– Что ж, – ответил Джордан, – обвинитель несет на себе бремя доказательств. Адвокату защиты надлежит лишь заронить крошечное сомнение. И разве присяжные могут не иметь сомнений? То есть они ведь не были на месте преступления, верно?

– Ты хочешь сказать, что перешел на другую сторону, потому что искал легкий путь? Не верю.

– Я перешел на другую сторону, потому что тоже не купился. На идею о том, что есть одна правильная история. Ты должен поверить в это, чтобы преследовать человека в судебном порядке, или о чем вообще твое дело, черт возьми?!

Селена задвигалась, повернувшись на бок, и ее лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Джордана.

– Ты думаешь, Крис Харт это сделал? – Она положила руку ему на плечо. – Я знаю, ты считаешь, что это не имеет значения, – добавила она. – Ты все равно будешь защищать его, и хорошо. Но я просто хочу знать.

Некоторое время Джордан изучал свои руки.

– Думаю, он любил эту девушку и испугался до полусмерти, когда их обнаружила полиция. Помимо этого? – Он покачал головой. – По-моему, Крис Харт – очень хороший лжец, – медленно произнес он, потом взглянул на Селену. – Но не такой хороший, каким его считает обвинение.


Был четверг, спокойный день на кладбище, поэтому голос раввина поднимался к ветвям деревьев, с которых за происходящим наблюдали черными глазами-бусинами зяблики, смыкая клювы вокруг слов, словно молитвы были такими же питательными, как семена чертополоха. Майкл стоял рядом с Мелани, чувствуя через подошвы легких ботинок холод промерзшей земли. Каким образом, думал он, поставили эту плиту? И в пятидесятый раз за утро его взгляд обратился к совершенно новому надгробию из розового гранита на могиле Эмили, в церемонии открытия которого они участвовали.

Надпись на надгробии была лаконичной: имя и фамилия Эмили, даты рождения и смерти. И чуть ниже большими буквами было выбито одно слово: «ЛЮБИМОЙ». Майкл не помнил, что заказывал резчику эту надпись, но считал это возможным: это было так давно, и у него в голове все мысли перепутались. К тому же он не удивился бы, узнав, что эту часть добавила Мелани.

Он вслушивался в гортанный поток иврита, льющийся из уст раввина, в тихие слезы Мелани. Но взгляд его продолжал блуждать вокруг, пока он не увидел то, что ожидал увидеть.

Из-за гребня холма появилась Гас, склонив голову под ветром. На ней были объемистая черная парка и темная юбка. Встретившись взглядом с Майклом, она заняла место у него за спиной, с другой стороны от Мелани.

Майкл сделал шаг назад, потом еще один и оказался рядом с Гас. Спрятавшись за раздувающиеся складки ее пальто, он прикоснулся к ее руке в перчатке.

– Ты пришла, – прошептал он.

– Ты ведь попросил, – пробормотала она в ответ.

Вскоре все закончилось. Наклонившись, Майкл поднял маленький камешек, который затем положил у основания нового надгробия. Мелани сделала то же самое, после чего быстро прошла мимо Гас, словно не замечая ее. Гас опустилась на колени, отыскала гладкую белую гальку и положила свое подношение рядом с двумя другими.

Она вновь почувствовала на своем плече руку Майкла.

– Я провожу тебя до машины, – сказал он и повернулся к Мелани, чтобы дать знать, куда он идет, но та исчезла.

Гас подождала, пока Майкл разговаривал с раввином и вручал ему конверт. Потом она пошла рядом с ним, шагая в ногу. До машины ни один из них не проронил ни слова.

– Спасибо тебе, – поблагодарил Майкл.

– Нет, это тебе спасибо, – отозвалась Гас. – Я сама хотела прийти.

Она подняла глаза на Майкла, чтобы попрощаться, но что-то в его лице – морщинки в уголках губ или, может быть, его слабая улыбка – заставило ее раскрыть объятия ему навстречу. Когда Майкл отодвинулся, у нее были влажные глаза, как и у него.

– В субботу? – спросил он.

– В субботу, – ответила она.

На миг он как будто о чем-то задумался, а потом, вероятно, принял решение. Не прижимая ее к себе, он наклонился, нежно поцеловал ее в губы и пошел прочь.


Гас поставила машину в четверти мили от кладбища. Вполне возможно, что от напряжения во время церемонии открытия Майкл не подумал о том, что делает. С другой стороны, Гас могла бы побиться об заклад, что Майкл вполне осознавал, что делает.

Она знала, что ей не хватает эмоций. Господи, она уже несколько месяцев не спала с Джеймсом и почти столько же времени толком с ним не разговаривала. И одновременно с тем, как она теряла мужа, от нее отвернулась лучшая подруга. Ее прельстила возможность разговаривать о Крисе с взрослым человеком, который этого хочет – хочет!

Однако она с некоторым трепетом спрашивала себя, хочет она видеть Майкла, чтобы беседовать с ним о Крисе, или же использует Криса как предлог для встречи с Майклом.

Они и в самом деле говорили о Крисе, и об Эмили, и о суде. Хорошо было облегчить душу. Но это не объясняло того, что на загривке Гас волоски вставали дыбом, когда он с улыбкой смотрел на нее, или того факта, что, закрывая глаза, она представляла его лицо во всем многообразии выражений с той же ясностью, как некогда лицо Джеймса.

Она знала Майкла много лет, знала его почти так же хорошо, как собственного мужа. В этом влечении виновато близкое расположение их домов и тесное общение. Это абсолютно ничего не значит, говорила она себе.

И все же она ехала домой, держась за руль одной рукой, чуть дотрагиваясь до губ кончиками пальцев и шепча: «Любимый».


Хотя с того момента, как Джеймс без колебаний решил не выступать свидетелем со стороны Криса, ни один из них не говорил об этом, Гас спала в отдельной комнате. Фактически в комнате Криса. Она находила утешение, чувствуя под собой матрас, сохранивший изгибы его тела, вдыхая запах спортивного снаряжения, висящего в стенном шкафу, просыпаясь от звонка будильника, настроенного на его любимую радиостанцию. Все это поддерживало иллюзию того, что сын по-прежнему так же близок к Гас, как любая из этих вещей.

У Джеймса была ночная смена в больнице. Гас слышала, как он вошел: громкий щелчок входной двери, его шаги на лестнице. Раздался скрип двери, когда он заглянул к Кейт, заснувшей несколько часов назад, а потом шум бегущей по трубам воды, когда он включил душ в хозяйской ванной. Он не пришел поговорить с Гас. Он вообще не подошел к комнате Криса.

Гас выскользнула из постели, бесшумно встала на ковер и надела халат.

Странно было смотреть на кровать в их спальне. Чистые и гладкие простыни, но стеганое одеяло не подоткнуто – явный признак того, что она здесь не спит. Джеймс любил, чтобы простыни лежали свободно, а на стороне Гас их края всегда подтыкали под матрас, и каждую ночь демаркационная линия слегка смещалась.

Воду в душе выключили. Гас представила себе, как Джеймс выходит из душа и обертывает бедра полотенцем. После мытья волосы у него на концах стоят дыбом. Она толкнула дверь ванной.

Джеймс тотчас повернулся к ней.

– Что случилось? – спросил он в полной уверенности, что для появления здесь у нее нет других причин, помимо чрезвычайной ситуации.

– Всё, – ответила Гас, развязывая пояс махрового халата и сбрасывая его на пол.

Она робко шагнула к нему и положила ладони ему на грудь. Руки Джеймса с удивительной силой сомкнулись вокруг нее. Потом он заскользил по ее телу сверху вниз, целуя в грудь и прижавшись щекой к ее животу.

Она потянула его вверх и повела в спальню. Джеймс упал на нее с сильно колотящимся сердцем. Гас шарила руками по сочленениям мышц на его предплечьях, легкому пушку ягодиц, гладкой коже внизу спины – всем местам, к которым ей необходимо было прикоснуться, чтобы восстановить в памяти. Когда он проник в нее, она, как ива, изогнулась под ним. Чувствуя его толчки, Гас впилась зубами в кожу его плеча, боясь того, что может сказать. И потом, быстро начавшись, все быстро кончилось. Тяжело дышащий Джеймс, руки, хватающиеся за постельное белье и друг за друга, и по-прежнему никаких слов.