Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и она вдохнула чудесную смесь мыла «Сейфгард», хлорки и стирального порошка. С его волос продолжала капать вода после душа, и Эмили высунула язык и поймала капельку. Эмили закрыла глаза, стараясь удержать эту картинку в памяти.
Они пошли рядом к студенческой парковке.
– Я думал, – начал Крис, – о том, что ты сказала в субботу вечером.
Эмили кивнула, но продолжала смотреть себе под ноги.
– И я хочу, чтоб ты знала: этого я хочу меньше всего на свете. Я сделаю все возможное, чтобы ты передумала. – Глубоко вдохнув, он сжал ее руку и добавил: – Но, если… до этого дойдет, я хочу быть рядом с тобой.
Когда он произнес эти слова, Эмили осознала, что, очевидно, у нее еще оставалась бы надежда, если бы она подсознательно не стремилась к этому.
– Мне бы этого хотелось, – сказала она.
Крис запустил искусную кампанию, чтобы показать Эмили, чего она лишится. Он водил ее по ресторанам, где обед стоил сто долларов, возил полюбоваться заходом солнца с пирсов на Атлантике. Он раскопал старые записочки, которые они передавали друг другу из дома по системе блоков, сделанных из консервных банок. Эта система сработала всего три раза, а потом бечевки, протянутые между их домами, окончательно запутались в соснах. Он заставил ее просмотреть кипу своих заявлений о поступлении в колледжи, как будто ее мнение могло повлиять на его решение. И он занимался с ней любовью, вкладывая в это всю нежность и весь пыл и пытаясь передать ей частички своей души, чтобы она могла залатать ими собственную больную душу.
И Эмили терпела все это. Именно так мог Крис описать происходящее. Она терпела все, что он ей предлагал, но как-то отстраненно, словно смотрела на все с небес и давно все для себя решила.
К его удивлению, Эмили не уступила ни на йоту. Со всей стойкостью и стратегической изощренностью генерала, командующего сухопутным вторжением, Крис пытался выведать, в чем состоит ее проблема. Ее молчание заставляло его воображать самое худшее – она наркоманка или лесбиянка, она сжульничала на тестах по проверке академических способностей, – но все это ничуть не умаляло его любви к ней.
Любыми способами он пытался выведать у нее секрет – использовал игру «Двадцать вопросов», запугивание. Но Эмили лишь сжимала губы и отворачивалась, а Крис переживал, что потеряет ее скорее, чем думал. Он понимал, что давить можно лишь до определенного момента, ведь если она заподозрит, что на самом деле он не поможет ей убить себя, то эта шарада – и его героическая попытка спасти ее – будут обречены на провал.
– Я не могу об этом говорить, – признавалась она.
– Не хочешь, – поправлял Крис.
Раздосадованная, Эмили говорила, что, поднимая эту тему, он лишь заставляет ее страдать еще больше. Если он действительно любит ее, пусть перестанет спрашивать.
И Крис, не менее удрученный этой безысходностью, качал головой.
– Не могу, – говорил он ей.
– Не хочешь, – передразнивала Эм, стыдя его и заставляя вновь уйти от этой темы.
Они лежали на животе в гостиной дома Голдов, разложив перед собой открытые тетради по математике, на страницах которых, словно буквы какого-то неведомого языка, змеились производные и дифференциальные уравнения.
– Нет. – Эмили указала на место, где Крис сделал ошибку. – Это 2xy – x, – поправила она, потом, перекатившись на спину, уставилась в потолок. – Почему мне так важно получить «отлично», – вслух размышляла она, – если меня даже не будет здесь для получения аттестата?
Она произнесла это таким обыденным тоном, что Крису стало не по себе.
– Может, потому, что на самом деле ты не хочешь себя убивать, – заметил он.
– Спасибо, доктор Фрейд, – фыркнула Эмили.
– Я серьезно, – опершись на локоть, сказал Крис. – Что, если подождать полгода и посмотреть, как ты будешь себя чувствовать?
Лицо Эмили оцепенело.
– Нет.
– Вот так? Просто «нет»?
– Нет, – кивнула она.
– Ну что ж, это здорово! – Крис шмякнул тетрадью. – Это просто замечательно, Эм!
Эмили прищурила глаза:
– Я думала, ты хочешь мне помочь.
– Конечно, – разозлился Крис. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Столкнуть тебя со стула, на котором ты стоишь с веревкой на шее? Нажать на спусковой крючок?
Лицо Эмили залилось краской.
– Думаешь, мне легко об этом говорить? – натянуто спросила она. – Потому что это не так.
– Тебе это легче, чем мне, – взорвался Крис. – До тебя даже не доходит, что я чувствую. Я смотрю на тебя и вижу удивительное прекрасное создание. Все эти книги и песни написаны о людях, ищущих любовь всей жизни и не находящих ее. А у нас она есть, но для тебя она ничего не стоит.
– Для меня тоже стоит, – откликнулась Эмили, накрыв ладонью руку Криса. – Это единственная стоящая вещь. И я пытаюсь только сохранить ее такой навсегда.
– Адский способ добиться этого, – с горечью произнес Крис.
– Правда? – удивилась Эмили. – Предпочел бы ты всю оставшуюся жизнь думать о нас, вспоминая об этом как о чем-то идеальном, или лучше дать всему разладиться, и тогда в памяти останется именно это.
– Кто сказал, что у нас все разладится?
– Это возможно, – сказала Эмили. – Такое случается.
– Не видишь, что ли? – Крис пытался сдержать слезы. – Не понимаешь, что ты со мной делаешь?
– Я не с тобой это делаю, – тихо ответила Эмили. – Я делаю это с собой.
Крис в упор взглянул на нее:
– А какая разница?
К удивлению Криса, чем чаще Эмили упоминала тему самоубийства, тем менее шокирующей она становилась. Крис перестал спорить с ней об этом, потому что иначе ее решимость только укреплялась, и попробовал применить новую тактику: тщательно изучал варианты, чтобы Эмили поняла, насколько нелепа сама идея.
Однажды вечером он повернулся к ней в середине просмотра телефильма и спросил, как она собирается это сделать.
– Что?
Эмили впервые услышала, как Крис заговорил на эту тему, обычно начинала она сама.
– Ты слышала. Надо полагать, ты думала об этом.
Пожав плечами, Эмили бросила быстрый взгляд через плечо – не спустились ли сверху родители.
– Думала, – ответила она. – Не таблетки.
– Почему нет?
– Потому что легко все испортить. Попадешь в психиатрическое отделение, где тебе промоют желудок.
В сущности, ему понравилась эта идея.
– Какие альтернативы?
– Отравление угарным газом, – сказала она и улыбнулась. – Но вероятно, мне придется воспользоваться твоим джипом. А вскрытие вен… думаю, требует особой подготовки.
– По-моему, самоубийство в целом требует особой подготовки, – заметил Крис.
– Может быть больно, – кротко произнесла Эмили. – Просто я хочу, чтобы это сразу кончилось.
Крис взглянул на нее. Прежде чем ты передумаешь или я сам заставлю тебя передумать.
– Я думала об оружии, – сказала Эм.
– Ты ненавидишь оружие.
– Но какое это имеет значение?
– Где ты собираешься взять оружие? – спросил Крис.
Эмили подняла на него взгляд:
– Может быть, у тебя.
У него взлетели брови.
– О нет. Совершенно исключено.
– Пожалуйста, Крис, – попросила она. – Можешь просто дать мне ключ от шкафа и сказать, где найти пули.
– Ты же не собираешься застрелиться из охотничьей винтовки, – пробормотал Крис.
– Я думала о маленькой пушке. Кольт.
Она почувствовала, как он отгораживается от нее, и у нее сжалась грудь. Крис уже видел этот взгляд раньше – широко раскрытые, покорные глаза, как у загнанной в угол лани за минуту до выстрела. И он осознал, какой стала Эмили: она кажется довольной только в те минуты, когда говорит о том, как умрет.
По ее лицу текли слезы, и у него сжималось горло, и выступали на глазах слезы – точно так же как ее оргазм иногда запускал его.
– Ты говорил, что все для меня сделаешь, – умоляла Эмили.
Крис посмотрел на их руки, сплетенные над учебниками, и впервые допустил, что по какой-то причине потерпит неудачу и это действительно может произойти.
– Сделаю, – произнес он, чувствуя, как под бременем правды у него разрывается сердце.
Они сидели в темном зале кинотеатра, держась за руки. Фильм, который они смотрели, – названия Крис не помнил – давно закончился. Титры прошли, зрители покинули зал. Около них два билетера выметали из проходов пустые контейнеры из-под попкорна, двигаясь бесшумно и стараясь не обращать внимания на парочку, устроившуюся на задних рядах.
По временам Крис не сомневался, что проявит себя героем, и когда-нибудь они с Эмили будут смеяться над этим. А в другое время он думал, что выполнит то, что обещал Эмили, – станет свидетелем ее ухода.
– Не знаю, что я буду без тебя делать, – прошептал Крис.
Эмили повернулась к нему, и в полумраке блеснули ее глаза.
– Можешь сделать это вместе со мной, – ощущая горечь от этих слов и проглотив комок, сказала она.
Крис не ответил, выжидая, что ей станет тошно от этой мысли. Почему ты так уверена, что после мы по-прежнему будем вместе? Откуда ты знаешь, что это работает?
– Потому что я не представляю себе это по-другому, – словно прочтя его мысли, сказала Эмили.
Однажды вечером он спустился в подвал и взял ключ от отцовской мастерской. Оружейный шкаф, как всегда, был заперт, чтобы не добрались дети. Не тинейджеры вроде Криса, который и так в курсе всего.
Крис отпер шкаф и достал кольт, так как хорошо знал Эмили и не сомневался, что она сразу попросит его показать револьвер. Если он не принесет оружия, она заподозрит неладное и перестанет ему доверять, не дав шанса удержать ее от выполнения своего плана.
Он сидел с тяжелым револьвером в руке, вспоминая резкий запах смазки и то, как ловкие руки отца терли тканью рукоять и ствол. Как лампу Аладдина, подумал однажды Крис, ожидая чуда.
Он вспомнил рассказы отца об этом револьвере, об Элиоте Нессе и Аль Капоне, о подпольных барах, тайных облавах и джине с тоником. Отец говорил Крису, что этот револьвер помогал внедрять в сознание людей правосудие. Потом Крис вспомнил свою первую охоту на оленя, не ставшую чистым убийством. Крис с отцом загнали животное в лес, и оно улеглось на бок, тяжело дыша. «Что мне делать?» – спросил тогда Крис, а отец поднял ружье и выстрелил. «Избавил его от мучений», – сказал он.